Esquire озадачил темой: кириллица versus латиница. Тут как раз Булат Атабаев объявился в Берлине. Я обрадовался – увидимся, поговорим, запишу его мнение. Договорились встретиться. Место называется «Старинная берлинская пивная». Замечательно. И недалеко от меня.
Я вышел из автобуса на Йоркштрассе и ошибся: нужно было ехать дальше, до остановки с похожим названием, правда, это выяснится много позже. Но пивная была, только с другой вывеской. Я вошел туда, чтобы согреться и позвонить, но обнаружил, что телефон остался дома. Проклятье! Это я произнес вслух и громко. Сидевший за соседним столиком спортивного вида парень лет сорока улыбнулся и спросил по-русски: «Проблемы?»
Познакомились.
Дэйвид Винер увидел божий свет сквозь крупный янтарь ялтинского винограда. В Ялте же под шум прибоя и стрекот цикад буйно взрастал и хулигански отрочествовал. Эмигрантскую юность привез в немыслимый Нью-Йорк, а избыточная соками молодость застала его на берегу ледяного залива, лижущего камни раскаленного Сан-Франциско. Как славно переплелась география с биографией, не всем так везет!
Дэйвид Винер есть реликтовая мужская особь, их производство временно приостановлено навсегда. Он мог стать голливудским актером, исполняющим без дублера самые опасные трюки. Он выразительно, графически привлекателен диковатой, ветхозаветной красотой охотника-воина и вдобавок телесно совершенен – резво бегает, плавает, как торпеда, стреляет, как чикагский коп, метает ножи, как отставной десантник, подрабатывающий в цирке, ныряет с аквалангом в марианские глубины, прыгает с парашютом и водит автомобиль, как в детективном кино с непрерывно визжащими тормозами. Кроме этого стучит, как дьявол, на барабанах и профессионально разбирается в джазе. Разумеется, бабник несусветный. Но не циник и не грубиян, просто женолюбив чрезмерно, но кто определил эту меру?
Дэйвид Винер до поры оправдывал свое победительное имя. Учился в знаменитом университете и закончил его. Работал в мифической Силиконовой долине. Потом угодил в Sony, где командовал департаментом. Четырех тыщ одних курьеров не было у него, но четырьмя сотнями персонала управлял вполне прилично. С взлетной траектории сбит был двумя снарядами, имя им – женитьба и развод. В США лучше подорваться на противотанковой мине, чем разводиться с женой: шансов уцелеть намного больше. Там уже вывелась и размножилась эта хищная женская порода, назначение которой одно: уничтожать ярко выраженных мужчин. Альфа-самцов, так сказать. Подозреваю, что вывело эту породу государство. Ибо лучший способ извести жалкий остаток самодостаточного мужского поголовья – это окружить его отрядом остервенелых феминисток, озабоченных справедливой дележкой оргазма и поиском не существующей в природе «точки G». Дэйвид на одну из этих пираний и нарвался. Лучше бы действительно на мину наступил. Дележка оргазма неизбежно заканчивается разделом имущества – непременно в пользу сексуально неудовлетворенной, а потому идейно бл*дствующей особы.
Дэйвид Винер, оказавшись на бобах, спикировал в Берлин, где обитали дальние родственники, пробавлявшиеся крысиной деятельностью подпольных маклеров, сдавая в аренду и впаривая в собственность соотечественникам траченное молью жилье. Солярная часть его биографии кончилась – солнце в германской столице выдавалось небесами как в голодный год – по карточкам. Он стал здесь «айтишником». Построил крошечную фирмочку, которая разрабатывает веб-сайты.
Дэйвид Винер пил виски со льдом, я довольствовался литровым ведром «Киндла». Вокруг шумели русские, они заказывали сосиски с кислой капустой и «метр пива». Это такая узенькая доска с углублениями для донной части фужеров. Длиной действительно в метр. Помещается примерно дюжина порций.
– Вот, пойми, – говорил Винер, отбрасывая со лба воронью прядь, слегка посыпанную солью возраста. – Вот у меня заказчик, ему нужен сайт. Хорошо. У него фирма, которая продает какую-то хрень на основе пчелиного яда. Или меда, не суть. Я делаю макет, эскиз, не суть. Ну, там, разумеется, пчела. Ее стилизованные контуры, цвет меда и так далее. Приношу заказчику. Он говорит: а где Бранденбургские ворота? Я слегка охреневаю: а на кой? Ну, говорит, мы же в Берлине работаем. Нужны ворота.
Это ж как бы символ, туда-сюда, как без них? Ладно. Приношу с воротами. Он собирает всю свою пчелиную банду и начинают они «утверждать». Твою мать! Три с половиной часа они стебаются вокруг этих гребаных ворот! Я говорю им: «Стоп, парни! Вот география сайта, вот его конструкция, вот его действующий механизм. Все для потребителя: вот он зашел, нашел мазь, нашел то, что она лечит, узнал цену, способ оплаты, способ доставки. Здесь отзывы тех, кто уже вылечился, здесь заключения врачей, здесь история вопроса, здесь ссылки…» Им это все до фени. Знаешь, вокруг чего пошел у них базар? Ни за что не угадаешь. Вокруг коней на Бранденбургских воротах. Три с половиной часа они хватали друг друга за грудки и брызгали слюной по поводу коней. Нужны ли вообще и похожи ли в частности. И не перекрасить ли их поярче. Или снять вообще к едрене фене.
– Так это немцы были? – спросил я, уже зараженный безумием беспредметных спорщиков.
– Наши! – вскричал Винер, и на нас стали оглядываться снующие кельнеры. – Наши мудаки! Этот сайт им на фиг не нужен, но ведь должно быть все, как у людей! Это же полный абзац: упираются рогом в какую-то херню вроде этих коней, цвет которых им, типа, обеспечит коммерческий успех! Ну не идиоты ли? И так во всем.
Он хлебнул вискаря, разгрыз с ужасающим хрустом остатки льда, заказал еще порцию и продолжил:
– Знаешь, сколько у меня таких заказчиков?..
Возвращаясь домой, я заплутал в метро. Перепутал спьяну Инсбрукерплац с Йоркштрассе и попал в чужую трубу. Она с гудением понесла меня по незнакомым кочкам. Впервые подошел к схеме и вперился в нее тупыми глазами, с трудом разбирая многосоставные немецкие названия. От бесплодного созерцания готических вокабул в голове снова зашевелилось редакционное задание: «Ну, допустим, поменяют они кириллицу на латиницу. И что? Латиница уже была когда-то. До нее худо-бедно служила какая-то арабская вязь. Потом ушли в кириллицу. Теперь и ее в отставку, а смысл? Поиск того, к кому лучше прислониться? Проиграли Кирилл с Мефодием. А заодно и Владимир с Иосифом. Подвели их Карл с Фридрихом. Подловато, но хотя бы понятно. Да только прав Дэйвид Винер – нет в этом никакого резона. Как ни перекрашивай каменных коней, да только не потянут они телегу. Запрягать надобно живых. Или самим впрягаться. Но дураков нет. Все умные. Такая вот беда приключилась со страной».
Еле выбрался. Знакомая станция городской электрички, слава тебе! Вот и поезд – наверняка последний. Вагон пустой. Если не считать средневекового рыцаря, дремлющего на последнем сиденье. Нормальный рыцарь. Латы, кольчужка. Шлем лежит на коленях. Сам дремлет, усталый. Рыжая бороденка – длинная, узкая, как у фараона, усов нет. Меча тоже не видно, а ноги в трениках и заканчиваются кедами, что противно. Навел камеру, только собрался щелкнуть, а он возьми и проснись. «Энтшульдиген зи битте! Дарф ихь айн бильд махен?» – спросил я с учтивостью, на которую был способен в этой ситуации.
«Я те сфотаю, – пророкотал на чистом русском. – Я тя так сфотаю, мама родная не узнает. Убери мобилу, мудило!» И захрапел, чертов esquire…
P.S.
С Атабаевым увиделись на следующий день. Но говорили не о кириллице.
Записал Владимир Рерих.
Иллюстратор Каирхан Орымбаев.
