Esquire публикует рассказ о собственной жизни Людмилы Червинской, депортированной польки, оказавшейся в Казахстане в далеком 1936 году.

Я долго думала, прежде чем сесть и написать о своей судьбе, не хотелось будоражить память, вспоминать всё то, что мне пришлось
пережить, а пришлось многое. По национальности я полька, мои биологические родители–мама Камиля и папа Иван Савицкие–были высланы в 1936 году с Украины, с Житомирской области в Северный Казахстан, в совхоз имени Кирова (как называли тогда, на 3-е отделение), что в Чкаловском районе бывшей Кокчетавской области. Их тут ждала суровая зима, бескрайняя степь, полное бездорожье и жизнь практически под открытым небом. Было жутко и страшно. Но они приспосабливались к этим невероятным условиям и надеялись, что вскоре смогут вернуться на родину.

Но их мечтам не суждено было сбыться. Наступил 1941 год, грянула война. Папа ушел на фронт и погиб неизвестно где, я его так и не увидела и не знаю даже в лицо, так как родилась осенью 1941 года без него. Мама работала в совхозе–возила на быках в большой бочке воду по бригадам, где трудились люди. А так как зимы были суровые, простудилась и заболела малярией. Лекарств не было, больниц тоже, лечить было нечем. Если бы был хинин (хина), возможно, ее бы и можно было спасти, а так она умерла в 1945 году. И когда мне исполнилось только 4 годика, я осталась круглой сиротой.

Родных у меня тоже не было, только соседи, точно такие же сосланные поляки. А что они могли мне дать, чем помочь, если у каждого из них своя семья и жизнь впроголодь? Кто давал кожурку от запеченной в углях картошки, кто хлебную корочку, кто маленькую кружку несладкого чая. Жила где придётся: то в чьём-то сарае, то в стогу соломы, в общем, везде. И так я скиталась в течение двух лет. Соседи начали собирать документы для оформления меня в детский дом, так как я была никому не нужна.

Незаживающая рана

Автор (справа) с двоюродной сестрой Марией. 1950-е годы

В 20 километрах от нашего села находилась деревня Зелёный Гай (так называемая в то время 11-я точка), где проживали такие же сосланные поляки и немцы из Поволжья. И одна семья–Очковские Аделя и Эмануил–жили в этом селе, и у них не было детей. Они очень хотели взять в семью ребёнка, но такого, чтобы у него не было родных, чтобы потом не было никаких претензий. И таким ребенком оказалась я, шестилетняя.

И вот они приезжают за мной. Но представьте себе, как я выглядела за два года скитаний под заборами, в холоде и в голоде. Увидев меня, они даже сначала испугались – я выглядела так, как будто была выпущена с Бухенвальда, почти ослепшая на почве истощения, со страшным рахитом, обросшая, как маугли.

Но когда они подошли ко мне, я, подслеповатая, с радостью бросилась на шею маме Аделе с криками: «Мама, мама, ты приехала! Не покидай меня!», так как соседи мне внушили, что скоро за мной приедет мама, и я от безысходности поверила в это. А папа Эмануил сказал, глянув на меня: «Аделя, мы не довезём этого ребенка до дому, посмотри, он еле живой». Но мама Аделя была глубоко верующим человеком и ответила: «Знаешь, если Богу угодно, он поможет нам. При мне иконка Иисуса и его матери–Девы Марии, я помолюсь и попрошу помощи, и они помогут нам. А если нет–кто-то же должен похоронить это дитё». Господь услышал её молитву, и они довезли меня домой. Сразу же обратились в больницу, задав первый вопрос врачам: «Ребёнок будет жить, будет видеть?». Врачи ответили, что да, только необходимо положить ребенка в больницу и достать необходимые лекарства. Так в больнице я пролежала три месяца, после чего приобрела человеческий вид.

Незаживающая рана

Аделя и Эмануил Очковские

Приближался сентябрь 1948 года, время поступления в школу, а у меня никаких документов на руках, даже свидетельства о рождении не было. Пришлось с папой обратиться в загс Чкаловского района и выписать дубликат свидетельства, в который вписали дату рождения: 20 сентября 1941 года.

Папа у меня работал комбайнёром в Яснополянской МТС, а мама на колхозном огороде в селе Зелёный Гай. Благодаря этим людям (а я их всю жизнь зва-ла только мамой и папой), я обрела второе рождение, семью и счастье. Я им низко-низко кланяюсь и благо-
дарю их за это, хотя их уже и нет в живых. Мама умерла в 1980 году, а папа – в 2002-м. Пусть земля будет им пухом…

В 1958 году я окончила Яснополянскую среднюю школу, так как в Зелёном Гае школа была неполная средняя (семилетка), затем поступила в Петропавловский пединститут, который успешно закончила. В 1965 году вышла замуж за Червинского Чеслава
Францевича, родила двух прекрасных сыновей: Валерия и Олега. Оба получили высшее образование: Валерий окончил Новосибирский государственный университет, живет и трудится в Новосибирске, имеет семью. А Олег окончил факультет журналистики Казахского национального университета и живёт в Алматы.

Незаживающая рана

Справка о реабилитации

Я проработала 48 лет на педагогическом поприще, из них 30 лет – завучем школы. Сейчас на пенсии, живу в Новосибирске. Кто бы мог подумать, что из такого умирающего, осиротевшего ребёнка вырастет человек, да еще и даст плоды–двух прекрасных сыновей, которыми я горжусь и благодарю Господа, что он меня спас и подарил жизнь со всеми ее прелестями. И поэтому я искренне верю, что Господь есть, и он нас ведёт по жизни. Верьте в это, люди! И молитесь ежедневно за то, чтобы мир был на нашей плане-
те–Земля, и чтобы мы любили и ценили жизнь, которая нам дается однажды.

И, как говорила Святая Мать Тереза Калькуттская: «Жизнь – это бездна неведомого, это имущество. Береги его. Она твоя жизнь, борись за неё!».


Людмила Червинская

Фото из семейного архива.

Поделиться: