Оказаться в семнадцать лет в одном из прекраснейших городов мира – это momentary lapse of reason для юношеского сознания, это все равно что задохнуться от мгновенного приступа счастья, которое затем не покидает тебя никогда. И что удивительно – ведь в каждый последующий приезд персональный аттракцион повторяется вновь и вновь.
Пристрастный читатель, думаю, уже догадался, что речь идет о самом отвлеченном городе на свете – Петербурге. Правда, в ту пору, когда ваш покорный слуга впервые оказался на северо-западной имперской окраине, назывался он козлиным именем Ленинград и был порядком «оленингражен». Справедливости ради заметим, даже это не могло подгадить впечатлениям «вьюноши бледного со взором горящим» от дымящегося чуда, проступающего из утреннего тумана, подобно призраку разрушающейся на глазах каравеллы с полубезумными и оттого невероятно притягательными насельцами на ветшающем борту.
Здесь он впервые увидел море, причем тут же как на блюдце судьба преподнесла ему самую настоящую морскую бурю, когда ураганистый ветер играючи таскал тяжеленные смертоносные киоски по всей портовой площади, куда его с приятелем школьных лет занесло ради подростковых забав с диковинными тогда компьютерными играми – год-то был всего-навсего 1988-й. Тогда-то навечно и запечатлелись в горячечной пубертатной памяти отчаянные девицы с завернувшимися кверху от дыхания невыносимого вожделеющего вихря юбками, подолы которых из последних сил облапили крепкие пролетарские ноги, защищая от залётных тропических домогательств. Ноги… да, ноги! Ножки – это будет позже, когда имярек погрузится в карнавальный и порочный мир богемы, двумя годами позже, после первого возвращения домой и путешествия на Кавказ, после личной трагедии – так и не успел повстречаться и перетереть за жизнь с Цоем, кумиром юности, чей неподкупный образ не померк и поныне. Зато умудрился повидаться с живым БГ и оба раза не мог вымолвить ни слова, а стоял, абсолютно обомлев, в то время как по позвоночному столбу к седьмому небу, кружащемуся в затылочной части, несся ревущий экспресс невесомого и яростного огня! Не мог ни слова… Верно сказал незабвенный «Мальчик Бананан» в исполнении Сергея Бугаева в соловьевской АССЕ о тогдашнем восприятии прогрессивной молодежью Бориса Борисовича: «Он Бог, от него сияние исходит…» Но, конечно же, это был не более чем такой малопетербургский стеб, кто его не улавливал, оставался в необидных дураках. Это ж Петербург! Здесь невозможно быть собой, здесь хочется сойти с ума, как признавался классик, впрочем, вовсе по другому случаю.
Богемная жизнь естественно перетекла в студенческую – в 1991-м я таки сподобился поступить на факультет режиссуры кино и телевидения тогдашней Петербургской государственной академии культуры, а как она сейчас именуется все не могу запомнить.
Может быть, стоило все-таки поступать в Новую Изящную Академию Тимура Новикова? Шучу. Хоть и любил всегда черкать что-то карандашом в блокноте и возить кисточкой по влажному ватману, амбиций стать вольным художником никогда не было.
Расцвет разгульной студенческой жизни совпал с «медовым месяцем» освобожденной от коммунистического гнета страны. Воздух был напоен сплошным удовольствием от существования здесь и сейчас. Повсюду сновали мириады возможностей, многие ими пользовались – именно оттуда, из тех бесшабашных лет берут начало сомнительные репутации многих нынешних властителей дум, мегазвезд и олигархов. Я не воспользовался, поскольку интересы всегда лежали в иной плоскости – не мог вообразить собственное существование вне литературы, это сейчас значительно проще смотрю на вещи: был бы песок под рукой (желательно, конечно, золотой) да набегающая волна… Зато черпал пригоршнями счастье длящегося и длящегося мгновения и глотал, глотал, не боясь захлебнуться! Благо, судьба щедро одарила встречами с очень талантливыми и раскрепощенными людьми, олицетворявшими целую эпоху, обретшими внутреннюю свободу задолго до падения железного занавеса. Незабываемые братья Овчинниковы – Вадим и Саша, благороднейший Игорь Рятов, старший товарищ Олег Григорьев, легендарный Котельников, сердечный Тимур Петрович, раблезианец Вова Сорокин, трогательный Женя Кондратьев, он же Де Билл, многоликий Владислав Брониславович, прекрасный Николай Кононов, добрейший Алеша Митин, чудотворный Фома, он же Томас Кэмпбелл, Боб Кошелохов, Игорь Хадиков, Кэт Питерская, Олег Маслов, Борис Козаков, Веточка Померанцева, Баби, Борис Понизовский – все больше Новые Художники, Параллельные киношники и Свободные театралы. Но и гордые воины т. н. неподцензурной литературы: Борис Останин, Саша Скидан, Митя Голынко, Руслан Миронов, Драгомощенко, Кривулин, Елена Шварц, ну и конечно, Стратановского и Соснору всегда держим в уме. Я всех их очень люблю. Кажется, никакая сила в мире не сможет заставить меня отказаться от них, от высокой чести состоять в «кругу избранных», сообществе кудесников и нищих собратьев, как сказал поэт. Тем паче иных уж нет.
Беззаботное времяпрепровождение в орбите петербургской богемы рубежа 90-х дало – в особенности, на примере старших товарищей – отличные уроки сохранения достоинства в условиях тоталитарного, post-тоталитарного и nuovo-тоталитарного общества. Уроки, скажем так, домашнего, отчасти веселого, отчасти несколько иронического отношения ко всему происходящему, в том числе так называемым «Большим идеям» и, безусловно, к себе. По сути, это была вполне буддийская попытка вывести за руку самого себя за пределы централизованного сознания, когда в центре Вселенной неизбежно поставлен имярек, конкретный носитель своей малой доли прозрачного общемирового сусла, о которого всякий раз спотыкаешься, как только вышеупомянутый приоткроет рот.
Позже этот чудесный опыт противостояния советскому повсеместному жлобству и постсоветской нахальной лжи помогал сохранять лицо и осанку прямоходящего в любых жизненных обстоятельствах, о которых, однако, отдельный разговор. Он настойчиво призывал сторониться карьерных ловушек и сулящих моментальное обогащение возможностей, которых пруд пруди было на первоначальной и самой дикой стадии накопления капитала ошалевшим от внезапной вольницы обществом. Тем самым, которое некогда было едва ли не однородным, а тут вдруг стало стремительно расслаиваться и кроить черепа конкурентов на пути к американской мечте, мате вместо чая, мачете и мачо с карманами, полными жвачек-самообманок.
В Казахстане нечто похожее на петербургское артистическое веселье 90-х, когда казалось, что все только начинается, я наблюдал только в Алматы да отчасти в родном Павлодаре – ровно до той поры, пока его не покинула ватага растрепанных весельчаков, одарив своим присутствием теперь иные страны, иные континенты и острова. В Астане же – я очень надеюсь на это – такое, вероятно, где-то и есть, возможно, в своеобразном арт-подполье, не исключено, что о них осведомлен мой более открытый миру в силу понятных возрастных преимуществ коллега по цеху Ануар Дуйсенбинов, автор потрясающих ритмичных высказываний о том, о чем мы чаще предпочитаем стыдливо умалчивать, медитируя или отвлекая себя заемными интересами. Не может не быть чего-то подобного в столице, пусть и застегнутой на все пуговицы суровой чиновничьей шинели. Да вот только Вашему покорному слуге это, увы, доподлинно неизвестно.
Хотя – справедливости ради упомянем – попытки сформировать некое гибкое пространство, которое могло бы отразить и попытаться ретранслировать в благодарный эфир голоса местных бардов, спорадически случаются, ибо без этого и столица не столица. Те же фестивали PostPoetry, которые проводил Ануар на протяжении нескольких лет, а сейчас забросил. Те же литературные вечера под эгидой Фонда «Перо», учредителем которого стал вдохновитель первых в Астане авторских чтений в режиме нон-стоп круглый год Ельден Сарыбай. Или, к примеру, относительно недавно возникшее сообщество любителей словесности ProBooks. Нельзя также не упомянуть академическую среду, которая, к счастью, по многовековой традиции формирует в городе отдельно стоящие точки интеллектуального роста и становится – по крайней мере, очень хочется верить в это – испытательным полигоном по выращиванию на благодатной просвещенной почве юных интеллектуалов. К примеру, практически в каждом столичном университете есть свои научные или филологические кружки вольнодумцев: Пегас, Сезiм и тутти кванти.
Это все, разумеется, не считая труда «смежников» – артистов всевозможных ансамблей песен и плясок, коим несть числа, что развелись именно в последние годы, поскольку, вероятно, призваны прикрыть тоску и запустение своим натужным крашеным веселием. Филиппика сия ни в коей мере не относится к труженикам «той-бизнеса», которые пытаются немного заработать на известной всенародной тяге к «искусствам», и уж тем более не к великолепной Астана Опере, которую почитаю и по возможности посещаю.
Возможен ли, спросите вы, некий расцвет славного культурного разгильдяйства в городе на Есиле? Надежду, как известно, не пристрелишь на перевале, однако ж дама она капризная и любит казать язык. В городе давно проводится ежегодный фестиваль творческой молодежи Шабыт, который несмотря на некоторый налет провинциальности и ангажированности притягивает к себе юные дарования со всех концов страны. Опять же на пару летних недель каждого года на День столицы сюда съезжаются арт-деятели из самых неожиданных стран, пытаясь привнести струю артистического свободомыслия и радости в чересчур сдержанный облик города, не взирая даже на довольно-таки формальный повод для собрания в одном месте разнородных в жанровом и качеством отношении площадок.
Возможно, со временем тщанием благородных мужей здесь наряду с бесчисленными бизнес-центрами возникнут и пристанища для – по мнению нынешних крохоборствующих лишенцев – абсолютно нерентабельных невинных юнцов, в которых теплится призрак того самого огня, похищенного известно кем на цветастых языческих небесах, и без коего невозможно сотворение ничего мало-мальски нового и радующего сердца остальных.
Юнцов, которых так легко задавить, растоптать, уничтожить обыкновенным равнодушием и пренебрежением. Иному еще не окрепшему таланту, чтобы не сломаться в самом начале пути, достаточно обрести возможность при первой необходимости погружаться в благожелательную среду да найти уголок для тихих занятий, где ему всегда рады и где ничего от него взамен не требуют. Появятся ли таковые в Астане, хватит ли на то воли людей из городской управы, захотят ли поделиться с юнцами те, кто ведает финансовыми потоками, предназначенными на «культуру», бог весть.
Впрочем, думаю, будущее все-таки за так называемой частной инициативой. Состоятельные люди из числа отечественных предпринимателей вполне могли бы примерить на себя царскую тиару мецената. Хотя… В Казахстане уже были попытки создания такой традиции. Яркий пример тому – Клуб меценатов с ежегодной независимой премией «Тарлан», о котором в последние годы, увы, совсем не слышно, и который, судя по всему, прекратил существование. По крайней мере, в общественном сознании он уже успел утратить то особенное место, на которое изначально претендовал. Возможно, здесь сказались мотивы, далекие от культуры. Возможно, за этим стоит трагическая история, и даже не одна. Как бы то ни было, для сегодняшних юнцов, все еще верящих в возможность чистого творчества, все это уже не столь важно. Прекрасная попытка сошла на нет. Увы…
Остается только добавить, что главными ценностями, вынесенными под шрапнельным огнем из жизненных битв, остаются таки семья и друзья: это главное понимание, которое удалось обрести за годы трудов и дней. Счастье, что в Астане и шире – в родном Казахстане – отыскал целую плеяду единомышленников, талантливых, искренних и неподкупных друзей не только и не только в литературной среде, что было бы понятно, но и среди профессионалов-коллег на телевидении, в кино и даже среди предпринимателей-новаторов.
Хотя, конечно, друзей студенческих лет никем и ничем не заменить, поэтому с таким предвкушением счастья и такой сердечной болью каждый раз стремлюсь в Петербург – на фестивали, авторские вечера и… поминки. Память о далеких, маячащих за горизонтом друзьях, как фамильная драгоценность на дне потаенной шкатулки, а могилок в любимом городе с каждым годом все больше.
Иллюстратор Артем Калюжный
