Историк и писатель Радик Темиргалиев в своей рубрике на Esquire.kz представляет альтернативный взгляд на историю Казахстана, далекий от стереотипных массовых представлений.
История Казахстана доиндустриальной эпохи на страницах многих книг похожа больше на героический эпос, нежели на обычную жизнь человеческого общества. В центре внимания ханы, полководцы, батыры, ведущие борьбу с внешним или внутренним врагом. Обрамляют образы великих правителей фигуры ученых, философов, поэтов, создающих шедевры где-то неподалеку от престола. И лишь где-то на заднем фоне стоит безликая, безымянная и бессловесная массовка купцов, ремесленников, скотоводов, земледельцев. Посвященные им параграфы и главы обычно самые скучные. Жилища, пастбища, поля, арыки, скот, зерно, посуда, одежда, еда и прочий быт серой обывательской жизни.
В реальности средневековые государства существенно отличаясь по форме, совсем не отличались по сути от современных держав. Главной насущной потребностью были деньги, необходимые для строительства и содержания резиденций, ведения войн, а также претворения в жизнь необходимых для общества проектов в виде строительства караван-сараев, арыков, храмов, школ, мостов. Потому умные каганы и ханы уделяли основное внимание вопросу государственных доходов, а на военных советах обсуждались самые крайние средства экономической политики.
Основная масса подданных степных держав в лице чересчур свободолюбивых и воинственных кочевников жила в своем мире, и рассчитывать на них в деле пополнения казны было практически невозможно. Частная собственность на землю у кочевников отсутствовала, пастбища принадлежали общинам, то есть всем и одновременно никому. Границы владений устанавливались приблизительно, поскольку площадь в несколько гектаров для кочевого рода не играла такой серьезной роли как для земледельцев. Кроме того в ежегодном кочевом цикле все так или иначе пересекали чужие земли и пасли на них свой скот, что также воспринималось спокойно. Вследствие неспокойной степной жизни, пастбища часто переходили от одних родоплеменных коллективов к другим. Разобраться в этой системе землевладения извне было очень трудно. Бескрайние просторы степи также не позволяли в то время надеяться, что земли кочевников можно будет реально учесть, включить в официальный оборот и сделать их объектом налогообложения.
Скот был богатством ненадежным, как говорили казахи, принадлежащим ветру и врагу. В среднем один раз в 10-15 лет обязательно случался массовый падеж скота вследствие эпидемии, джута или засухи, либо общине не удавалось отбить чужой набег и первые становились последними. Поэтому зажиточный степняк всегда старался задобрить помощью, подарками и угощениями побольше народа, чтобы в случае очередного обнуления позиций иметь возможность собрать с родичей и друзей новый «стартовый капитал» позволяющий встать на ноги. Помимо этой системы взаимной поддержки, по обычному праву роды и племена несли коллективную ответственность, что также сильно размывало границы частной собственности на скот.
В таких условиях не происходило накопления материальных ценностей от поколения к поколению, что исключало концентрацию возможностей в руках отдельных личностей и семей. Влияние вождей основывалась исключительно на личном авторитете и общественном мнении.
Все внутренние вопросы племя решало самостоятельно. Верховная власть в лице хана или регионального наместника была нужна племенам только для взаимодействия с другими племенами или оседлым населением. Конечно, время от времени, некоторые правители пытались реформировать существующую систему взаимоотношений с кочевниками: создавались новые территориальные административные единицы возглавляемые назначенцами из центра; проводились переписи; устанавливались твердые и регулярные налоги. Но такие периоды длились обычно недолго и в конце концов все возвращалось на круги своя – к самоорганизации общества на основе родоплеменной структуры полностью отвечающей специфике хозяйственной деятельности. Поэтому в основном надплеменному аппарату управления приходилось удовлетворяться «налогом кровью» в периоды военных действий. Уж этот налог кочевники платили исправно.
Если не считать военной добычи, было три основных источника государственных доходов: дань зависимых государств и владений, пошлины от торговли и подати. Все это государство получало только от оседлого населения. Соответственно часто используемый и укоренившийся термин «кочевое государство» условен, «кочевники» в таких государствах были лишь одной из социальных групп (Хазанов А.М. Кочевники и внешний мир. Алматы, 2002. С.362-460).
Хорошо иллюстрирует данный тезис ранняя история Тюркского каганата. Само возникновение этой державы и беспрецедентно стремительное покорение кочевых народов Великой степи, произошедшее в середине VI века, было обусловлено не столько отвагой воинов, сколько трудом рудокопов, плавильщиков и кузнецов. Победы тюрков в прямом смысле ковались в тылу. У них в изобилии были латы надежно защищавшие всадников и коней, стремена позволявшие сильнее колоть копьями и рубить саблями, колчаны полные стрел с железными наконечниками. Все это в надлежащем количестве и при необходимом качестве могло производиться только в стационарных поселениях. Причем железа добывалось столько, что тюрки даже хотели наладить его поставки в Византию (Византийские историки. Дексипп, Эвнапий, Олимпиодор, Малх, Петр Патриций, Менанадр, Кандид, Ноннос и Феофан Византиец. Санкт-Петербург, 1860. С.375).
Богатые владения Восточного Туркестана (современный Синьцзян), быстро признали власть тюрков.
«Земля изобилует рисом, просом, кунжутом, колосовым хлебом, медью, железом, оловом, красным мышьяком. Владетель ежегодно посылает дань тукюесцам (т.е. тюркам – Р.Т.). Резиденция его имеет пять ли окружности. Во всем владении находится двенадцать больших и несколько десятков малых городов»(Бичурин Н.Я. (Иакинф).
Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. Том II. Москва-Ленинград, 1950. С.258.) – так описывал Кашгар один из китайских летописцев. Фактическими вассалами тюрков оказались также два северокитайских государства, поставлявших ко двору кагана 200 тысяч рулонов шелка в год. Значительный объем шелка и других дорогостоящих товаров тюркская знать получала и в частном порядке, в виде подарков, подношений, взяток.
На западе для каганата наибольший интерес представляла богатая Согдиана (Историческая область в бассейне реки Зерафшан. В широком смысле междуречье Сырдарьи и Амударьи), находившаяся под владычеством бывших кочевников – воинственных эфталитов. Очевидным свидетельством их могущества были победы, одержанные над Ираном. Тем не менее тюрки решились бросить вызов сильному противнику.
Успех последовавшей войны против эфталитов стал не только свидетельством военного превосходства тюрков, но и в значительной мере, результатом дипломатического искусства и использования политики «мягкой силы». Во-первых, Истеми-джабгу (Брат основателя Тюркского каганата Бумын-кагана. Глава западного похода тюрков и родоначальник династии западно-тюркских правителей) достиг соглашения с Ираном ударившим по эфталитам с запада, во-вторых он лишил противника поддержки местного населения — согдийцев. Завоевание тюрками Средней Азии в отличие от других нашествий кочевников, не сопровождались массовыми убийствами и грабежом оседлого населения, уничтожением посевов и разрушением городов. Таким образом предводители тюрков демонстрировали согдийцам, что ведут войну исключительно против эфталитов, не собираясь ущемлять интересы коренного населения. Эта тактика себя полностью оправдала. Война на два фронта и массовый саботаж подданных лишили эфталитов каких-либо шансов на благополучный исход. В 565 году тюрки взяли Самарканд и Бухару и включили Согдиану в состав своих владений.
Согдийцы не прогадали, сменив одно господство на другое. Тюрки предложили им гораздо более выгодные условия взаимодействия. В отличие от эфталитов, тесно контактировавших с местным населением со всеми вытекающими отсюда последствиями, новые завоеватели не собирались вмешиваться во внутреннюю жизнь согдийцев, навязывать им новую систему управления, заниматься переделом собственности или предпринимать какие-то другие кардинальные шаги ущемляющие интересы влиятельных местных групп.
Истеми-джабгу даже не стал переносить свою ставку в Бухару или Самарканд, предпочтя Жетысу. Его интересовало только бесперебойное поступление дани, сбор которой был также возложен на инициативных представителей местного населения. Контроль над данным потоком ресурсов позволил согдийским купцам, быстро достигнуть привилегированного положения в каганате. Самой примечательной фигурой среди них стал купец по имени Маниах. Он сумел добиться полного расположения Истеми-джабгу и обладал огромным влиянием при дворе западных тюрков. За заслуги перед каганатом особый статус Маниаха после смерти предприимчивого согдийца был унаследован его сыном.
Один из китайских чиновников объяснял императору значение согдийцев в правящей элите каганата следующим образом:
«Тюрки сами по себе простодушны и недальновидны, и можно внести между ними раздор. К сожалению, среди них живет много ху (согдийцев), которые хитры и коварны; они научают и направляют (тюрков)!»(Кляшторный С.Г. Древнетюркские рунические памятники как источник по истории Средней Азии. Москва, 1964. С.117).
Согдийцы определяли и корректировали внешнюю и внутреннюю политику, наполняли казну податями и пошлинами, строили города, развивали торговлю и чеканили деньги. Как полагают многие ученые, даже знаменитая тюркская руническая письменность была создана на основе согдийского алфавита.
Разумеется, действия могущественных купцов диктовались не альтруизмом и даже не страхом перед грозными завоевателями. У них была своя выгода. Во-первых, кочевое общество являлось самым благодатным рынком сбыта согдийских товаров, на торговле с наивными кочевниками делались колоссальные состояния. Во-вторых, каганы должны были исполнять свою часть сделки: обеспечить безопасность оседлого населения и караванных путей. Умные властители этот уговор со своей стороны исполняли.
Эпоха Тюркского каганата и его наследников стала временем экономического процветания территории Южного и Юго-Восточного Казахстана, а северный маршрут Великого Шелкового пути пролегавший через территорию Жетысу становится в этот период излюбленным путем для караванов (Академик В.В. Бартольд. Сочинения Том II, часть 1. Москва, 1963. С.31). Именно при кочевниках-тюрках, как это ни парадоксально, начинается интенсивное строительство городов. По материалам отечественных археологов в южном и юго-восточном Казахстане насчитывается больше шестидесяти городищ датируемых этим периодом.
Большей частью эти города воздвигались согдийцами, которые селились в тюркских землях целыми колониями. Но многие поселения основывали и сами тюрки. Чаще всего города в кочевом обществе возникали одним путем. Каждый более или менее могущественный тюркский правитель проводил зиму в специально возведенном для этого дворце, замке или усадьбе. Рядом с ним естественно обустраивались родственники и знать. Со временем эти зимние ставки обрастали домами, лавками и мастерскими торгового и ремесленного люда, привлеченного сосредоточением потенциальных заказчиков и клиентов. Здесь же в поисках какой-нибудь работы по найму селились кочевники-банкроты, потерявшие скот и связь со своими родоплеменными коллективами. По этой причине в названии таких городов часто использовалось слова дворец и ставка (орда, сарай, карши), а также титулы или имена видных кочевых правителей.
Продолжение следует
