Канат Бейсекеев, режиссер
*СПИРИ – Силы правопорядка Исламской Республики Иран
Никогда не думал, что окажусь в этой стране, да еще и с такими приключениями. Все, что я слышал об Иране, – что это закрытое исламское государство, большая часть населения говорит на фарси, иранцы не любят Штаты и Израиль, ну и еще, в последние время у них понемногу развивается кинематограф. Говорят, «Оскар» взяли!
Если кто-то не в курсе, я сейчас работаю над проектом об этнических казахах, в начале прошлого века вынужденно покинувших родину и с тех пор проживающих за рубежом. Я снимаю их быт, традиции, жизнь, нравы и пытаюсь понять, как они смогли на чужбине сохранить свою национальную идентичность.
Мы уже отсняли монгольских и турецких казахов, на очереди были иранские.
О них я слышал совсем немного: их около шести тысяч и раскиданы они по трем маленьким провинциальным городкам Ирана.
Сама подготовка к поездке была сложной. Мы никак не могли найти героев дистанционно, знали только где они – наши потенциальные герои – проживают, знали название одной улицы в Горгане и планировали ехать именно в этот город, что впоследствии и сделали. И вот десять дней назад мы с командой из двух человек – Нурсултаном и Адлетом – приземлились в Тегеране.
Никаких проблем с техникой на границе по прилету у нас не возникло, что порадовало. Я понимал, что трудности с видеосъемкой могут возникнуть из-за режима страны и действующих запретов. Но мы видели несколько travel-видео на Youtube – это меня вдохновило, и я решил, что у нас тоже получится. Официальное разрешение на съемку нужно получать за семь месяцев, на что у меня не было времени, к сожалению.
Когда мы приземлились в Тегеране, никто не проверял нас и наш багаж. Мы быстро и легко прошли контроль и вышли из аэропорта.
Первый день провели в Тегеране. Столица исламской республики Иран ломала шаблоны и удивляла. Огромный контраст между тем, что передают СМИ, и тем, что мы видели во время поездки. Тегеран – город молодежи и безумного движения.
К туристам люди относятся с уважением, не припомню ни одной трудности и непонимания с простыми жителями. К съемкам все относились лояльно, могли покривляться в кадр, неизменно улыбаясь, спрашивали, откуда мы родом.
Хотя страна, конечно же, живет по своим правилам. Тут не продают алкоголь, не пользуются банковскими карточками, за неприличный взгляд на девушку или прогулку в шортах или без хиджаба можно поплатиться разбирательством в участке с нравственной полицией. Мы этого избежали, мы вели себя хорошо.
Однако алкоголем нас угощали – местные ребята, с которыми мы познакомились буквально на улице. Они сказали, что горячительное, почти по-нашему – арак – есть почти в каждом доме.
И так со многими другими законами, какими бы хорошими или плохими они ни были. Часто они не соответствуют настоящей жизни в Иране. Народ толерантный, молодежь довольно модная и образованная. Они понимают, что законы и нравы, которые охраняет религиозная полиция, уже давно не актуальны и только усложняют жизнь.
Так вот, есть в Иране один закон, который коснулся непосредственно нас. Любые съемки в этой стране производятся только с разрешения властей. На летающий «коптер» у них, как выяснилось, волосы встают дыбом.
В Горгане, куда мы приехали из Тегерана и снимали казахские семьи, нас «навестили» люди из казахстанского посольства. Им не понравилось, что мы делаем. Разговор у нас не сложился.
Несмотря на предупреждения, я продолжил снимать. Для меня был важен материал, ради которого я уже рисковал. Останавливаться на полпути? Об этом не могло быть и речи. И если бы даже мы послушались чиновников дипмиссии, развернулись и уехали, то все-равно позже не избежали бы проблем. Поэтому мы просто начали работать как можно быстрее. Мы торопились успеть, но нам помешали. На шестой день, приехав в Горган во второй раз, мы увидели перед собой закрытую перед нашим носом дверь отеля. Нас без объяснения причин отказались заселить, а потом еще и приехала миграционная полиция. Почему отель, гостеприимно принимавший нас два дня назад, так изменился? Почему через пять минут после нашего появления прибыла миграционная полиция? У меня нет ответов – только догадки, которые я не буду здесь озвучивать.
В итоге из десяти дней в Иране мы снимали всего три дня.
Мы вернулись обратно в Тегеран. Наша договоренность с казахским боксером, выступающим за сборную Ирана, слетела. Известному спортсмену не дали сниматься в нашем проекте, хотя за день до того все были согласны. А мог бы получиться крутой фильм про казаха-боксера в иранской сборной. Мои планы рушились. Остались два дня до вылета домой, а у меня не собран материал, снимать не разрешают, герои идут в отказ. Я успокоился только после того, как за два дня вынужденного бездействия просмотрел весь отснятый материал. Я понял, что у нас есть с чем работать. Времени было мало, но важные истории мы успели отснять. Я начал монтировать.
В целом казахи в Иране не сильно отличаются от других – монгольских и турецких казахов. Они лишь немного запуганы властями, боятся сказать лишнее. Но очень рады видеть земляков и общаться с нами. Все приглашали нас домой, кормили и угощали чаем.
Многие хотели бы вернуться на этническую родину, но боятся, что Казахстан их уже не примет. В основном, казахи живут в своем вакуумном закрытом мире, который сами же и создали. Молодежь не знает, чем заняться, работы для них нет, а покидать свой знакомый аул не хотят. Так, наверное, удобнее; люди ждут и надеются, что кто-нибудь приедет и заберет их в Казахстан.
Задержание
Нас остановили в аэропорту во время проверки багажа, увидев коптер. Меня и Нурсултана отправили в полицейский участок тут же, в порту. Адлета мы отправили сделать чекин и это стало большой удачей, он избежал задержания и конфискации вещей.
Нурсултана и меня допрашивали около трех часов. Полицейские никак не могли принять решение. Мы соблюдали спокойствие, полагая, что нас все равно отпустят.
В участке мало кто говорил на английском, приходили сотрудники авиакомпаний, они и помогали нам с переводом. Напряжение увеличивалось по мере приближения часа вылета. Оставалось всего полчаса, когда нас наконец отпустили, забрав коптер. Мы помчались к нашему гейту, а там нас уже поджидали сотрудники более серьезной службы, чем полиция – это была служба национальной безопасности. Нас провели назад в участок и начали жестко требовать открыть все свои сумки. В наших рюкзаках лежали дорогой Macbook Pro, айпад и куча профессиональной аппаратуры. Они конфисковали все – коптер, компьютеры, флешки…
Также уже из самолета вытащили мой багаж, в котором лежало съемочное оборудование, жесткий диск с отснятым материалом, звуковая аппаратура и любимые шорты. Я так и не надел их в Иране. Эпическим моментом, когда мы с Нурсултаном чуть не наложили в штаны, была история с посылкой одного казаха. Он работает в Иране и попросил передать родным в Алматы какие-то документы. Мы не заглядывали и понятия не имели, что лежит в конверте, а когда нас стали обыскивать, одним полушарием мозга я начал лихорадочно вспоминать содержимое рюкзака Нурсултана. Строго спросив, что внутри, офицер требовал от меня ответа. Я сказал: «Давайте просто откроем». Они порезали папку и обнаружили стопку стодолларовых купюр. Там было около десятка зеленых, а может и больше! Наш эмоциональный накал достиг максимального уровня.
Я уже представил, как эту стопку долларов тоже конфискуют, и, прокручивая лицо малознакомого казаха, передавшего деньги родным, думал о том, что же ему скажу. Он ведь может и не поверить, подумает, что украл.
Но иранские чекисты вернули нам деньги! Они даже не притронулись к ним, что делает им честь и много говорит о стране исламской революции. Но вот технику, харды с материалом, коптер и багаж нам не оставили.
Но в самолете с невинным, безучастным ко всему происходящему лицом, тихо сидел наш человек – Адлет. В его рюкзаке находилась копия отснятого материала…
