Кинорежиссер, ушел из жизни 14 июня 2018 года в возрасте 82 лет.
Ноги сами привели меня в кинематограф.
Только став взрослым, я выяснил, что отец мой, Сергей Георгиевич, донской казак, в 37-м году был арестован и сослан в Сибирь, где через год умер. А мама скрывала это, боялась говорить правду. Работала она портнихой, одна тянула на себе всю семью: меня со старшей сестрой, бабушку, деда, больного туберкулезом.
Благодаря маме я красиво одевался, а еще постоянно читал книжки и играл в шахматы. В связи с чем местное население тут же нарекло меня кличкой Еврей. Работяги считали это слово синонимом образованного человека.
Мы росли на качественном кинематографе. И советском и суперклассном американском. Каждый раз фильм начинался словами «Эта картина взята в качестве трофея после победы над фашистской Германией».
Пью, курю и пожрать люблю. И никогда не делаю ничего, что, по общему мнению, считается полезным. Мне это обезьянье сообщество отвратительно.
Еще вру постоянно и терпеть не могу людей, которые заявляют, что не делают этого.
Если общество избрало своей главной задачей не борьбу с насилием, жестокостью, наркоманией, голодом, с бездуховностью, наконец, а борьбу с курением, будто это самое главное зло в мире, то нормальным людям среди этих идиотов жить станет очень трудно.
Вся моя жизнь – импровизация.
Мужество – это когда человек не дает страху смерти руководить своей жизнью.
Я книжный человек. И трубка у меня связана с литературой – Шерлок Холмс, комиссар Мегрэ, а может, Илья Эренбург, или Константин Симонов, или Жан-Поль Сартр… И напитки мои любимые – все эти кальвадосы, арманьяки, ромы, шнапсы, граппы и прочее от Хемингуэя и Ремарка. А стиль в одежде пришел от киногероев Ива Монтана, Жана Габена… Все мы обязательно берем с кого-то пример.
На съемочной площадке сижу, покуриваю трубку, мне приносят чай, что-то шепчут на ухо, а я киваю головой… Прекрасная работа.
Приятно не только сделать хороший фильм, но и открыть новое лицо.
Я никогда не снимал кино на заказ, поскольку профессия режиссера – мое главное счастье, то я очень бережно к ней отношусь.
Обожаю интеллектуальный детектив, без стрельбы, потоков крови и перевернутых машин. И поверьте, такой фильм снять весьма трудно.
Прекрасно отдаю себе отчет в том, что уже и мозги не те, и смелость не та, но при этом уверен: все равно я еще могу оставаться на коне.
К своему ужасу, я вижу, что выросло поколение, которое четко понимает, что процветает только тот, кто сильнее и беспринципнее, и тот, кто может больше украсть. Фильмы они смотрят соответствующие.
Мой зритель – читающий, любознательный, словом, уходящая натура.
Наши критики не замечают кино, сеющее разумное, доброе, вечное. Они замечают обезьянье проамериканскую продукцию. Кинематографисты, которые снимают эту продукцию, делают ее сразу с прицелом на «Оскар», Канны, Венецию, а это вкус изощренной и не всегда вполне здоровой, адекватной публики.
Я человек удачливый, счастливый билет я вытаскивал бесконечное количество раз. Самое большое везение в моей жизни – учеба на режиссерском факультете ВГИКа.
Я не умею пользоваться компьютером. Мог бы научиться, но не хочу, потому что я человек из другой эпохи.
По натуре я – волк-одиночка. Меня трудно назвать душой компании, своим парнем. Всегда сам по себе, наедине с собой. Иногда одиночество меня тяготит, но, как правило, мне с собой очень даже неплохо. Я люблю читать, размышлять, наслаждаться пейзажем. Иногда рисую.
Больше всего в жизни я мечтал быть свободным. Но с годами понял, что мы переоцениваем значение свободы. Чем больше свободы, тем больше ответственности.
Понимание красоты у людей разное. Одному нравится поп, другому – попова дочка. Я принадлежу ко вторым. Чего и вам желаю!
Я презираю бездарных и глупых…
После Великой Отечественной страну смогли восстановить лет за пять. А после развала Союза мы до сих пор так и не пришли в себя.
Правильно в свое время сказал Солженицын, когда открылся железный занавес: к нам из-под него хлынула одна навозная жижа.
Я не знаю, как себя вести на подобных ристалищах (речь о митингах. – Esquire). Там надо кричать, орать что-то типа «Они не пройдут!», «Нет оранжевой заразе!». Но я это не умею, не знаю, не хочу, не люблю.
Всегда был пессимистом. Пессимист, как известно, это хорошо информированный оптимист. Предполагаю, что будет плохо, а хорошее воспринимаю как подарок.
Свой срок на этой земле я уже отмотал.
Из публичных выступлений
Фото Shutterstock
