Государство не знает, что делать с религиозными чувствами граждан, когда делать что-то надо, считает наш колумнист Гульнара Бажкенова.
Это произошло со мной в Таджикистане на Кайракумском водохранилище. Я приехала на инвестиционный форум «Согд-2015» и вместе с другими участниками поселилась в пансионате «Бахористон» на берегу Таджикского, как называют гигантскую плотину местные, моря. Там раньше отдыхала и лечилась советская партийная номенклатура, а теперь каждый год проводят мероприятие, на котором убеждают иностранных капиталистов вкладывать в регион деньги.
Те, у кого денег нет, после официальных мероприятий радостно бежали загорать и купаться в море или выбирались в столицу региона город Худжант. Именно там я в какой—то момент обратила внимание на мужчин – их гладковыбритые, сияющие глянцем лица слепили глаза. У всех мужчин — от продавца на базаре до губернатора области — отсутствовала не только борода, но даже намек на щетину, и это в Таджикистане с его брутальной природой выглядело непривычно. Советник губернатора Музафар Юнусов прояснил ситуацию: в стране не на жизнь, а на смерть идет борьба с бородами. Буквально за неделю до того прошел большой полицейский рейд: в течение нескольких дней на улице ловили всех с подозрением на растительность, везли в участок и прямо там насильно брили. Участки были переполнены, брадобреи не успевали, ведь таджикам нелегко быть похожими на офицеров гитлеровского СС – горячая персидская кровь пробивается щетиной уже через пару часов после бритья.
На берегу моря у пансионата есть приличный пляж – с насыпью, зонтиками и шезлонгами и с причалом для катеров и катамаранов. И вот когда я пошла в сторону причала, чтобы покататься, и в поисках работников, у которых можно купить билет, залезла куда—то в дебри – в каюту старого, отправленного на вечный покой кораблика, откинув импровизированный навес, неожиданно увидела перед собой длинную, непокорно торчащую в разные стороны бороду. Борода была не хипстерской и у нее был хозяин – молодой парень; я никогда не забуду его взгляд, полный тихой злобы и обреченной усталости: «И здесь достали, шайтаны!» Его можно было понять.
Он очевидно прятался там от «парикмахеров», попутно подрабатывая чем—то, и тут я спускаюсь к нему как гурия ада. Деликатность моменту придавал мой внешний вид – я была в бикини. Все это было бы смешно, если бы не было так грустно.
Борьба с исламским радикализмом в постсоветской Средней Азии то и дело принимает трагикомичные формы, и об этом можно было бы снять отличную социальную комедию, если бы Ислам понимал шутки. Казахстан долго пытался выглядеть либеральней чем соседи, и в то время как в Таджикистане и Узбекистане под запретом были любые приметы слишком усердной религиозности – у нас хиджабы и бороды носили и в школу, и на работу в государственные учреждения, где для их обладателей еще и делали молельные комнаты для пятикратного намаза в рабочее время. Государство до поры до времени и боялось давить, и пыталось взять под контроль религиозные чувства граждан. Если вы строите большую красивую мечеть, то надеетесь, что верующие пойдут к вам, а не свернут куда—нибудь в подворотню. Однако после серии терактов, после сбежавших в Сирию, по самым скромным подсчетам, пятисот казахских семей и устрашающих видеороликов с нашими ребятишками с автоматами наперевес, с либеральными вольностями решили покончить. Они опять не оправдали ожидания властей. И молельные комнаты закрыли даже в тюрьмах, перед хиджабами захлопнулись двери школ, бороды вот—вот объявят вне закона.
Эта война обещает быть вечной. Она другой не бывает: религиозные чувства – слишком сложная вещь, чтобы легко и просто регулировать их законами. Хиджаб с бородой – это вам не налог на роскошь, который можно ввести или отменить в один день, тем самым стимулируя или, наоборот, обуздывая излишнее богатство.
Победит ли новый закон о религии и борьба с внешней атрибутикой религиозный радикализм? Похоже, власти и сами в это мало верят, иначе законопроект не выглядел бы так абсурдно, а заявления министра по делам религии не звучали бы как жесткая пародия. Зачем измерять длину бороды линейкой? Проще уже сбрить ее наголо.
Казахстану не хватает последовательности и политической воли соседей.
Если ученицам нельзя ходить в школу в хиджабах, это надо четко и ясно артикулировать и не отступать, или уже не поднимать пыль попусту. Все очень непонятно, один закон запрещает, второй разрешает, государственные органы опровергают друг друга, и каждая школа, район, область решают судьбу детей по—своему. В конце прошлого учебного года в сети гуляла фотография последнего звонка в таджикской школе на юге Казахстана, где все девочки стояли в платочках – когда я показала ее Музафару Юнусову, он удивился: «У нас такое невозможно – запрещено!» А уже в этом году, в то самое время, когда в Актобе разгорелся скандал из—за двухсот учениц, отлученных от школы, я лично видела в школах других областей совсем маленьких девочек в хиджабах (прискорбное зрелище все—таки). На мой соответствующий вопрос директора, вздыхая, отвечали, что после серии эмоциональных бесед в прошлом, вызовов КНБ и взаимных судебных угроз, предпочитают не замечать учениц, нарушающих учебный дресс—код.
Такой разнобой только запутывает общество, вызывая бессмысленный резонанс и болезненную дискуссию.
Власти не знают, что делать, когда делать что—то надо, поэтому мечутся из стороны в сторону.
Из этой растерянности рождаются и одиозные законы, и идеи вроде штрафа за оскорбление чувств как верующих, так и атеистов, и уголовные дела против тихих свидетелей Иеговы, когда из желания показать, что власть как строгий отец, судит всех одинаково, на тюрьму и страдания обрекают ни в чем неповинных людей.
Способно ли вообще что—то победить религиозный фундаментализм? Первым напрашивается прекраснодушный ответ – знания, наука, образование. Однако в США с их Кремниевой долиной и отправленной в космос Теслой, половина населения верит в божественное сотворение мира. Это немногим меньше чем в Пакистане или Саудовской Аравии, важная поправка заключается лишь в том, что США – страна с христианским большинством, а в 21 веке даже самые замороченные христиане, живущие строго по библейским канонам или по тому, как они их понимают, не одержимы желанием взорвать к чертям этот погрязший в пороках мир, в худшем случае, они смиренно дожидаются конца света. Мусульмане более деятельны в этом плане.
Религиозные чувства – иррациональны, поэтому все предлагаемые рецепты равно как хороши, так и бесполезны.
«Имамы в мечетях должны быть более грамотными и чуткими», «надо повышать религиозную грамотность» – это из самых популярных доводов про то как победить фундаментализм. Однако, когда я делала репортаж «Кто ты, девочка в хиджабе?», все героини как одна сказали, что пришли к решению закрыть себя с головы до ног именно в ходе «повышения религиозной грамотности». Они изучали Коран – в каких—то кружках или в специальной школе при мечети – и там черным по белому было предписано закрываться. А нельзя ли менее буквально принимать книгу, написанную 1300 лет назад в песках аравийской пустыни?
Пока сам этот вопрос неприемлем для большинства, сакральные жертвы в лице несчастных, изгоняемых из школ как из рая девочек, приносятся зря. Поколение темных безграмотных женщин – все, что мы можем получить в итоге. Сегодня мы все в каком—то смысле – мученики веры.
