Каждая поездка на Иссык-Куль – с семьей или корпоративная с коллегами – сопровождалась для нас тесным общением с киргизской дорожной полицией. Поэтому прошлым летом, решив возобновить после 6-летнего перерыва (слишком неспокойно было у соседей) любимый маршрут Алматы – Иссык-Куль, мы полетели на самолете. Аэропорт, рейс Алматы – Тамчи, 30 минут – и ты на месте. Быстро, удобно, никаких очередей на границе и вымогающих взятки инспекторов на дороге.
И сначала все шло хорошо. 4 дня отдыха пролетели незаметно. После пропахших хлоркой алматинских бассейнов и грязных пляжей Капчагая Иссык-Куль тянул в наших глазах на все пять звезд. Его природу не смогли испортить ни политические бури, ни человеческая глупость: озеро, горы, жаркое среднеазиатское солнце – все это осталось таким же, как 10, и 20, и 30 лет назад. Золотой песок и синяя вода, чебачки и вареная кукуруза, горы в дымке тумана и прогулочный теплоход с вечной песенкой, льющейся из рупора: «Как провожают пароходы, совсем не так, как поезда». Сосны и березы, хвойные фитонциды и вкусный воздух, румяные абрикосы и кроваво-бордовая черешня. И уже через день – какой-то особый, красивый загар.
Думаю, это ностальгия по детству, по юности заставила в прошлом году два с половиной миллиона казахстанцев отправиться летом именно на Иссык-Куль. Два с половиной миллиона – это Алматы со всеми близлежащими поселками и Талдыкорганом в придачу. В иссык-кульских санаториях «КазГУ» или «Алма-Ата» отдыхали папы и мамы, бабушки и дедушки сегодняшних алматинцев и еще будут отдыхать их дети. Примерно так благодушно размышляла я, лежа в гамаке санатория «Солемар». Мне все нравилось. Природа природой, но удивляло и то, что по части сервиса Кыргызстан далеко обошел наши Алаколи и Бурабаи. Не обращая внимания на картину за оградой санатория, можно было счесть здешний отдых не хуже турецкого…
Только не обращать внимания не получилось.
За четыре дня отдыха мы только пару раз выходили за пределы санатория – захотелось купить мороженое, все остальное время проводили на внутренней, хорошо охраняемой территории. Такова особенность отдыха в Кыргызстане: из курортной «резервации» нос лучше не высовывать. Там, сразу же за воротами, всегда стояло несколько легковых машин, а рядом на корточках сидели местные ребята. Мы не подозревали, что нам еще придется с ними столкнуться.
Потому что такси в оба конца мы заказали в аэропорту Тамчи, где, как и в Алматы, приезжающих всегда встречает кучка водителей-бомбил, готовых доставить вас за договорную плату хоть к черту на кулички. Мы условились на тысяче пятиста сомах и, довольные вежливостью, расторопностью и кондиционерами, договорились с водителями на обратный путь. Так надежней, решили мы, и таксисты заверили, что в нужный день и час будут как штык стоять у ворот нашего пансионата.
Но мы все ошиблись. Когда через четыре дня, еще влажные после прощального утреннего купания, с сонными детьми на руках, мы подошли к выходу, нас ждали. Но не только «наши» таксисты. За воротами пансионата шли «разборки» – местные таксисты разбирались с аэропортовскими, посягнувшими на чужую территорию. По накалу страстей этот разговор выходил далеко за рамки обычного делового конфликта. Глядя на разгоравшуюся драку, я живо вспомнила репортажи из революционного Бишкека, помню, меня до глубины души поразил телевизионный сюжет о депутате, которого толпа, истязая, водила по улицам…
Было что-то похожее в лицах, то же выражение решимости и отчаяния – эти мужчины у ворот за полторы тысячи наших сомов готовы были на многое. Сейчас, постфактум, я имею все основания говорить, что если бы мы совсем уперлись, нас бы взяли в заложники, заперли в сарае или еще хуже… Но не отпустили.
Однако мы не сразу осознали это, наверное, разница в ВВП – 12 тысяч казахстанских долларов на душу населения против 1158 киргизских – сыграла с нами злую шутку. Даже после того, как охранник пансионата тихо посоветовал нам подчиниться и убираться подобру-поздорову, мы отказались «кинуть» наших таксистов, которые приехали за нами издалека, потратив свое время и бензин. Мы высокомерно пожимали плечами: с кем хочу, с тем и еду!
– На этих машинах вы никуда отсюда не уедете! – кричал мне в лицо на чистом русском пожилой кыргыз. А я отвечала в том духе, что он-де прав таких не имеет. Пансионатовских было человек двадцать – нас десять, включая пятерых детей, и еще три аэропортовских водителя. Стенка на стенку. Силы были неравными, но мы продолжали «качать права». А потом попытались сесть в злополучные машины.
Все, что произошло дальше, напоминает страшный сон. Один из местных быстро сел в свое подержанное «Ауди» и на бешеной скорости, едва не протаранив, заблокировал нашу машину, подперев ее. На его пути оказалась коллега с годовалой дочкой на руках – только по счастливой случайности она успела отскочить, упав при этом вместе с ребенком на землю. Ее муж, увидев это, кинулся на водителя. Завязалась драка. Испуганные дети начали плакать, женщины кричать. Заблокированному водителю прокололи шины под одобрительный клич и аплодисменты толпы, потом машину на наших глазах подняли и перевернули. Два других таксиста успели скрыться. Вместе с воздухом, выходящим из шины перевернутой машины, постепенно испарялась и наша решимость стоять на своем. До нас, наконец, дошло, что на «неместных» машинах нас отсюда не выпустят.
Вся эта история, каким бы ни был ее финал, могла остаться в памяти обычным бытовым конфликтом. Но я помню лица водителей, перекошенные от злости, их глаза, полные ярости, – и все из-за чего? Из-за полторы тысячи сомов. А еще полное равнодушие окружающих, как будто ты оказался вне зоны какого бы то ни было закона. Ни один человек не встал на нашу защиту, не вызвал полицию, не попытался вмешаться. Охрана пансионата, покуривая в стороне, лениво наблюдала за дракой, как будто все происходящее было в порядке вещей, рабочая ситуация. В последней надежде я кинулась к девушкам на ресепшн, но в ответ на просьбу о помощи услышала поразительный ответ: «Вам все это еще надо доказать!»
…Всю дорогу до аэропорта мы молчали. Кто-то успокаивал детей, кто-то сам пытался справиться с волнением, кто-то все еще всхлипывал. Мы ехали на машине, на которую нам указали. Водитель, смуглый мужчина лет сорока, который несколько минут назад готов был утопить нас в озере, тоже угрюмо молчал. Я видела его лицо в зеркале заднего вида – оно оставалось бесстрастным. Ничего похожего на сожаление: мол, жизнь заставляет, а так-то мы люди мирные, законопослушные.
Так мы и ехали то ли пассажирами, то ли заложниками, не сказав ни слова друг другу за всю дорогу. Только где-то посередине пути наш таксист, видимо, вспотев от жары, снял с головы свою старую, замызганную бейсболку и неожиданно стал еще лет на сорок старше: у него была сплошная, пепельно-белая седина. Значит, все-таки переживаешь, борьба за выживание на грани отчаяния не прошла для тебя бесследно, подумала я, когда в аэропорту брала из его рук свою сумку. Но я, конечно, ничего не сказала, молча расплатилась и, не попрощавшись, побежала догонять своих.
