Моя дочь заболела неожиданно, зимой 2013 года. Мне позвонили из школы и сказали, что Альбина упала в обморок на уроке физкультуры. Мы привезли её домой, и все вроде стало нормально, но затем, в течение недели, она начала отекать. Я отвез её в больницу, где выяснилось, что у Альбины почечная недостаточность. У нас в роду ни у кого с почками проблем не было, врачи сказали, что это последствия простуды. Я думаю, что дело еще и в нервах. Это были первые годы после развода с женой. Дочь переживала больше всех.
В 2003 году жена начала пить. До этого она сидела дома с детьми, но дети подросли, и она устроилась техничкой в районный отдел образования. Там и научилась. Это обычно начинается с того, что они собираются после работы каждую пятницу. А раньше жена не переносила даже запаха водки. Женщины очень быстро привыкают. На работе она сразу закурила и запила. Сначала немного, потом уже сильно. Мы возили её лечить, но она не переставала пить и при этом не признавалась себе. Обычно такие люди говорят: «Да нет, я не пью, а так, чуть-чуть». Я её предупреждал: если она не бросит пить, то я ее выгоню. Но женщины – они такие же! Кричала: «Я мать детей, суд будет на моей стороне». В итоге она осталась без ничего и без никого.
С женой я развелся в 2007 году. Было сложно. Дети были еще маленькие. Я сам пек хлеб, варил еду, дома убирался, стирал, за огородом следил. Они у меня не привередливые. Едим, что есть, носим, что есть. Сейчас я почти ничего не делаю, дети уже всему научились. В тот же год после развода с женой я пытался наладить личную жизнь. Привел в дом новую женщину, но её не приняли дети – точнее, Альбина. Мальчики не возражали. В доме не может быть две хозяйки. Тогда женщина снова вернулась к себе домой, и я жил на два дома, содержал две семьи. Потом сделал выбор: решил, что смогу заменить детям и отца, и мать.
Я о супруге вообще не хочу говорить. Раньше я ей категорически не разрешал приходить к нам домой. Выгнал – и все. Алтынбек и Аскарбек [сыновья Мырзагалия] спокойно пережили наш развод, а дочка тянется к маме, скучает. Сейчас я ради Альбины разрешаю бывшей жене иногда приходить. В этот момент я сам ухожу из дома.
Я строгий отец, даже с дочерью. Если меня нет дома, я им звоню и говорю, что надо сделать, слежу, чтобы они не сидели без дела, чтобы дома и во дворе был порядок, чтобы была еда. После развода я им сразу сказал, сейчас к нам будут приходить люди и говорить: у этих детей нет мамы, дома бардак. Учитесь сами за собой убирать, я ваш отец, а в технички не нанимался. Я купил им машинку-автомат, провел домой воду, отремонтировал уборную, накупил моющих средств. Детям оставалось только научиться всем пользоваться без меня.
С 2013 года состояние Альбины постоянно ухудшалось. Её мучили постоянные отеки, часто поднималась температура. Врачи сказали, что нужно переходить на аппарат искусственной почки. В прошлом декабре сделали операцию и вшили искусственную почку. Но эффекта, который нам обещали, почти не было. Жизнь Альбины стала зависеть от диализа. Каждые шесть часов мы должны были вливать ей жидкость, которая проходила через искусственную почку. Диализ нужно делать 4 раза в сутки. Альбинка перестала ходить в школу, учителя приходили к нам домой. Нельзя было вести активный образ жизни, гулять, уходить далеко от дома. До болезни она посещала кружки пения и танцев. Если мы выезжали в город, то брали все приборы для диализа с собой в пакет и где-нибудь, в больнице или у родственников, в определенное время делали процедуру. В основном Альбина сидела дома, а я не мог на это смотреть. Она такая молодая, а жизнь у нее как у собачки на цепи.
Я советовался с врачами: есть ли какой-нибудь другой способ помочь моему ребенку. Заведующая гемодиализным центром сказала, что может помочь пересадка почки, надо только найти донора. Я подумал: где я этого донора возьму? Когда впервые сталкиваешься с подобным, не знаешь, что и делать. Оказывается, многие люди сами приходят в центр и предлагают свою почку. Врач дала мне несколько номеров потенциальных доноров. Я дозвонился до одного, он мне сразу сказал: «Пожалуйста, я отдам почку вашей дочке, но только за 50 000 долларов». Я не поверил, в интернете все перевернул и убедился, что это действительно так. У меня на тот момент не было таких денег, да и вряд ли они бы появились. Я пошел в местный благотворительный фонд «Жулдыз». Там меня тоже не обрадовали, сказали, что для города с населением 300 000 человек собрать такую сумму нереально.
Немного подумав, я сказал врачам, что сам стану донором для дочери. Я прошел комплексное обследование, сдал огромный перечень анализов, и меня утвердили. Мы должны были ехать в Астану на операцию. Пересадку почки делали по квоте. Но там нужно быть полтора-два месяца. Сдавать контрольные анализы, после операции еще какое-то время находиться под присмотром врачей. Я позвонил в Астану, врачи сказали, что дочь положат бесплатно в больницу, а мне там лежать не положено. Я сам должен снимать квартиру. В Астане аренда квартир безумно дорогая, на мой взгляд. Особенно, в районе больницы — на левом берегу.
Тогда я пошел снова в тот же благотворительный фонд за помощью. Они связали нас с журналистами, те написали о нас статью с фотографиями и видео, и нам словно выпала золотая карта. Мой телефон не замолкал ни на секунду, люди звонили и предлагали помощь. Альбинкины подружки сделали листовки с текстом «Поможем Альбине» и расклеили их по всему поселку, учителя помогали, даже местный акимат. Совершенно незнакомые люди со всей области собрали нам полтора миллиона тенге на то, чтобы мы съездили в Астану на пересадку. Я специально завел тетрадку, куда записывал каждый звонок: имя человека и сумму, которую он нам пожертвует. Чтобы потом перед всеми отчитаться, чтобы каждого поблагодарить.
Люди звонили и писали еще и для того, чтобы просто высказать слова поддержки, пожелать удачи. Звонил один мужчина, переживший пересадку почки, и объяснил мне и Альбине, как с этим жить, раскрыл все подводные камни. Звонили и те, кому подобная операция предстоит, чтобы уже мы их консультировали.
Когда я сказал о своем решении детям, сыновья не возражали, а вот Альбина не хотела идти на это. Все говорила, как же ты будешь без почки? Но я убедил ее, что это лучший вариант. Родственники говорили мне, что я с одной почкой не смогу прокормить детей. Предлагали мне уговорить кого-нибудь из сыновей отдать почку сестренке, но разве я могу сделать своих детей инвалидами. Нет уж, они молодые, мне важнее их здоровье.
Перед операцией я лежал и мечтал, чтобы все это поскорее с нами закончилось. Мне не было страшно. Я знал, что у меня здоровый крепкий организм. Врачи даже удивились тому, насколько я здоров для своих лет. И за дочку не сильно переживал, был уверен, что все получится. Альбина тоже была спокойна. Я был рядом с ней от начала до конца.
Я как будто предчувствовал, что все так будет. Несколько лет назад начал во дворе дома строить общественную баню, чтобы потом просто сидеть и продавать билетики. Немного не успел. Альбине становилось все хуже и хуже, и мы с ней уехали срочно на пересадку. Баню достроили мальчишки. Сегодня у нас уже есть первые клиенты.
Теперь в Альбине моя почка, и ей больше не нужно ходить с катетером и каждые 6 часов делать переливание. Я чувствую себя хорошо. Альбина пьет иммунодепрессивные препараты, чтобы не случилось отторжения, соблюдает диету, пока мало бывает в общественных местах. Сейчас ее организм насильно ослабляют. Но она, по крайней мере, выходит вечером гулять с подружками и мечтает поскорее поступить в колледж или институт. После операции она проснулась и первым делом спросила: где моя трубка? Настолько она привыкла ходить все время с катетером.
Я знаю многих людей, которые попали в беду, но не хотят обращаться за помощью к обществу. Причины разные — кто-то не хочет огласки, кто-то стесняется, кто-то не верит, что ему могут помочь незнакомые люди. А я убедился, что это работает. Мне не было стыдно, что я обращаюсь за помощью к людям. Ради своего ребенка можно и на колени упасть.
Автор: Мадина Куанова
Фото: Рауль Упоров
