В прошедший weekend на сцене театра «Астана Опера» во всей своей красе предстал «Евгений Онегин» Бориса Эйфмана. Балет произвел такое впечатление на казахстанского зрителя, что было заметно некое смятение на выходе после спектакля. Люди были шокированы и сильно озадачены вопросом – как реагировать на увиденное?
Какое бы двойственное отношение народ не выразил к детищу Эйфмана, это доказывает лишь одно — если зацепило, значит оно что-то значит. Его трактовка всеми любимого Онегина совершенно не вписывается в представление человека, выросшего на пушкинской поэме и музыкальном видении старого доброго П. Чайковского. Этот балет – настоящий взрыв мозга. Начиная от идейного замысла, заканчивая пластическим решением балета. Это Вам не милый девятнадцатый век с его пышными балами и громкими разговорами о любви. Это лихие девяностые, это безысходность, обрекавшая человека на душевные муки. Слом нравственных и социальных устоев, показанных на сцене, невольно повлек за собой и слом в восприятии балета вообще.
Основная идея творчества Эйфмана – передать эмоции через движения. Показать душу в пластике. И сказать честно, этот человек не врал, когда говорил об этом. Он действительно добился того, чего хотел. Особенно запомнились дуэты Онегина и пока еще милой Татьяны. В них отчетливо видны «истинные намерения» главных героев. Хореограф очень остроумно решил этот момент – вместо классического pas de deux на сцене мы видим, как жертва «коварного искусителя» позволяет ему делать с собой практически все: взять себя за подбородок самым унизительным способом, разрешала крутить своей головой, как бы и куда бы он не захотел. Она инстинктивно компенсировала любое незавершенное па Онегина, тем самым пытаясь дать ему то, в чем он «якобы» сильно нуждался — любовь и полное подчинение.
Не могу не отметить фрейдистские мотивы балета. Сны Татьяны и Онегина достаточно эротического плана оставляют неоднозначное впечатление. Решение ввести в хореографию откровенные пластические элементы кажется очень смелым и вполне обоснованным. Какими бы отталкивающими и «низменными» ни были дуэты, мы всегда должны держать в голове позицию Эйфмана — «эмоции выражаются через движения». Так происходящее на сцене воспринимается гораздо легче.
Музыкальное сопровождение балета, на мой взгляд, оставляет желать лучшего. Как бы не старался мой мозг принять сие «несочетаемое сочетание», как бы он не пытался понять, что это оригинальная задумка хореографа – получить от этого удовольствие явно не получилось. Приятная на слух музыка П. Чайковского, под которую юная Татьяна изнемогала от любви, резко сменялась электронной, где соло гитары, и далеко не классической – буквально резало слух. И это, на мой взгляд, единственное слабое место балета.
Завершился «Евгений Онегин» совершенно неожиданным для зрителей образом. В гуще душевных страданий и притязаний, к которому мы уже так привыкли, концовка показалась светом в конце тоннеля. На переднем крае сцены Онегин пишет письма Татьяне. Пишет и посылает в никуда. Он стоит в световом столбе, в котором кружатся его любовные послания. Сердце Онегина наконец полюбило и любит «оттого, что не любить оно не может» (А.С. Пушкин). В этой возможности человеческой души – очнуться от кошмара и наполниться любовью и заключен главный пафос балета «Евгений Онегин».
Очень тяжело подытожить нечто увиденное и услышанное под названием «Евгений Онегин». Одно я точно могу сказать: консерваторам рекомендую обходить сей балет стороной. Иначе, кроме как разочарования Вы от него ничего не получите. А если Вы из числа тех, кто открыт новому прочтению классики и не боится горькой правды, то этот балет – для Вас. Потому что такого Онегина Вы еще не видели.
Автор Лира Бекболатова
