Когда мы говорим о знаковых и уникальных культурных явлениях стран бывшего СССР, то нельзя не упомянуть и о таком феномене, как «русский рок» – жанре, который во многом повлиял как на эстраду стран СНГ, так и на ряд современных инди-исполнителей. Джоанна Стингрей – наиболее известный популяризатор советской и постсоветской рок-культуры на Западе. Актриса, певица, писательница и общественный деятель – неполный список занятий, в которых героиня успела достичь заметных успехов. Мы побеседовали с Джоанной о ее увлечении русским роком, дружбе с легендами жанра и перспективах современной рок-музыки.
Вы познакомились с советской рок-музыкой еще в СССР. С тех пор это явление успело обрасти своими особенностями и узнаваемыми чертами. Русский рок был большим культурным явлением на рубеже веков. Сейчас кроме мастодонтов никто на больших площадках уже не выступает, а само направление считается давно ушедшим в небытие. Наблюдаются ли подобные тенденции на Западе?
Рок в Штатах тоже уже не так значим, как раньше. Я не думаю, что рок-н-ролл когда-либо умрет, однако мне кажется, что он приходит к нам в самые непростые времена. Оглядываясь назад, мы видим, что все герои рок-н-ролла стали легендами. Это было в шестидесятых годах прошлого века в США, это же было в восьмидесятых в Ленинграде. Я думаю, что самое захватывающее время для рок-н-ролла – когда он органичен и самобытен. Если вы посмотрите на американских рокеров шестидесятых и на ленинградских рокеров восьмидесятых, то увидите много параллелей. Вы поймете, что в тот период они мало зарабатывали своей музыкой. У них не было легкого доступа к большим концертным турам или другим масштабным мероприятиям. Эту музыку не ставили на радио и телевидении.
«Советские рокеры уж точно не занимались музыкой ради денег. Они ощущали, что должны это делать. Музыка – это часть артистов, им необходимо было выражаться и они делали это через рок-н-ролл».
Мне кажется, что мир сегодня уже созрел для того, чтобы познакомиться с новым звучанием рок-н-ролла. Мы не способны воссоздать ту трогательную музыку, которую делали до нас, а значит, мы должны быть новаторами. Это то, что нам бы сейчас не помешало. В течение последних пяти лет я ощущала, что людям чего-то не хватает. И рок-музыка может помочь, когда мы находимся в подавленном состоянии. Судя по тому, что я слышала, сегодня в Америке нет широкой и популярной сцены нового рока, он не превалирует в жанровой подборке. Борис Гребенщиков пел: «Рок-н-ролл мертв, а я еще нет». Я не думаю, что рок-н-ролл мертв. Так или иначе, он всегда рядом, и он всегда возвращается.
Многие из выдающихся русских рокеров, народных любимцев, с начала военной агрессии России в Украине разделились на два лагеря – кто-то поддерживает войну, а кто-то выступает против. Среди противников такие легенды, как Юрий Шевчук, Андрей Макаревич и особенно ваш старый друг Борис Гребенщиков. Но есть среди ваших знакомых и музыканты с неоднозначным мнением. Поддерживаете ли вы связь с теми, кто либо выступает за агрессию, либо молчит? Изменилось ли ваше отношение к этим людям?
Я на связи с большинством моих друзей, но мы не говорим о политике. Моя позиция известна всем моим знакомым. Я против любой войны. Когда это что-то сложное – как описанная вами ситуация – я не люблю говорить за других. Я очень осторожна, никого не осуждаю. За время, проведенное в России, я поняла, как это легко – судить других людей. Стараюсь этого не делать, ведь никто из нас не может знать, в какой ситуации находится человек, с чем он сталкивается, какое давление испытывает.
«Повторюсь, я не касаюсь этой темы, мы не говорим о политике. Мы все связаны музыкой. Поэтому мы занимаемся музыкой, и каждый делает свое дело».
После прихода Трампа прошло уже пять лет, люди разделились – тебя буквально заставляют быть частью конфликта. Это не ощущается как что-то здоровое. Конечно, есть проблемы, но мы должны быть готовы обсудить их, а не только воевать и выбирать стороны. Я против этой тенденции. Знаете, Россия – большая часть моей жизни. Я люблю россиян. Некоторые из моих ближайших друзей из России. Но я также люблю и украинцев. Мой первый тур проходил в Украине. Так что меня не заставят выбрать сторону. Да, я против войны и хочу мира. Но это не значит, что я ненавижу моих российских друзей. Я уже сталкивалась с этим в Америке – мы до сих пор разделены. И это не лучший путь. Так что, надеюсь, мы все еще можем быть открыты к диалогу. Даже, если у нас есть члены семьи или друзья, придерживающиеся иной позиции, и мы можем быть с ними не согласны, это не значит, что мы перестаем быть близкими.
Согласиться не соглашаться?
Да, именно. Очень важно согласиться быть несогласными. Это нормально.
Рок-музыка всегда была пацифистской, несла гуманистические идеи. Сейчас многие на фоне войны обсуждают крах русской культуры. Считаете ли вы, что культура – особенно рок-музыка – не справилась со своей задачей?
Последние несколько лет мы видим, как россияне ностальгируют по року восьмидесятых – это показывает, как люди тоскуют по «чистому» рок-н-роллу. Он не утратил своей актуальности. Виктор Цой до сих пор популярен, несмотря на то что его давно нет в живых. Люди по всему миру слушают песни «Кино», а ведь они даже не знают русского языка. Есть что-то такое в творчестве Виктора и других, что заставляет людей чувствовать себя лучше. Это музыка, с которой люди до сих пор связаны – они просто чувствуют эту причастность, духовное родство. Поэтому слово «крах» здесь неуместно. В восьмидесятых я брала много интервью у русских рокеров, и многие из них считали, что именно американский рок скучный и пустой. Виктор тоже думал, что они растеряли перчинку.
С чем это могло быть связано?
Есть мнение, что из-за появления такой новой для восьмидесятых вещи, как многомиллионные контракты. И впервые в истории рокеры начали зарабатывать миллионы долларов, покупать огромные особняки и дорогие машины. Проблема в том, что, получив все эти вещи, ты хочешь их сохранить. И часто бессознательно ты прогоняешь свою музыку через внутреннюю цензуру, чтобы она понравилась твоему боссу. Борис Гребенщиков еще тогда боялся, что, если он начнет зарабатывать большие деньги и делать что хочет, это может негативно отразиться на его музыке. Всем известно, что многие выдающиеся произведения живописи, музыки и литературы появились в трудные для авторов времена. Иногда мы наиболее креативны, когда наша жизнь особенно тяжела. Последние тридцать лет были временем материализма, когда мы преуспели в обогащении, в обустройстве комфортной жизни, в карьерах. Но, быть может, комфортная жизнь лишает нас чего-то, если мы уже не так ей наслаждаемся?
Этот вопрос задают всем, кто знал Виктора Цоя. Каким бы он был сейчас?
Виктор мог бы делать что угодно, он был превосходен во всем, что касается творчества – будь то музыка, живопись или актерская деятельность. Но одно я точно знаю – у Виктора было бы место, где можно отключаться от всего. Есть известные люди, которым комфортно жить в большом городе, раздавать автографы на улице, ходить на телешоу. А есть такие люди, как Виктор. Он часто нуждался в тишине и спокойствии, когда можно не думать о славе. Люди бы не видели его по полгода или даже больше. Думаю, этот баланс между славой и уединенностью был ему необходим.
Многие песни Цоя сейчас используют в качестве протестных гимнов. А каким бы был его настоящий месседж?
Люди всегда считали, что в песнях Виктора был элемент протеста. Но он писал о конфликте, который происходит у каждого из нас внутри. Виктор говорил, что у каждого есть психологическая клетка, в которой мы застряли. Он хотел, чтобы люди выбрались из нее и что-то делали. Но не говорил, что именно делать. Он лишь указывал на внутренние проблемы и предлагал с ними разобраться. Вряд ли этот месседж изменился бы с годами. Он – о нашей внутренней сути, о поиске себя в мире, и о стремлении обрести счастье.
Следите ли вы за современными исполнителями из России?
Я уже не слушаю так много музыки – не хватает времени. Мне больше нравится слушать музыку нашей молодости. Когда Борис Гребенщиков присылает мне свои новые песни, я их слушаю. Когда знакомые музыканты советуют кого-то – тоже слушаю. Но больше всего мне нравится смотреть как песни группы «Кино» играют люди по всему миру – в Южной Америке, Корее, Израиле, повсюду. Это удивительно. Интернет и глобализация – это здорово, музыканты могут больше общаться друг с другом, делиться творчеством. С другой стороны, часть людей чувствует себя подавленными и несчастными – и это тоже связано с интернетом. Он может быть как полезным инструментом, так и крайне вредным. Молодым людям особенно тяжело – они очень уязвимы. Но всегда можно найти единомышленников, работать и творить вместе.
Отойдем от России. За свою карьеру вы попробовали себя во многих направлениях творчества и не только. Что было интереснее всего – исполнять музыку, режиссировать, писать книги?
Любое занятие будет хорошим выбором, если оно тебя увлекает и вызывает интерес. Поэтому все, что я делала, было здорово. Но интереснее всего, конечно, было писать песни и исполнять их. Мои первые альбомы вышли в России, на многие песни были сняты клипы. По какой-то причине, самым веселым было именно снимать клипы. Когда я пишу музыку, то сразу же визуализирую ее. Эти вещи очень связаны. Как говорил в интервью Виктор, для него не было разницы между записью песен и исполнением на концертах. А у меня в такой же связке песни и клипы. Мне повезло работать со многими талантливыми людьми тогда – в том числе и с режиссерами. Я действительно чувствовала, что мне дан зеленый свет на все, чем хотелось бы заниматься. Я могла проснуться с мыслями: «Боже, я терпеть не могу, когда люди мусорят на улицах!» Я могла бы сделать заявление об этом с другими рокерами! Бум! Две недели спустя выходит клип на эту тему. Или, может, я могу снять короткий фильм, который иронизирует на тему этикета и правил поведения. Бум! Через месяц все уже готово.
Как вы пришли в недвижимость? И что нового вы узнали о себе, занимаясь ремеслом, кардинально отличающимся от того, что делали раньше?
Я вернулась в США в 1996 году, будучи беременной. Я родила дочь и выпустила альбом, над которым мы работали с ее отцом, моим вторым мужем. Если говорить о качестве музыки и текстов, то это, пожалуй, мой лучший альбом. Он называется Shades of Yellow. Я выслала альбом паре американских лейблов и мной заинтересовались Atlantic Records. Уже шли разговоры о заключении контракта и развитии моей карьеры в США. Проблема была в том, что я только родила, а лейбл уже засыпал вопросами. «У вас готова группа?», «Вы бы могли ездить по стране на автобусе?», «Вы готовы играть в маленьких клубах?» С новорожденной дочерью это было невозможно – время было неподходящим. Поэтому я шесть лет работала мамой – воспитывала дочь, водила ее в музеи, на хайкинг. И, конечно, все это время я чем-то занималась, ведь нужно было обеспечивать свой образ жизни. У меня симпатичный дом с бассейном – я живу жизнь, которой довольна. Но приходится работать на трех работах, чтобы это поддерживать. Я счастлива, что могу этим заниматься. Но, конечно, иногда я скучаю по той творческой и бунтарской части меня.
Интервью: Лира Бекболатова
Директор моды и стилист: Алексей Казаков
Фотограф: Бен Дагган
Макияж и волосы: Татьяна С. Ирвинг (с использованием Alterna и Chanel Beauty)
Продюсер: Анна Благовидова
