Если не спать под открытым небом, не прыгать по поездам и не делать, что хочется, остается одно: с сотней других пациентов сидеть перед миленьким телевизором в шизарне и «находиться под присмотром».
Некоторые — подонки, некоторые — нет, вот и весь расклад.
Слушай тишину внутри иллюзии мира.
Стирай все пороги между глазом, рукой и листом бумаги — пиши как дышишь, как живешь — литература делается каждым твоим шагом. Если умеешь по-детски восторгаться живописным дощатым сортиром на склоне горы и густым среднезападным мороженым, ножками школьницы и закатом над товарной станцией — значит, ты тоже можешь делать литературу.
Я имею в виду, в области повествовательного рассказа… Не редактируй так много, просто рассказывай, что было дальше… Делай, как я, рассказывай подлинные истории, только имена меняй… Если тебя не было в том месте, где разговаривают персонажи, признавайся, что ты лишь воображаешь, что было сказано… Не бойся впрыскивать себя как автора-Глаза и рви с места с длинными телегами о том, что произошло, и как ты к этому отнесся.
Так или иначе, хипстеры, чьей музыкой был боп, выглядели как бандиты; но они говорили между собой о тех же вещах, которые интересовали и меня: длинные зарисовки личного опыта и видения, исповеди на всю ночь, полные страстей, запрещенных и подавляемых Войной; суматоха и шумные сумасбродства, брожение молодого духа (так похожего на древний человеческий дух)…
Мне внезапно стало ясно, что я никого не должен учить тому, что понял сам.
Пиши для воспоминаний и изумления самого себя.
Большая часть недоразумений, связанных с хипстерами и «разбитым поколением», возникала из-за того, что всегда существовало два различных стиля хипстеризма, два типа: «cool» (спокойные, безразличные) — бородатые молчуны, погруженные в свои проблемы, с видом язвительного глубокомыслия на лице сидящие в битниковском кабаке, со взглядом, устремленным в едва пригубленный стакан… Их речь тиха и недружелюбна… Их одетые во все черное, подруги, как правило, ничего не говорят… И «hot» — эмоциональные, взрывные, сумасшедшие, общительные (всегда наивные и открытые) сумасбродные чудаки с горящими глазами, которые бегут из бара в бар, из притона в притон… в поисках знакомых, нетерпеливые, подбивающие «сделать это» («Do It») безразличных битников, которые стараются не замечать этих наглухо съехавших типов. Большинство писателей «Разбитого Поколения» принадлежит к «взрывной школе». Конечно, наутро надо хорошенько подогреваться пивом, дабы к вечеру засверкать всеми искрящимися гранями других напитков… В большинстве своем соотношение «hot» и «cool» — пятьдесят на пятьдесят. Скажем, такой необузданный хипстер, как я, в конце концов полностью остывает в глубокой буддийской медитации; но когда я иду на джазовую тусовку, я еще чувствую в себе заводные, истошные крики музыкантов: «Дуй, детка, дуй!» («Blow, baby, bow!») — хотя сейчас я уже слишком стар для этого.
Пиши все, что хочешь, бездонно. Бери из самого дна разума.
То, что чувствуешь, найдет свою форму.
Я написал «В дороге» за три недели изумительного мая 1951 года, когда жил в районе Челси, Лоуэр Уэст Сайд, в Манхэттене, на высоте сто футов… Здесь я обратил образ «Разбитого Поколения» в слова и таскался с ним на все университетские пьянки и дикие сборища…, загружая юные, неокрепшие мозги. Окончательно охреневшие в этой грязной дыре, а потому — чересчур восприимчивые…
Подлинная история Дина Мориарти такова, что он был дитя Депрессии и вынужден был выхаривать монеты в трущобах на вино своему отцу, и вынужден был прятаться в переулках, поэтому и до сих пор прячется. Поэтому, в основе своей, вы правы, указывая на это в своих заметках, где говорите: «Мы должны понять, что несчастье Дина в том, что он вернулся с войны и до сих пор воюет, хотя войны-то больше нет». (Из письма к голливудскому продюссеру Джерри Уолду)
За последние пять лет я был всем и никем: бродягой, шахтером, моряком, нищим, журналистом, псевдо-индейцем в Мехико, но я продолжал писать… Моим кумиром был Гете, я верил в силу искусства и мечтал о том, что когда-нибудь напишу третью часть Фауста, что я и сделал в «Докторе Саксе».
Будь влюблен в свою жизнь, в каждую ее часть.
Иногда нам кажется, что в этом мире жить невозможно, но больше негде.
1957 год. Наконец, был опубликован «В дороге». Всех как будто прорвало в один миг, многих свело вместе и вскоре каждый начал трепаться о «Разбитом Поколении»… Где бы ни появлялся, я давал интервью направо и налево, постоянно отвечая на вопрос: «Что я имел ввиду, придумав такую штуковину?!» Люди стали называться битниками, разбитыми, джазменами, бопниками, постельниками и, в конце концов, провозгласили меня автором всей этой мотни.
Однажды я найду правильные слова, и они будут простыми.
У меня есть чувства, но для них пока нет подходящего двигателя… если только это не «сработает», а я воображаю, что оно может сработать, если я разовью все, как нужно.
Да, а моя «индивидуальность» такова сегодня, что я боюсь самого худшего между лагерями так называемых любителей Америки и ее ненавистников; коммунистов, ненавидящих Америку, и ФБР, «любящего» ее. Ох. Но на*уй их, я буду продолжать марать бумагу. И найду себе хижину в лесах, где смогу только восхищаться, а не лезть в дискуссии о «проблемах общества» – просто восхищаться все той же старой вечерней звездой… склоняющейся сегодня над Айовой как обычно, правильно? (Из письма к Грэнвиллю Г. Джоунзу, молодому преподавателю Института Технологии Карнеги, написавшему диссертацию на работах Керуака)
Прими потери навсегда.
Чувство – вот, суть интеллекта, поскольку без чувства ничего невозможно ПОЗНАТЬ, черт побери! Поэтому пиши как ЧУВСТВУЕШЬ.
Человек может умереть и при этом не только продолжать жить в других, но и дарить им жизнь, причем не просто жизнь, а великое понимание жизни.
Составлено на основе книг, интервью и писем Керуака
Похожие материалы читайте в рубрике «Правила жизни»
Источник фото: theredlist.com
