Есть такой известный прием в фотоискусстве – фотографировать одних и тех же людей через определенные периоды времени.
Вот на снимке юный, энергичный, полный надежд человек, вот он или она спустя 10 лет, и на лице появились намеки на первые морщины и первую усталость, которые двадцать лет спустя проявятся глубокими, очевидными бороздами разочарования.
Групповые снимки участников форума «Новый Казахстан» напомнили мне один из таких фотопроектов. Двадцать лет спустя. «Годы берут свое!» – так и хочется воскликнуть, глядя на суровые лица казахских мужчин, собравшихся в Брюсселе.
Вступившие в позднюю зрелость Дос Кушим и Ермурат Бапи. Заметно прибавивший в весе – и политическом, и физическом – Айдос Сарым. Потерявший былую гламурность (впрочем, когда это было) Серик Медетбеков. Амиржан Косанов, ставший совсем седым. Акежан Кажегельдин бесхитростно и прямолинейно постаревший. На фотографии много других известных и совсем безвестных лиц, но они не меняют общего впечатления. Я видела эту картину – двадцать лет назад, если округлить. Оппозиция любила тогда собираться за границей – в разных лондонах и вашингтонах – и со звериной серьезностью обсуждать текущий политический момент на родине.
Что изменилось с тех пор? И изменилось ли, если думать и говорить о «постназарбаевском периоде» и транзите власти абсолютно в такой же словесной риторике оппозиция начала в конце девяностых? По настойчивости с ней могут сравниться только журналисты, не устающие задавать главный политический вопрос в Казахстане вот уже двадцать лет: кто будет преемником президента?
Все очевидные кандидаты давно состарились, кто-то помер, естественной или противоестественной смертью, а вопрос с каждым годом только набирает актуальную загадочность.
Что-то новое в «старой» фотографии все-таки проявилось: глядя на групповой снимок казахстанской оппозиции в Брюсселе, кроме отпечатков прожитых лет на лицах, видишь ее невстроенность во время. Мужчины на групповом брюссельском снимке выглядят как динозавры – не последние, но внезапно проснувшиеся от долгой спячки и еще не осознавшие, насколько все вокруг изменилось. Они опоздали. Их эпоха прошла, а они и не поняли. Двадцать лет назад Кажегельдин не просто выглядел моложе и энергичней, но и выступал позадиристей. Сегодня перед нами уставший, разочарованный человек, дающий обтекаемые интервью, не готовый и совсем не жаждущий драки. В «Пармской обители» Стендаля есть фраза, что нет печальней участи, чем премьер-министр в отставке в 41 год, это очень про Акежана Магжановича. При всем сочувствии к вынужденному бездействию, растянувшемуся на полжизни, совершенно непонятно, зачем ему вдруг вздумалось писать «конституцию постназарбаевского периода».
Дело не в Мухтаре Аблязове – не в том, что в Казахстане появилось новое лицо, и именно оно представляет реальную оппозицию. В конце концов и Аблязов давно не «новый», и озабочена им в первую очередь сама власть, с нетерпением ждущая его эфиров, чтобы заблокировать интернет; и оспаривание звания самого настоящего оппозиционера страны – привычная рутина в казахстанской политической тусовке. Разные дружественные группировки перманентно присваивают это звание себе, обвиняя других в скрытой работе на власть и спецслужбы. Какие-то многоходовки, сложные и примитивные технологии, тайные и явные альянсы в самом деле имеют место быть – где-то это конспирология, а где-то политика.
Конспирология, это когда Ирина Петрушева неожиданно сообщает в Facebook, что финансировать предстоящий форум будет не кто иной как Бергей Рыскалиев, про которого она не может не понимать, что он не в состоянии сделать это или что-либо еще. Так зачем же написала? Нельзя утверждать наверняка – на то она и конспирология – но легко догадаться, что кому-то надо, чтобы имя бывшего акима Атырауской области периодически всплывало в общественном пространстве и создавало ощущение живого присутствия. И надо это совсем не Петрушевой…
А политика – это когда Акорде действительно полезно создание силы, способной аккумулировать лучи ненависти общества и служить альтернативой бывшему банкиру и олигарху.
Много лет назад такая сила нужна была Акорде в противовес самому Кажегельдину, ненавидимому не меньше, чем сейчас Аблязов. У каждой страны свой карточный домик. Аналогии на этом не заканчиваются: слишком велика перспектива у Аблязова закончить так же, как премьер-министр девяностых, – постареть вдали от родины так и не выданным Западом и лет через десять, двадцать по-прежнему вещать в YouTube что-то давно неинтересное людям.
Акежана Кажегельдина и компанию опять, как и 20 лет назад, не показали по телевизору. Канал «31» не в счет – по 31-му каналу оппозицию практически в таком же составе показывали и в 2000 году. Но телевизор вообще давно не в счет – в 2018 году его мало кто смотрит, по большей части пенсионеры и домохозяйки. Гораздо показательней, что «Новый Казахстан» почти не заметили в Интернете. Форум оппозиции не сделал повестку дня не только для СМИ, но и для простых юзеров социальных сетей.
Чтобы это произошло, сегодня мало прокричать что-то вопиюще критичное в адрес власти, нынче это делают буквально все. У оппозиции больше нет монополии на критику, как у журналистов нет монополии на слово, у турфирм – на путевки к морю, а у таксистов с шашечками – на развозку людей.
Так какой же это новый Казахстан? Мужчины на брюссельском фото досадно старомодны и архаичны.
Странно было бы, конечно, требовать от Кажегельдина рэп-баттлов в дуэте с Косановым, чтобы выглядеть по-современному. Но они не просто продолжают говорить по-старому, они продолжают говорить, и только. В эпоху цифровой революции, молодежных кэмпов и хакатонов, с одной стороны, а с другой, на фоне вызревших националистических и религиозных чувств сельской молодежи, приезжающей в город и видящей совсем другую жизнь, которая кажется им несправедливой, Брюссель не может ни дать, ни сказать, ни сделать ничего нового.
Почему Булат Абилов и Ораз Жандосов ушли из политики? Вероятно, поняли, что слишком долго стоящий в углу человек без шансов на успех начинает производить не очень выигрышное впечатление. Любая, самая пламенная риторика против власти, не подкрепленная действием, рано или поздно нисходит до скучной бубнежки под нос, внимают которой пара стариков и городских сумасшедших. Политические лозунги хороши и естественны только на площади, на форуме в Брюсселе или даже в уютном пресс-зале в Алматы они звучат наивной демагогией, особенно если звучат на протяжении нескольких десятков лет.
В соседней России, которую мы часто вольно или невольно повторяем, Алексей Навальный начал действовать, и он сегодня интересней, модней и понятней, чем, например, политический старожил Григорий Явлинский. Аблязов потому и пытается подражать первому, а не последнему, но подражать – не значит быть.
Да и вопрос не только в личностях, не в Кажегельдине или Аблязове, и в том, у кого из них намерения благородней, вопрос в том, а есть ли в Казахстане, при всем бурлении соцсетей, запрос на перемены.
В одной из последних акций протеста в Москве участвовал сын Олега Дерипаски – миллиардера, важного государственного олигарха, попавшего под американские санкции. Что не помешало юному наследному принцу залезть на фонарный столб и, как стало известно благодаря главе Следственного комитета России Бастрыкину, кричать: «Долой коррупцию!». Сын олигарха на фонарном столбе протеста – это что-то да значит. Рано или поздно Путин уйдет, и в России произойдут кардинальные перемены, которых ждут и желают люди, раз лезут на столб. А мы? Мы продолжим жить так, как решит элита. Не стоит расстраиваться, возможно, все будет не так уж плохо, а, может, даже лучше, чем сейчас. Просто зависеть это будет не от нас с вами.
Записала Гульнара Бажкенова
