Шахноза Шахсуфи, актриса ТЮЗа, 37 лет.

Каково это – быть афганкой в Узбекистане и узбечкой – в Афгане

Мы с мамой часто заглядываем в домашний альбом. Там вся наша семейная история, история красивой и драматичной любви между моим отцом-афганцем и мамой-узбечкой.

Моя мама – из города Карши, что находится на юге Узбекистана. В 1974 году она приехала вТашкент на учебу и поступила в политехнический институт на факультет нефти и газа. Тогда девушки-узбечки редко учились на таких «мужских» факультетах, дедушка был против, но она все равно решила стать инженером-химиком.

Мой отец афганец, пуштун по национальности Мирмухаммад тоже приехал в Ташкентучиться – на инженера-технолога.  Он был из богатой семьи и до учебы в Ташкенте немного учился и стажировался в Англии. Потом родители его перевели в Ташкент. В то время в Афганистане строили новую жизнь, и стране нужны были инженеры. Ташкент был местом, где афганцы чувствовали себя уютно и комфортно – похожийклимат, люди, все-таки мусульманская республика, пусть даже советская.

В Ташкенте папа встретил и влюбился в красивую узбечку Шохисту. Красивый афганец привлекал внимание девушек, но в те времена иностранцев сторонились.

Любовь иностранца и советской девушки не приветствовалась властью, а любовь афганца и узбекской девушки не приветствовалась традициями. Однако сердцу не прикажешь. Дальнейшие события разворачивались как в индийских мелодрамах.

Дома был большой скандал. Дедушка сказал сразу: «Нет, никогда!»Бабушка плакалав страхе, что дочь пойдет наперекор семье. Чтобы жениться на маме, отец съездил в Москву в МИД для оформления документов. Потом в Карши из Афганистана приехали сваты. Мама сказала родителям: «Я выйду только за него». Неделю ничего не ела. Ее поддерживали капельницами с глюкозой.

Он приходил свататься три раза, и каждый раз перед ним закрывалидвери. Тогда отец решил взять крепость хитростью. Он пошел к нашим соседям Саттаровым, укоторыхдома был Коран, и начал красиво читать Священную книгу. В советское время таких людей были единицы– никто не умел читать Коран, – и, хоть и скрытно, их обожали. Вот этим папа пленил всю махаллю,и люди начали уговаривать дедушку. Маленький город Карши наполнился слухами, что странная узбечка вышла замуж за афганца – чтеца Корана.

В итоге дедушка дрогнул, и в 1977 году свадьба состоялась. Молодожены обустроились  в общежитии для иностранцев, а через два года появилась на свет я. В то время Ташкент был южнымиворотами СССР. Как пел ансамбль «Ялла»: «Сияй, Ташкент, звезда Востока…». Сюда съезжались на учебу студенты дружественных развивающихся стран: афганцы, индусы, арабы, вьетнамцы. В таком интернациональном окружении и родились я и моя сестренка. Окончив учебу, папа уехал на родину, мне тогда было два годика. Вскоре, устроившись на хорошую работу недалеко от Мазаришарифа, он нас забрал. Так впервые мы оказались за границей. Шел 1984 год.

Это был маленький городок под названиемКудыбарк. Там жили советские специалисты  со своими семьями и афганская интеллигенция, получившая образование в Советском Союзе. Для афганцев из близлежащих кишлаков мы были просто шурави, что означало «советский». Я помню, подруг мамы: Жанну из Минска, Маргариту из Еревана, Олесю с Украины, Мариам из Душанбе. Советская диаспора Мазаришарифа.

В Кудыбарке я ходила в детский сад, потом в афганскую школу. Позже мама настояла  на том, чтобы я учила русский язык, и у меня появилась учительница русского языка, пожилая русская женщина. Иногда папа возил нас в Мазаришариф, чтобы погулять по городу, в таких случаях мама надевала паранджу для безопасности. В этом городе я на всю жизнь запомнила запах базара, где продавали ткани и ковры, – это был удивительный специфический запах, я больше нигде такой не встречала.

Я помню  старинные ковры, которые были расстелены на земле, и люди по ним ходили, я еще удивлялась: почему ковры лежат не на прилавке и по ним все ходят? Оказывается, чем больше растоптан ковер, тем он дороже стоит.  

И при этом звуки выстрелов автомата Калашникова – как часть нашей колыбельной песни.  Мы засыпали и просыпались под шум автоматных очередей.  Однажды к нам в гости приехал дядя, мамин брат. Он не выдержал и двух дней, убежал. А виза была на две недели.

Потом мама начала  работать на местном химзаводе. И однажды произошедший на ее глазах теракт и гибель охранника привели к мысли, что нужно уезжать. Она до сих пор помнит этот страшный взрыв, который разорвал солдата на части. Надо было спасаться.

Но у отца были другие планы. У него была хорошаяруководящая должность и неплохие перспективы. Он сказал: «Я отсюда – только вверх ногами». Родители на этой почве поссорились. А нас, детей, было уже трое. Мы все родились в Ташкенте, поскольку мама боялась рожать в Афганистане и ездила в Узбекистан, гдевсе-такиболее квалифицированные врачи ихорошие родильные дома. В 1988 году мы вернулись в Ташкент, без отца.

Первая разлука была недолгой, всего два месяца. Нет, отец не приехал за нами,  это мы поехали назад, но папа за это время… успел обзавестись другой семьей. Мама была потрясена изменой любимого человека. Много плакала, но не сломалась. Ее не устроила роль старшей жены, и вместе с тремя маленькими детьми она в конце концов опять поехала в Ташкент.

Мы долго не общалисьс отцом. Но любили и скучали по нему, думаю, и мама тоже. В 1992 году, когда мне было тринадцать, она решилась ради меня вновь поехать в Мазаришариф. В это время тамшлавойна.

Мы поехали вдвоем, младшие остались дома. Первое, что сделала мама на территории Афганистана, – стерла с лица косметику. А вот лак с ногтей стереть забыла. Хорошо, друзья подсказали, и я очень хорошо помню, как маме принесли ведро грунта с песком. Она месила эту смесь, чтоб лак отошел, а затем подстригла ногти. На нас обеих были длинные афганские платки, закрывавшиенаши волосы и лица. Ясчиталась уже взрослой девушкой по афганским меркам, хотя была сущим ребенком.

Дорога от границы до Мазаришарифа заняла почти сутки. Нам помогал проводник, он же телохранитель. По пути нас останавливали какие-то бородатые дядьки с автоматами, что-то спрашивали на местном языке дари, рылись в наших вещах. Было очень страшно.

Мое детское сознание подсказывало, что это уже не тот Афганистан, где прошло мое детство.

Наконец мы добрались до дома отца, я вошла туда –нет, влетела! – в ожидании чуда. Но, открыв дверь, увидела странную, непривычную картину: человек десять сидящих кругом мужчин. Я сразу увидела человека на диване, облокотившегося на подушку. Я узнал его, это был мой папа, постаревший, с седыми волосами.

Я бросилась к нему с криком: «Папа!»Он сначала удивленно посмотрел на меня, прищурился, а потом подскочил с криком «Бачааам!» Мы плакали и говорили, потом опять плакали и опять говорили. Общались на русском, остальные нас не понимали, только цокали языками и качали головами. Это была наша последняя встреча.

Позже мы хотели съездить в Афган еще раз, но нас уже не пустили. Там шла война с талибами, и Мазаришариф был в осаде. Мы потеряли связь. Мама работала переводчицей в афганском посольстве и пыталасьузнать об отце хоть какие-то вести. Была информация, что он переехал в Пакистан к родственникам. Я даже в Москву подавала заявку на передачу «Жди меня». Отправила свои и его фотографии, но тщетно – ни слуху ни духу. Нам оставалось только молиться Аллаху, чтобы отец был жив.

Я окончила школу, поступила в театральный институт, стала актрисой узбекского ТЮЗа. Все это время мы были в неведении о судьбе папы. И только в мае 2013 года неожиданно позвонил мой дядя из Афганистана и сообщил, что отец жив, вернулся в Мазаришариф. С тех пор мы иногда общаемся по телефону. Пусть даже мы больше никогда не увидимся, ясчастлива, что он жив и находится почти рядом…


Не забудьте подписаться на текущий номер
Поделиться: