Казахский советский артист балета, балетмейстер и педагог. Солист Театра оперы и балета Казахской ССР, руководитель Алма-Атинского хореографического училища, основатель и руководитель «Молодого балета Алма-Аты». Ушел из жизни в возрасте 84 лет.
У меня чувство юмора чрезвычайно насыщенное. Для многих небезобидное, но всегда в точку. Бывает, вечером наговорю кому-нибудь чего-нибудь, а утром извиняюсь.
Я не играю в дипломатию, потому что у меня скоротечная профессия.
Важно, чтобы слава не опередила меня, чтобы я не увидел ее спину.
Не связывайся с балетом – на жизнь времени не будет.
Я всегда ощущаю себя на 25 лет. Я не заметил, что мне 80 лет, потому что я всегда был занят.
Не получается на сцене, танцуйте по радио, там не видно.
Интересно жить – молодец, плохо – так тебе и надо, ешь свои пельмени.
Люди не умеют радоваться, не хотят жить по-человечески, «быть или не быть», для них – это «жрать не жрать», «украсть не украсть», «дать не дать».
Хотите прожить долго? Не злитесь и меньше жрите.
Самая дорогая награда для меня – мой портрет на стене хореографического училища в Петербурге, где висят портреты Истоминой, которую воспевал еще Пушкин, Павловой, Барышникова…
С отменой льгот наш балет загубили: квартиры не дают, пенсия мизерная. Я считаю, это плевок против ветра.
Все мужики балета обычно беседуют не о женщинах, а о том, кто, что и когда ел.
Наверное, я был бы многоженцем, если бы был свободен от неприятия женской логики.
Если в тебе не живет музыка, это не значит, что ее нет.
Я никогда не был способен на любовь, но не жалею, так как это неблагодарное занятие.
Вся моя любовь — на сцене. А в жизни я не верю в любовь, потому что бабье слишком цинично. И расплата за любовь — это вопросы о том, на кого записана квартира, почему одна, а не две машины, почему нет бриллиантов.
Красивых слов в жизни больше, чем красивых дел и красивых тел.
Не люблю слова «патриот». Патриоты все безумные.
Надо стыдиться быть неграмотным и хамом, невежливым, грубым, бестолковым. Мы рождены, чтобы совершать ошибки, но методом ошибок и проб, идти на более высокую ступень.
Я ничего не боюсь и не боялся. Я просто был уверен в своих силах, таланте и профессии, ни с какой стороны ко мне нельзя было подкопаться.
Я делал все самостоятельно, без чьего-либо покровительства. Если мне было нужно, я добивался приема. Отменяли заседание бюро ЦК, я заходил к Кунаеву, объяснял, что нужны средства на фестивали, выступления. Все, что случилось на этом свете со мной, это личный опыт и личная инициатива.
Душа не стареет, стареет бездуховность.
