Временами было очень страшно. Это когда полночи удаляешь из социальных сетей семейные фотографии, чтобы не пришли за родными. Потом, спустя несколько лет, узнаешь, что они, оказывается, никому не рассказывали о твоей работе в оппозиционном СМИ и ты просто исчез для старого окружения лет на десять.
Это ощущение неявной опасности и угрозы, слежки и прослушивания, а еще определенное отчуждение в обществе и почти изгойство не отпускают еще долго после того, как ты ушел из редакции. Пост-травматический синдром. Наверное, так и должно быть после жизни в состоянии полуподполья, и не важно, что ты сам ее выбрал.
Когда я пришла работать в медиапортал Stan TV, у меня не было никаких политических целей, кроме желания рассказывать аудитории «объективные, честные новости». Я не сильно вникала в суть разногласий владельца – или, правильней сказать, спонсора твоего СМИ – с властью, мне важно было делать свое дело – при условии, конечно, что дело это, как и любая работа, оплачивается. Но уже на второй-третий день ты понимаешь, что работать так, как хотелось бы, не получится – тебя просто отсекают от информационных источников. Не пускают на важные события, в государственных органах не дают комментарии. В телефоне, заслышав название твоей компании, тускнеют голоса экспертов, а «системные» оппозиционеры после интервью не без сарказма в голосе интересуются делами хозяина.
При этом есть свои ништяки. Проект не экономический, а политический, на карту поставлено так много, что тебя упаковывают, как солдата элитного спецназа – новый ноутбук, мобильный телефон без лимита на разговоры, научают пользоваться всеми этими мессенджерами, скайпами, ватсапами и кучей новейших интернет-программ, в то время как коллеги из других СМИ еще делят один на двоих стационарный компьютер. На пресс-конференциях они с завистью отмечают твои гаджеты: «Вам контора сотку оплачивает, да?», «О, у вас камера на флешке, а не на кассетах?» – только вот после пресс-конференции ты возвращаешься не в официальное здание телекомпании, а в едва ли не конспиративную квартиру, переделанную под офис. Там кухня, набитая операторами и водителями, периодически нет света и перебои с интернетом, иногда приходят полицейские и финпол, а некоторых коллег после работы подлавливает и ведет разговоры «за жизнь» еще и КНБ. Зато есть что вспомнить, как говорится.
Оглянувшись назад, ни за что не скажешь, что жизнь была прожита зря или скучно.
Ты делаешь обычную, рутинную работу, а чувствуешь себя, как спецагент на задании. Монтируешь спокойно сюжет, а в дверь входит взволнованный шеф и говорит: ребята, готовьтесь. И ты вытаскиваешь из тумбочки флешки, жесткий и DVD диски, кладешь в сумку свою записную книжку – все это может быть использовано против тебя и компании, к тому же нельзя раскрывать имена людей, с тобой сотрудничающих. Проверяешь, хватит ли зарядки на сотовом, чтобы в случае чего снять происходящее на телефон. А произойти может все, что угодно: после нападений на коллег в офисе установили камеры, но я не припомню, чтобы это избавляло нас от неприятностей вроде угроз от людей в штатском.
Один визит мне особенно запомнился, наверное потому, что следователь – спокойный, вежливый, приятной внешности, с фамилией на букву «щ» – в числе других «улик» забрал мою кружку и книгу – мемуары Даниила Гранина с подходящим случаю названием: «Всё было не так».
Просто мы так много работали, что хранили в офисе и личные вещи, а следователь с понятыми, которые все отворачивались от камеры, пришел неожиданно: произвел обыск, изъял технику, вещи и опечатал офис со всем содержимым, включая свитера и балетки коллег. Больше мы их не видели. И книгу я не дочитала.
Веселых моментов в жизни «оппозиционного журналиста» в Казахстане тоже хватает, просто их нужно уметь разглядеть и посмеяться. Например, одно время в 2006 году в наш офис регулярно приходил с проверкой «на наличие незаконных трудовых мигрантов» сотрудник миграционной полиции по фамилии Достовалов. Заходит, представляется – лейтенант Достовалов, а ты стой и думай: это он прикалывается или серьезно.
Кроме представителей разнообразных силовых органов навещали нас и гражданские, например, санитарные врачи, по-старому СЭС. Замерив расстояние между настольной лампой и рабочим местом журналиста, высоту стула, стен, проверив чистоту воздуха, температуру и уровень радиации, они торжественно выносили вердикт о вредности условий труда. А наша спутниковая антенна беспокоила соседскую бабушку, которая, будучи хорошо простимулированной, писала на нас бесконечные жалобы. Когда устав, мы решили позвать вредную бабулю на чай и прижать к стене вопросом, откуда взялась идея о влиянии антенны на ее артериальное давление, соседка честно и наивно призналась: «Не знаю, детки, мне милиционер сказал, что я от вашей тарелки болею и надо бы пожаловаться.»
Или летом 2011 года возвращается наша съемочная группа с редакционного задания и возбужденно рассказывает, как оператору удалось полетать с министром над территорией национального парка. Чиновник не расслышал название СМИ, а уточнил уже в вертолете. В этот момент его обычно невозмутимое лицо выражало сложную гамму чувств:
«Сбросить оператора вниз или объяснять потом в Астане, почему моя физиономия появилась в новостях оппозиционного СМИ?» – казалось, такой выбор раздирал чиновника.
Бесконечные суды, бунты заключенных в колониях, митинги оппозиции и ипотечников, всевозможные голодовки, самоубийства, теракты и забастовки. Несколько лет твоя информационная картина окрашена исключительно в черный цвет. Один из побочных эффектов – удивление, с которым ты воспринимаешь обычные разговоры про детей-отпуск-солнце на закате, потому что сам уже в любой бабочке видишь «руку Акорды». Передоз негатива такой сильный, что отходишь от этого так же долго и трудно, как от ощущения тотальной слежки и прослушивания. После этого у многих возникает желание уйти из профессии или тебя может швырнуть в какую-нибудь противоположную сферу – дизайн, моду, науку и жизнь, ЗОЖ или эзотерику.
Но, несмотря на все это, посмотрев на свою работу серьезно и без эмоций, ты видишь там события в «Шаныраке», наводнение в Кызылагаше, вторую революцию в соседней Киргизии, наконец, Жанаозень, где в день 16 декабря 2011 года твои сотрудники и коллеги оказались единственными журналистами – и понимаешь, что оно того стоило. Единственный альтернативный взгляд на события твоей страны и саму историю – ради этого можно было потерпеть и соглядатаев за спиной.
И судьба беглого олигарха, который, кажется, платил тебе зарплату, здесь совсем ни при чем.
Автор: Айнур Мазибаева, журналист
Иллюстрация: Анвар Мусрепов
