2 сентября президент Касым-Жомарт Токаев в течение полутора часов представлял свое видение на ближайшее будущее Казахстана. Гульнара Бажкенова размышляет, утопичны ли намерения второго президента, и какой может быть «эпоха Токаева».
Менее года назад Касым-Жомарт Токаев сидел на совместном заседании палат парламента в первом ряду между Бахытжаном Сагинтаевым и Гульшарой Абдыхаликовой и вместе со всеми слушал послание президента к народу. Как мы теперь знаем из интервью Нурсултана Назарбаева, Токаев уже тогда был в курсе, что скоро именно он будет стоять на трибуне и произносить речь года, определяющую вектор развития страны на ближайшее время. Много лет, слушая послание, он мог мысленно готовить свой дебют и думать над тем, что же скажет стране в свой первый раз.
Первые слова важнее всех последующих, ведь они не про планы на ближайшие двенадцать месяцев, а про то, какой видит свою миссию новый президент.
Хотя за семь месяцев уже можно было понять его стиль, формат и характер, именно послание облекает косвенные признаки и неясные намерения в конкретные слова и выполняет свою непосредственную функцию – посылает обществу сигнал, сообщает, какой будет «эпоха Токаева» и будет ли вообще. Не говорят же в России про эпоху или хотя бы время Медведева, просто потому что их не было. Президентство Токаева тоже все еще несет все риски стать лишь незначительным эпизодом в истории закулисных интриг.
Слишком многие до сих пор – после выборов, двух инаугураций и нескольких сот твитов – не верят в его настоящесть, а различные экспертные мнения только усиливают ожидание фокуса-покуса, когда обманчивая черная мантия спадет и пред публикой предстанет настоящий преемник. Послание подводит символическую черту – вот он президент, стоит и говорит, а все сидят и слушают. Что же он обещает стране, кроме важных и практических частностей?
Налоговые послабления для бизнеса, ужесточение наказания за сексуальное насилие и педофилию, и даже возможность покупать на пенсионные сбережения квартиры и получать образование – это безусловно прогрессивные намерения, позитивно воспринятые обществом, но это ситуативный менеджмент, не меняющий целого. Президент в такой стране, как Казахстан не может быть просто технократом-управленцем, он обязательно должен нести с собой миссию, большую идею. Вот об этом на седьмом месяце президентства хотелось бы понять больше.
В своем первом и, как принято говорить про все хорошее, дай бог не последнем послании к народу Касым-Жомарт Токаев предстает реформатором.
Все-таки реформатором – пусть слишком осторожным, постоянно оглядывающимся, боящимся допустить промах и дать слишком много свобод, от которых сломается вся конструкция.
Какой бы подчеркнуто абсолютной и безусловной ни была преданность второго президента к президенту первому, он как, наверное, и любой другой нормальный человек на его месте, хотел бы быть не только преемником, продолжателем и исполнителем, но также самодостаточным политиком. В такой ставке, как Акорда непростительно видеть себя только в суетном и мимолетном свете сегодняшнего дня. Будучи поднятым на белой кошме, любой задумается о своем месте в истории.
Мысль о необходимости перемен проходит через все послание. Опять же с постоянными оговорками и отсылками, так что каждый может видеть то, что хочет видеть. Если одним все стало понятно про президента после слов про опасность бессистемной либерализации, то другие могут усмотреть кое-где и прямую полемику с Елбасы. Назарбаев только в этом году дважды напоминал о своей любимой формуле «сначала экономика – потом политика», в апреле на предвыборном заседании партии «Нур Отан», когда в стране все громче звучали уличные протесты, он сказал, что его принцип доказал свою абсолютную правоту, а на августовском политсовете погрозил пальцем в сторону тех торопыг, что «политику ставят на первое место». Расколом в обществе, «вплоть до потери территории и даже независимости» – вот чем грозят политические реформы. Это, однако, не помешало Токаеву высказаться в своем программном выступлении в противоположном ключе: «Экономические реформы уже невозможны без модернизации общественной и политической жизни страны». «Уже» – ключевое слово, то есть назрело, ждать больше нельзя.
Первого президента при этом в зале не было, и это было значимое отсутствие, намекающее на новые политические моды. На августовском политсовете партии «Нур Отан» председатель не дал своему преемнику и слова сказать, и никто бы не возразил, если бы во время послания он по-отечески присел где-нибудь рядышком на возвышении, какой регламент и протокол – правила у нас пишутся прямо здесь и сейчас. Но патриарх проявил деликатность и уехал, как пишут, куда-то заграницу.
Карт-бланш у второго президента на самостоятельную политику, что бы ни говорили скептики, есть, другое дело, как далеко проходят ее границы. Пока мы могли судить об этих границах на основании различных решений. Мухтару Джакишеву отказали в УДО, и на этот счет сложилось мнение, что досрочного освобождения не допустила Библиотека, ставшая за полгода политическим субъектом. Зато профсоюзного активиста Балтабая и журналиста Голышкина выпустили. Акции протестов, инициированные онлайн опальным олигархом Аблязовым разгоняют, однако независимых несогласных не задерживают. Политическая модернизация нужна, но она не должна быть бессистемной. Где-то между этими «но» да «однако» и пролегает граница токаевской самостийности. Проветрить помещение и внести перемены после долгих лет застоя, когда не успевшая повзрослеть страна начала дряхлеть и стареть вместе со своими правителями, дать реформы и свободы, которых жаждет общество, но все это сделать ювелирными дозами, не меняющими целой конструкции.
В принципе, почему бы и нет, если бы такое было возможно, но изменить страну, ничего не меняя, власть пытается уже давно. И ничто не обещает, что сто десятая попытка окажется успешной.
Возьмем сокращение госслужащих, которое пообещал произвести второй президент, и про которое постоянно говорил первый. В то же самое время прямолинейно указывая бизнесу на недопустимость массовых увольнений. Несколько лет назад корейских инвесторов, купивших кондитерскую фабрику «Рахат», заставили принять назад сотрудников, попавших под сокращение. В Караганде периодически встает ребром вопрос про шахтеров, но какой бы ни была социальная политика угольных магнатов, сокращать штат без оглядки на власть они не могут. Тот же Жанаозен, про который знающие историю вопроса специалисты не раз говорили мне в интервью, что тамошние месторождения уже давно, еще с советских времен, не рентабельны и функционируют лишь ради того, чтобы давать людям работу, в результате именно этот уродливый гибрид суверенного капитализма и безответственного социализма порождает перманентный кризис.
И только госслужащих постоянно пугают, с необъяснимой гордостью сообщая, что их скоро уволят, как если бы это были инопланетяне, а не обычные казахстанские граждане, которые пополнят ряды безработных. Потом ищите их среди участников акций протестов, абстрактный госслужащий может обернуться вполне конкретной матерью троих детей, требующей квартиру, которую она так и не получила, пока пахала на государство. Если где-то убывает, то в это же время где-то обязательно прибывает…
«Проблемы надо обсуждать в парламенте, а не на улице», – говорит между тем уличным «акционистам» президент. На что те, конечно же, ответят, что парламент в таком случае должен быть независимым, многопартийным и избранным на честных прозрачных выборах.
Казахстанским партиям нужна животворящая конкуренция, а им предлагают не очень понятное «сотрудничество». Мертворожденное сотрудничество, а не борьба идей; дебаты исключительно в стенах парламента; запросы депутатов правительству уважительные; митинги – согласованные и никакой конфронтации… Такова стерильная картина страны, нарисованная в первом послании нового президента. Казахская утопия, в которой совершенно нет места для такого важного условия, как конкуренция. Никто ни с кем не борется, все друг с другом согласные и взаимо-уважительные, а эффективность акимов, нацкомпаний и всей страны происходит по спущенному сверху плану. Эволюция по приказу администрации президента.
Как и любая утопия, эта симпатична, но недостижима. Возьмем тезис о миграционных процессах, действенным управлением которых поручено заняться правительству. Потому что все верно, Астана, Алматы и Шымкент переполнены, а в Павлодаре и Петропавловске «в то же время нехватка людских и трудовых ресурсов». Но дело в том, что вопреки самобытным казахстанским законам, миграционными процессами действенно управляет единственно возможный механизм – конкуренция городов, районов, областей, мест и местечек, стран. А для этого им нужна относительная свобода от центра, чтобы предоставлять такие привлекательные условия для бизнеса, что он захочет переехать именно к вам, а вслед за ним потянутся и активные трудоспособные граждане в расцвете сил.
В прошлом году весь деловой мир следил за выбором «Амазона» – 238 городов боролись за новую штаб-квартиру интернет-гиганта. И никто не мог приказать Джеффу Безосу разместить свой офис в столице США или, например, Детройте, чтобы спасти переживающий не лучшие времена город. Он был свободен в своем выборе так же, как свободны в своем выборе работающие на него люди и города, поэтому их эффективность – вопрос их личной ответственности. Все решает свобода выбора, ответственность и конкуренция. Три великие идеи, для которых так и не нашлось места в первом послании второго президента.
Иллюстратор Давид Джубаев
