Esquire.kz представляет самые яркие выступления, звучавшие на TEDxAlmaty за все 7 лет существования этой площадки в Казахстане.Каким может быть конец истории человечества? Михаил Акулов доктор исторических наук, декан базового факультета КБТУ сравнивает историю с книгой, автобиографией человечества, в которой мы являемся и героями, и авторами. Сможем ли мы предопределить финал книги, финал истории человечества? Достигнем ли абсолютного знания? Станем ли бессмертными сверхлюдьми, а, может быть, сверхорганизмами?
Я хотел бы рассказать вам о конце истории. Идеи, волнующей меня уже многие годы, не только потому, что я историк по образованию, но и в силу того, что мы, как мне кажется, упускаем из виду один из наиболее вероятных вариантов нашей дальнейшей социальной эволюции. Пусть сказанное мною послужит для некоторых предостережением. Ну, конечно, говоря о конце истории, я не имею в виду апокалиптические сценарии, ставшие известными, благодаря голливудским блокбастером. Я не Нострадамус, и причислять себя к ясновидцам я не собираюсь. Под концом истории я подразумеваю, в первую очередь, завершение этапа развития человека, начавшегося двести с лишним лет тому назад, и связанного с не менее парадоксальным открытием все той же истории. Это как сила притяжения, она всегда существовала, люди разбивали себе колени, носы, любимые вазы. Но лишь с Ньютоном мы осознали в чем дело. Так и в истории. Чтобы пребывание в истории было настолько абсолютным, настолько тотальным, как пребывание в атмосфере, что нам понадобилось несколько тысяч лет для того, чтобы осознать, в чем дело, и перевести, философски выражаясь, действительное в область осознанного.
Как и сила притяжения, открытие истории зиждется на весьма простых постулатах. Во-первых, люди осознали, что история творится со всем человечеством, а не с его, отдельно взятыми представителями. Одним словом человечество в целом есть объект истории. Во-вторых, те же люди осознали, что человечество является еще и субъектом истории, поскольку эту историю и творит. Если природа действует на нас посредством действия своих незыблемых законов, то в истории мы эти законы пишем, правила устанавливаем, которые потом с легкостью нарушаем и переписываем. Ну, и третье, все что происходит с нами, и все что делаем мы обретает смысл лишь благодаря и в рамках истории. Историю поэтому можно сравнить с классическим романом, книгой в которой мы являемся одновременно персонажами и авторами. Это автобиография человечества со своим финалом и со своей моралью. Важно эту книгу до конца прочитать, причем именно в указанном в оглавлении, порядке, и ничего не пропуская в процессе.
Закономерный вопрос – чем же эта книга закончится?
Некоторые философы утверждают, что давно уже эту книгу прочитали и знают ответ. Финал, утверждают они, будет достоин всей предыдущей драмы, всех злочинств, всех интриг, всех актов героизма. Там, в самом конце, благодаря знанию, накопленному и передаваемому из поколения в поколение, исчезнет фактор неизвестности. И мир станет абсолютно предсказуем. Все, что будет твориться с нами, будет нам заранее известно, поскольку мы, как основные творцы этой истории, своими сознательными действиями это будущее предопределим. Ну, вот и все. Здесь книга под названием «История человечества» подходит к концу, и начинаются белые страницы, не изувеченные текстом. И вправду, кто же захочет что-то писать, а уж тем более читать, если исчезнет всякая интрига, и любой спойлер станет излишним. Это звучит абстрактно. А как же все будет на самом деле? Или, по крайней мере, в голливудской экранизации книги для нечитающего большинства. Ну, как Вы уже поняли, движение к концу истории – есть путь познавания, дорога к абсолютному знанию. Познаем же мы. То есть узнаем рациональную суть происходящих с нами явлений, в процессе, именуемом наукой. Наука приоткрывает завесу неизвестности с вселенной и переводит ее в набор удобных алгоритмов и форм. Вместе с этим наука предоставляет нам механизмы в виде технологий, позволяющих нам контролировать, открываемую нами природу, в том числе, и природу человеческую. Я бы даже сказал больше, если бы наука не давала нам возможность пользоваться на практике своими теоретическими умозаключениями, то она так бы и осталась уделом маргиналов, отшельников, наподобие философии. Известное каждому со школы утверждение, что «знание — сила», можно прочитать слева направо, как утверждение о том, что знание об объекте дает нам возможность этот объект контролировать. Так же и справа налево «сила — знание», мол, желание контроля, стремление к господству, воля к власти, во многом обуславливает ход научных исследований и предопределяет тем самым форму и содержание получаемых нами знаний.
Короче говоря, в конце истории мы не будем погружены во мрак неизвестности, а будем окружены таким сиянием абсолютного знания, освещающим как самые дальние углы Вселенной, так и потемки чужих душ.
Мы, у нас в распоряжении будут фантастические гаджеты, запатентованные рекомендации по уходу за собой, красно-голубые пилюли, и тому подобное в соответствии с самым передовым уровнем развития технологий. Оптимисты, к числу которых принадлежит, так называемое трансгуманистическое движение говорят, что это будет великое время. Время окончательной победы человека над своими слабостями, над своими страхами, над недугами, как внешними, так и внутренними. Ни рак, ни СПИД, ни Эбола, ни даже простуда, не будет представлять угрозы для сторонников ЗОЖа. Мы научимся менять свое тело, с той же лёгкостью, с которой сейчас девушки красят волосы, либо подбирают под свое настроение контактные линзы. Ну, конечно же, мы добьемся исполнения главной мечты человека, мечты о бессмертии, заставив клетку, делится столько раз, сколько мы от нее потребуем. Там в конце истории мы уже будем не просто людьми, а сверхлюдьми, эдакими греческими небожителями с совершенными душами, ну, и сексуальными телами, безусловно. Но в отличие от своих приятелей трансгуманистов, я настроен более скептически. Я действительно думаю, что мы находимся на пороге чего-то нового, времени, где фактор неизвестности будет сведен до статистической погрешности. Однако, это не значит, что мы становимся все более похожими на сверхлюдей. Во всяком случае, знаков пришествия сверхчеловека я не замечаю. Кто-то скажет – а как же Майкл Фелпс, человек – рыба, Усейн Болд, человек – молния, Стивен Хокинг, человек – мозг? Особо удачливые ловцы покемонов в золотом квадрате Алматы? Говоря откровенно, все они необычайно хороши в своей области, я бы сказал, гротескно хороши, поскольку за пределами этой области они где-то ущербны. Все это бесконечно далеко от тех образов дворян Ренессанса, одинаково блестяще владеющих шпагой и искусством стихосложения шестистопным ямбом. Всех тех образов, что в итоге, легли в наше представление об идеальном человеке.
Раз уж на то пошло, то живший двенадцать тысяч лет тому назад, до гранд революции, охотник – собиратель со своей развитой мускулатурой, крепкими нервами, цепкой памятью, детской живой фантазией, свободолюбием стоит куда ближе к сверхчеловеку, нежели мы, отягощённые наукой и техникой, потомки.
Я не призываю вас спуститься в пещеру, встать на четвереньки и выть по-волчьи. Я всего лишь предлагаю альтернативную модель развития отличную от той, коей почиют нас всевозможных радостных визий. Там, в конце, на конечной станции истории, с оркестром и цветами встречать нас будет не сверхчеловек, а то, что в биологии именуют сверхорганизмом. Не будучи организмом в традиционном смысле этого слова, сверхорганизм сам состоит из организмов. Когда-то эти организмы были способны, к тому, чтобы жить обособлено, независимо от сверхорганизма, но в ходе эволюции они эту возможность утратили. Взять муравьев, они живут благодаря и ради муравейника, не в последнюю очередь, и потому, что большинство муравьев потеряли способность к репродукции. Менее привычный пример являет собой тля. Это как матрешка — паразит, которая скрывает в себе других паразитов, бактерий, что помогают ей в переработке аминокислот, защищают от атак ос-наездников. Это можно было назвать симбиозом, если бы не тот факт, что вне тли эти бактерии существовать не могут уже, как в принципе тля без них. Вопрос – при чем тут homo sapiens, самопровозглашенный венец творения? Технология, как практический аспект науки, безусловно, дает нам инструменты, обеспечивающие нам видовое господство на Земле. И у этих инструментов, однако, есть одно странное свойство, по мере усложнения, они превращают нас, своих пользователей, в инструменты. Не мы находим им применение, а они нам. Не они нам служат, а мы им. Мы становимся все более и более специализированными, заточенными под машины. Усматривая смысл нашей жизни, и уж точно источник дохода, в действиях направленных на поддержание бесперебойной их работы. Кто здесь музыку заказывает? Человек или машина? То есть как все просто и многообещающе начиналось, с булыжника, проломившего скорлупу ореху, и с тлеющей палки, испугавшей хищника, или райдера, что пришел полакомится за чужой счет.
Специализация – это полбеды.
Не менее важной является и содержательная составляющая прогресса. По своему прогрессу технология – вещь легко усваиваемая, передаваемая, результат взаимодействия между людьми. И поэтому она легко и беспристрастно выберет того, или кому, или чему служить. Не каждый навык усиливается, или закрепляется, не каждый дефект устраняется или преодолевается техникой. Все внимание сконцентрировано лишь на тех склонностях человеческого организма, что имеется на, как раз-таки, с точки зрения все той же кооперации, того же взаимодействия, то есть навыков, что в потенциале способны улучшить эффективность взаимодействия между людьми, закрепить солидарность внутри группы, или поднять статус индивидуума в глазах окружающих. Наврядли тренера Майкла Фелпса тратили время на изучение гидродинамических свойств тела, если бы спорт и зрелища не играли такой роли в сплочении людей и наций. Наврядли IT разработчики трудились над созданием приложений для знакомства, новоявленные Казановы организовывали курсы пикапа, если бы секс не являлся общепринятым мерилом успеха. Короче говоря, приоритетными прогресс считает именно социальные навыки, оставляя остальным навыкам незавидный удел рудиментизации. Вот и получается, что по ходу истории, отмеряемой достижениями в науки, техническими прорывами мы движемся не к супер герою, а к узкоспециализированному жителю человеческого муравейника, с атрофированными несоциальными навыками. Знание подчинило природу нуждам человека, и в тоже время привязало его к обществу узами соучастия. С определенного момента все наши мысли, все наши действия, все наши чаяния будут иметь смысл лишь в условиях дальнейшего существования сверх организма. Вне этого организма мы будем настолько же бесполезны, насколько и безжизненны.
Хорошо-ли это, плохо? Не мне судить.
Скажу единственное, что человек на то и не муравей, уж точно не для… что помимо интегрирующих его в общество тенденций он движим и другими обратными по своему эффекту порывами. Эти порывы зачастую мешают ему стать эффективным менеджером, трудолюбивым рабочим. Но одновременно эти порывы позволяют ему почувствовать себя личностью, понять глубину своей души, постичь мир в его беспричинной бесконечности. Философ Мартин Хайдеггер однажды назвал человека «сущим прислушивающимся к бытию». Так оно есть. Одной из отличительной особенностей человека является его перманентная готовность к откровению. Вселенная кажется нам нашептывающей свою большую тайну, постичь которую не под силу коллективному разуму. Она обращается к каждому из нас по отдельности, как возлюбленная, что боится сглаза. В общении с ней нужна чуткость на грани безумия, такой дар, что носит в себе юродивые, отшельники, гении и пророки. Услышанное и увиденное они передают, кто как может, но неизменно в виде завершенной и безусловной истины. Ну, ибо в этом и есть суть откровения. Неприятие другими означает им изгнание и забвение. Принятие же сулит возвратом метафизическим исканиям, а вместе с этим и давно позабытым словам – Бог, душа, любовь, смерть, свобода. Для сшитого из взаимных обязательств и коллективных проектов сверхорганизма, откровения в конце истории, это в лучшем случае – внесистемная ошибка, в худшем – рецидив средневекового мракобесия. Это матричный глюк, требующий устранения. Раньше это достигалось коллективами в виде дыбы, костра, лагерей для неугодных. На пороге третьего тысячелетия сверхорганизм действует куда более гуманнее, фокусируясь не на проявлениях личной обособленности, а на само восприятии, на уже упомянутых несоциальных навыков, обреченных за ненадобностью на атрофию. В их исчезновении, а следовательно и в исчезновении способности человека к автономному от сверхорганизма существованию, можно усмотреть некую эволюционную закономерность. Долгожданный выход из ставшей слишком расточительной исторической диалектики. Но это всего лишь гипотеза. Причем гипотеза идеалогизированная до крайности. Проверить ее на прочность ввиду неизменно ослабевающего гласа вопиющего об альтернативах в скором времени станет невозможно. Как я боюсь, невозможным, станет в скором времени ответить на обманчиво просто звучащие вопросы, а именно – являемся ли мы слепыми заложниками избранного нами большого пути, и кто вообще здесь ведет учет потерь?
