У вас говорят на русском? Это официальный язык? То есть ему обучают в школах?

Все, что я знаю о Казахстане, – это большой финансовый пузырь. Слышал про строительный бум в вашей стране. Вроде у вас большие аэропорты, да? Еще припоминаю, как мне поступило предложение от вашего оркестра написать симфонию. Тема была уникальной, я бы с удовольствием этим занялся, но не смог принять предложение в силу плотного рабочего графика…

Люди по природе своей ленивы. Я тоже ленивый.

Мы склонны выбирать легкие пути, и когда я работаю над своими сольными вещами, это легкий путь. В этом смысле мне проще делать свою работу, чем писать музыку для других, ведь у каждого свой вкус, своя концепция и философия. Даже когда я думаю, что написал лучшую музыку для какой-то сцены или фильма, продюсер или режиссер могут со мной не согласиться, не понять. Это происходит постоянно. Но они меня нанимают, поэтому моя обязанность – удовлетворить именно их, а не себя… И это трудно.

Фильм – очень мощный проводник моей музыки, он может достичь любого уголка мира, даже тех стран, в которых я никогда не был, какого-нибудь маленького городка в Румынии. Сегодня ведь уже никто не покупает дисков, и даже если бы я создал свой собственный альбом, он бы достиг ограниченного числа людей. Поэтому работа над фильмами – отличная возможность держать связь с моими возможными поклонниками посредством музыки.

Алехандро Иньяриту, Брайан де Пальма, Бернардо Бертолуччи… Говорил ли я когда-либо «нет» известным режиссерам, с которыми сотрудничал? Это они мне говорили «нет». Очень много раз. Обычно, если я соглашаюсь работать над определенным фильмом, я должен закончить, даже если где-то на середине понимаю, что фильм мне не нравится. Это сложно, но… Всего однажды я сказал «нет», уже когда согласился, просто потому что понял – я не смогу полюбить этот фильм. Не смогу, и все.

У меня есть четкое правило – увидеть хотя бы часть какого-то отснятого материала, пусть даже совсем короткий отрывок, потому что сценарии ничего для меня не значат. Да, ты можешь уловить сюжет, понять канву, но фильм – это ведь цвет и свет, тени, движения, звук…

Раньше лишь ограниченный круг людей имел возможность довести свою музыку до слушателя. Ее записывали в студиях, печатали, штамповали, продавали в музыкальных магазинах. Диски доставлялись грузовиками, самолетами, кораблями, это было очень сложно и поэтому стоило дорого, многие не могли себе этого позволить. Музыканты не выбирали, выбирали звукозаписывающие компании. Сейчас все гораздо демократичнее – берешь лэптоп, семплы, бит и делаешь трек. А потом выкладываешь свою музыку в интернет, чтобы ее могли услышать. Я считаю, что это хорошо. Ведь, может, где-то живет очень большой талант, и он, увы, неизвестен, например где-то в Казахстане. И интернет для него – единственная возможность выразить себя миру.

Сегодня найти действительно хорошую, качественную музыку – сложно. Вокруг столько пустого шума!

Я очень уважаю и восхищаюсь Radiohead и James Blake. И еще, совсем из другой области, мне нравится этот новый парень – Кендрик Ламар. И D. Angelo, который впервые вышел с новым альбомом после 14-летнего перерыва. Их музыка такая классная, вызывающая и очень продвинутая, как мне кажется. И, конечно, я большой фанат Бейонсе. Правда. Но я не слишком часто слушаю новую музыку, мне больше по душе старые вещи, например немецкая музыка ранних 70-х. Да, я все еще ее слушаю. Или даже музыка ренессанса и барокко.

Yellow Magic Orchestra (коллектив из Токио, пионеры японской электронной музыки. – Esquire) – была единственной группой в моей жизни, к которой я когда-либо присоединился. Мы выступали в Токио, Нью-Йорке и многих других городах. Но самый первый концерт прошел в 1979 году в Лондоне, в небольшом зале. Великий момент… Мое первое выступление перед западной публикой, сам я с Дальнего Востока и до этого не имел подобного опыта. Это было время перехода панк-культуры в нью-вейв. Много панков и авангардных музыкантов собралось, чтобы послушать тот концерт. Мы должны были выступать минут 90 или даже часа два… И как только мы заиграли мой отрывок, он назывался «В конце Азии», очень модная пара панков начала танцевать. Я тогда подумал: «Мы такие крутые, мы заставили их танцевать. Здорово!»

С ростом популярности наша свобода все больше сужалась, становилась очень ограниченной. Мы чувствовали огромное публичное давление, и нас, по крайней мере меня, это очень доставало. Напрягало, когда люди на улицах Японии на нас реагировали. Я и сейчас не могу этого выносить.

После успеха Yellow Magic Orchestra я стал работать над своим вторым сольным альбомом. Мой первый сольник был не очень успешным. Но благодаря участию в группе второй альбом был продан тиражом, в 50 раз превышающим первый, даже несмотря на то, что он был более авангардным и диким.

Когда я слышу критику, мне это не очень нравится, но я научился это игнорировать.

Расстроился ли я, что не был номинирован на «Оскар» за музыку к «Выжившему»? И да, и нет. В какой-то степени грустно, что люди из Академии не смогли оценить идею. Они подумали, что оригинальная музыка была слишком короткой и ограниченной по времени, хотя мы создали два часа музыкального ряда только для одной половины фильма, это очень много. Мы хотели, чтобы музыка звучала, как ветер или облако или ручей. Мы создали эти части музыки и объединили их с уже существующими композицией и трекам в некоторых сценах. Но для членов Академии это, видимо, не звучит как оригинальная музыка для фильма. Их взгляды в этом вопросе весьма устарели. Это смешно и печально.

Был когда-то в японии режиссер, который умер много лет назад, его звали Ясудзиро Одзу. Он всегда был моим любимым героем, точнее одним из трех героев: Куросава, Одзу, Мидзогути. Эти трое – настоящие мастера японского кинематографа. Единственная проблема Одзу, на мой взгляд, это музыка в его фильмах. Она слишком банальная, как мне кажется. Мне всегда хотелось это поправить. Хотелось «перекрасить» ее.

Я до сих пор не оправился после смерти Дэвида Боуи.

Я работал с боуи в фильме «Счастливого Рождества, мистер Лоуренс», и для меня это был первый фильм – как в плане актерской работы, так и в плане написания музыки. Своего рода вызов. Огромные ворота, в которые я вошел. Новое чувство, незнакомый мир. Многие узнали обо мне именно после этого фильма. В этом смысле Дэвид стал человеком, который изменил мою жизнь. И еще я никогда не смогу по-настоящему отблагодарить пригласившего меня в фильм мистера Нагису Ошиму, режиссера фильма. Моей благодарности никогда не будет достаточно.

Жалею, что не имел возможности близко пообщаться с Дэвидом Боуи. Да, мы проводили много времени на съемочной площадке, работали вместе более месяца, каждый день, каждую ночь, но после того, как вышел фильм, мы виделись всего пару раз. Даже учитывая, что оба жили в Нью-Йорке, мы никогда не пересекались. Мне всегда казалось, что его очень тщательно от всего ограждали, поэтому я не пытался как-то с ним связаться.

Иногда, когда я физически или умственно подавлен, только музыка может меня спасти. Например, после трагических событий 11 сентября в Нью-Йорке или недавних терактов в Париже людям нужно было что-то слушать, чтобы успокоиться. Нам всем нужно было что-то слушать, чтобы облегчить переживания. Или взять беженцев из Сирии, Ирака. Это люди, потерявшие свою страну. Они скорбят об этой утрате. И это один из тех моментов, когда нужна музыка, в противном случае очень сложно выжить, правда.

Два года назад мне диагностировали рак гортани, огромное количество людей отправило мне теплые пожелания о выздоровлении. Я очень всем благодарен.

Болезнь четко дала понять – мое время ограничено. Хотя я знал это и раньше, но теперь это стало моей реальностью. Когда ты молод, ты особо не задумываешься о конечности своего существования. И это нормально. Узнав о болезни, я подумал: «Если бы это случилось сто лет назад, я был бы уже мертв без всех этих медицинских технологий». Слава богу, меня спасли.

Во мне еще так много любопытства, столько интереса ко многим вещам, не только к музыке. Но время ограничено, нужно расставить приоритеты.

Я могу быть только с теми женщинами, которые меня вдохновляют. По большому счету, отношения с женщинами и сотрудничество в музыке – одно и то же.

Другие люди могут выступать отвлекающим фактором. В этом смысле мне нравится быть одному, но иногда нужно получать вдохновение от других людей.

С годами я стал более терпимым.

Мы всегда мерялись эго, когда я был в составе Yellow Magic Orchestra. В самом начале мне было двадцать семь, а самому старшему из нас – тридцать три, это пять лет разницы, и мы все время ругались. При этом группа просуществовала пять лет, отличный результат, хотя в итоге мы все-таки расстались. А последние лет десять вновь начали видеться, иногда даже записываем новые треки. И знаете, сейчас мы думаем: «Возраст – это хорошо, мы можем снова разговаривать друг с другом». Например, обсудить проблемы со здоровьем.

Я так много делал разных вещей. Столько всего попробовал (в плане музыки), но я все еще пытаюсь расширить свои границы и воображение. Это хорошо. Я чувствую себя отлично!

В моей жизни были важные в плане становления люди, которых я встретил, еще будучи ребенком, например мой учитель игры на фортепиано. Я начал брать уроки игры в шесть лет. Моим преподавателем стала довольно пожилая женщина, очень строгая, но в то же время обаятельная. Она научила меня читать партитуры. Первая партитура, которую я, девяти-десятилетний пацан, выучил, была партитура Бетховена. Иногда учитель била меня по рукам карандашом, но я все равно ее очень любил. Она привела меня к другому преподавателю, учителю по композиции, когда мне было лет одиннадцать. Он многому меня научил, я должен его поблагодарить, но мне он никогда не нравился, хотя я и занимался с ним лет шесть или семь, до тех пор, пока не закончил старшие классы. Эти двое серьезно повлияли на меня. Они научили меня музыке, научили создавать ее. Это большая часть моей жизни.

Помню своего учителя японской литературы в старших классах. Он казался очень странным. Первое, что он сказал нам, пришедшим впервые на его урок: «Мне нет до вас дела, парни, никто из вас меня не интересует, не важно, кто вы. Мне все равно. Мне неинтересно». Я подумал «Вау!», и мы стали друзьями. Позже он приходил на мои концерты, а я посвящал ему музыку.

В школе я был стеснительным. Никогда не был в лидерах, старался держаться подальше от ответственности.

Шестидесятые были временем множества студенческих движений по всему миру. В Японии тоже. Я был в них вовлечен, в этом смысле я был политически активным.

Я говорю о проблемах окружающей среды еще с 90-х. Также меня волнует политическая ситуация в Японии, которая становится все более националистической, более ретроспективной. Кажется, что политические лидеры Японии хотят вернуться к довоенному обществу. Они весьма тоталитарны, и это меня очень волнует, иногда я высказываюсь на эту тему. Очень грустно видеть, как твоя страна становится хуже. Хотя еще есть надежда, что японские студенты, да и люди постарше, поднимутся против ультранационалистического правительства.

В шестидесятые существовало идеологическое разделение между коммунистами, социалистами и капиталистами. Сегодня нет, я не думаю, что мы заинтересованы в этом, это больше разговор о морали. Мы просто хотим свободы и справедливости, за которые люди борются, скажем, в США.

У меня нет гражданства Америки, я японский гражданин, но я живу в Штатах больше 25 лет, и у меня тут вид на жительство.

Мне повезло прожить хорошую и долгую жизнь. Да-да, больше 60 лет – это много! И за это время я встретил столько талантливых и интересных людей, не только музыкантов, но и ученых, критиков, художников. Я был в разных странах, видел прекрасные пейзажи, правда, не бывал в Казахстане, но очень бы хотел… И в мире еще столько незнакомой мне музыки, даже после всего, что я сделал за это долгое время. Наверное, это и есть смысл бытия.

Человеческое воображение безгранично, и это так здорово видеть!


 

Поделиться: