Роман Райфельд, 42 года.

Роман Райфельд

С каждым годом жизнь закручивается все быстрее. И вот ты уже и глазом моргнуть не успеваешь, как в силу ряда очень печальных и внутренне предчувствованных в високосный год происшествий покидаешь более-менее благополучный район, меняя его на тот, где жить приходится. Оставляешь позади один район, что не центр, но точно даже ни на сантиметр не окраина, с его развитой инфраструктурой: кофейнями и музыкальными кафе, цветочными магазинами и метро, детскими садами и школами, большим торговым центром и несколькими сетевыми гастрономами, маленькими дворовыми магазинчиками, что открыты прямо в выкупленных на первом этаже квартирах, и мебельным центром, прекрасными скверами и медицинскими учреждениями, даже театром. Переезжаешь в район другой. Что изменилось?

Ты продал свою маленькую, но такую уютную квартиру, теперь живешь в большей. Казалось бы, несколько километров и 20 минут не в час пик на такси отделяют их друг от друга, но районы такие разные, будто полюса: так подтверждается на практике столь нелюбимая властями мысль о сильном расслоении общества. И это расслоение очевидно уже не только в рамках одной страны, но даже в пределах одной части одного города. Когда-то – лет 20 назад – я жил здесь. Стало будто приятнее, периодически роют, периодически кладут асфальт, за домами посадили кустарник, деревья да газон, установили ограду, построили подземные переходы, открылся огромный сетевой импортный продуктовый/хозяйственный, неподалеку целый супергипермаркет с километровыми площадями, где можно купить, что душе угодно: от лампочек и золота до свадебных нарядов и всего для ремонта. Соорудили мосты и развязки, в общем, сотворили какое-то приличие с этой местностью. Где-то даже умудрились втиснуть в ширину тротуара велосипедную дорожку – чтоб, как в центре. Количество детсадов и школ, правда, сильно не увеличилось, но новое что-то появилось и в сфере народного образования – в основном за счет использования школьных спортивных площадок, на которых и построены новые садики по одной из госпрограмм. Район «продавцов с коленок» цветов, домашних солений и не ахти каких яблок с дачи, дешевейших парикмахерских и не таких не дорогих, но безумно востребованных аптек с продавщицами из провинции вместо провизоров…

А что же люди? 30 лет назад здесь жило много семей военных. Они, приезжавшие в Казахстан на службу отечеству со всех концов бывшего СССР, разбавляли собой советский средний класс и семьи победнее и покриминальнее-поалкозависимее – их в «Аксае» всегда хватало. За эти годы они поумирали, попереезжали в другие государства. И сегодня большую часть населения района составляют те, у кого хватило денег приобрести себе квартиру здесь, где когда-то давно была реальная окраина, окаймленная кукурузными полями, по которым зимой мы катались с отцом на лыжах. Сегодня все они застроены домами, а улица Момыш-улы с ужасным трафиком даже в выходные уже не край света, близко не край. Развязки и транспортные потоки также внесли свою лепту в изменение облика и предназначения этой части мегаполиса: с утра гигантский поток транзитного человекотрафика со стороны Каскелена въезжает в city на работу, после 17.00 начиная постепенно выезжать обратно в сторону дома.

Люди тут сегодня живут в основном приезжие, стабильно осуществляющие прибавления в своих семействах, мыслящие о машине и других материальных ценностях, увлеченные круговоротом жизни настолько, что, похоже, не думают о ее смысле, даже выбивая ковры и безмолвно ожидая по полчаса приезда молочника во дворе. Молоко здесь, к слову, привозят обычно позже, чем в том районе, откуда я переехал и, к слову, где провел свое детство до 12 лет. Тоже и с летним развозом овощей, «кукуруз» и всякой прочей снеди – все это предлагается жителям окраинных районов в соответствии с законами рынка – скорее после обеда или совсем к вечеру, после того, как лучшее уже продано владельцам квартир в более дорогих округах Южной столицы до обеда.

Тех соседей, что жили-были тут в 80-е, осталось раз, два и обчелся. На 90% – это новые лица. Некоторые ты не запоминаешь совсем, потому как не контактируешь, и они лишь временно снимают здесь жилье, исчезая рано или поздно из поля твоего зрения навсегда. Частенько в квартире живут больше людей, чем позволяют санитарные нормы – иногда просто семьи большие (это жилье, все, что они могут позволить), иногда квартиру снимает группа молодых людей, спящая на полу вповалку и приехавшая с юга или других краев алматинской и соседних областей на заработки.

Здесь не моветон выставить за дверь мешок с мусором, пусть повоняет в «местах общего пользования», если нам лень его вынести на мусорку, которая в двух шагах от дома. Бросить окурок, второй, третий на улице или в подъезде (что для них та же улица)? Легко! Справить нужду – от самой маленькой до самой большой – что для мужчин, что для женщин, что зимой, что летом – тоже не проблема. Летом можно и в прекрасных раскидистых ивах, ветви которых обдирают жестокие дети, а можно прямо у дома, повернувшись лицом к 24 часа в сутки забитой автомобилями улице Саина. Главное, чтобы самому казалось, что никто этого не видит – не важно, день на дворе или ночь. А можно и прямо в подъезде, опорожнив предварительно бутылку пива, поссать в угол или возле двери какой-нибудь квартиры. Тихо. Ночью. Впрочем, несколько раз «ловились» на этом и дети, что посреди бела дня «стеснялись» сходить в туалет родной квартиры.

Собаки здесь поскромнее и подешевле – дорогих пород тут не сыщешь, да и, собственно, не надо. Некоторые хозяева животных выглядят такими же заброшенными, как те заношенные вещи, что на них надеты, а причесывать собак, следить за их одеждой у них также не принято, как и в отношении себя самих.

Вода тут откровенно хуже – тому немые свидетели чайники, покрывающиеся плотным слоем вековой накипи всего от пары кипячений. Впрочем, белые следы оставляет и холодная вода – на графине и чашках для питья животных. Счетчики для горячей воды периодически останавливаются, забиваясь от ржавчины, сбиваемой напором воды со стенок труб домов, которым уже 30 лет.

С общественным транспортом проблем нет, хотя единственная ветка алматинского метро сюда не дошла. Охотников за автобусами и троллейбусами – более чем. А потому не эка невидаль лицезреть уже в 7 утра, как в них пытаются впихнуться, вися на подножках, стремящиеся отдать стране трудовой долг пассажиры… Иногда на помойку я выкладываю какие-нибудь ставшие ненужными в хозяйстве вещи. Новые хозяева находятся им буквально за считанные минуты. Тут еще больше, чем в центре наркоманов, бомжей, алкоголиков, просто безработных, которые днем и ночью (бесцельно с нашей точки зрения) снуют по окрестностям. А еще здесь есть мечеть и церковь. Нет только синагоги, зато есть дом презрения для ветеранов и дом малютки для детей, родители которых по разным причинам отказались быть малышам родственниками.

В остальном же, это район-сад. Вот дети играют, пиная кучи с листьями, которые собрали в аккурат перед мощным снегопадом, а потому они останутся здесь до весны. А вот, толкаясь, пробуриваются к кассе в узком коридоре углового магазинчика 20-летние, чтобы купить на ужин пару пачек китайской лапши да хлеба (ассортимент маленьких магазинов здесь сравним разве что с сельскими). А вот старушка в очках, которая с табличкой-рассказом о своей беде со здоровьем каждое утро сидит в переходе, прося милостыню и безропотно желая всем проходящим мимо доброго дня. А это там же трубач, также собирающий подаяние: акустика в подземке обалденная, но почему он играет одну и ту же Speak Softly Нино Рота каждый раз, когда я прохожу? А вот стайка не то охранников, не то непонятно каких работников близлежащих игорных заведений разной комплекции и возраста кучкуется возле машины одного из них, перетирая за жизнь и пропуская по стаканчику. После себя они оставят мешки мусора. Кто-то пронесся вихрем на своем авто, свернув с магистрали к домам, даже не подумав снизить скорость. Парикмахеры вышли из «салона», где мужчин стригут меньше, чем за тысячу, на воздух покурить-подышать. Пара наркоманов зашла в аптеку, чтобы взять спирт, шприцы и чем уколоться, чтобы затем, прижавшись к дому, спрятавшись за деревья уколоться и забыться, бросив шприц здесь же после всего. Мужик в тужурке, озираясь, пошел отлить к дереву. А это мужчина лет 40, что с двумя пластиковыми бутылями прошел по двору за водой в автомат, что в ближайшем магазине. Постойте, это же я.


АВТОР РОМАН РАЙФЕЛЬД

ИЛЛЮСТРАТОР АРТЕМ КАЛЮЖНЫЙ

Не забудьте подписаться на текущий номер
Поделиться: