Французский актер и режиссер. Был одним из самых известных актеров Европы и секс-символом экрана с конца 1950-х и до начала 1970-х годов. Среди наград премия Сезара за лучшую мужскую роль, французский орден Почетного легиона, Почетный Золотой медведь Берлинаре, Почетная Золотая пальмовая ветвь Каннского кинофестиваля.
В логике я не силен, живу эмоциями.
Я ни с кем не заигрываю и ни от кого не прячусь. Я такой, какой есть. Вы имеете полное право принять меня или отвергнуть. Вопреки тому, что обо мне пишут, я очень чувствителен и эмоционален. Я имею на это право.
Лучше всего я делаю три вещи – свою работу, глупости и детей.
Чтобы тебя любили, надо всегда улыбаться, перед всеми расшаркиваться, добиваться всеобщей благосклонности, носить в портупее свое, пусть лживое и фальшивое, сердце. Улыбаться важнее, чем быть самим собой. Но пресмыкаться – не в моем характере. Потому что тогда человек утрачивает свою личность.
Мой сволочной характер существовал всегда, теперь он стал еще хуже. Из своего затворничества я выхожу лишь по делам. Совершив набег на внешний мир, я снова уединяюсь в своей крепости и поднимаю мосты над окружающими ее рвами.
Актер – это не профессия. Этому нельзя научиться. Раньше актера всегда есть человек. Назовите мне большого мудака, который стал большим актером? Такого не бывает.
Есть три типа актеров: плохие, хорошие и великие. С плохими все ясно, они играют бездарно, хорошие – играют хорошо. А великие ничего не играют. Они просто живут перед камерой. Как Жан Габен, как Брандо. Как я.
Я очень рано почувствовал, как те, кто дорог тебе больше всего, расстаются с тобой с пугающей легкостью. Все детство я провел в приемной семье. Во второй раз родители предали меня, отправив в армию в возрасте 17 лет. Они вспомнили обо мне, только когда я стал знаменит. Это отвратительно…
Я рос без матери, взбалмошным ребенком, потом оказался трудным подростком. Меня шесть раз выгоняли из начальной школы.
В армии из трех лет службы одиннадцать месяцев я провел под арестом – драил полы и занимался погрузкой риса.
Я всегда говорю вслух то, о чем другие предпочитают помалкивать.
Ты веришь в Бога, потом уже не веришь, а когда у тебя большая проблема, ты все равно молишься…
Политика и зрелище все более похожи друг на друга. Политики и актеры пользуются теми же приемами. У них одна и та же цель: добиться известности, завоевать публику.
Политики еще большие комедианты, чем мы. Им не хватает скромности. Их гонят в дверь, они возвращаются через окно. Им плюют в лицо, они продолжают клоунаду. Им надо бы сказать, что пора уйти, что они стали пустышками, изображающими что-то на телеэкране или ради политической выгоды.
Никогда нельзя открываться до конца. Следует какие-то вещи сохранить для себя, для людей, которых любишь.
Я никогда не боялся денег и известности. Головокружение у меня может вызвать сознание того, что все это, в сущности, ничего не значит. Подобную ясность сознания я называю «раком ума». Оно-то и укрепляет мое убеждение, что все это лишь карточный домик, ветер. Шоу-бизнес.
В начале карьеры мне часто отказывали только потому, что считали меня слишком красивым. Тогда считалось, что с таким лицом невозможно играть в серьезном кино.
Меня долгое время считали легкомысленным придурком. Я действительно необразован, не следую общепринятым правилам поведения. Правда, что в самом начале я продвигался ощупью, как слепец. Но по прошествии многих лет я за все сполна рассчитался – ведь платить надо за все! – и обрел «второе зрение». И внезапно – ты заметил? – прекратились все насмешки. Вчерашние шутники лишь в недоумении покачивают головами.
В начале карьеры мне часто доставались роли, которые никто не хотел играть. Никто не хотел воплощать на экране отвратительных парней, убийц, «падших ангелов». Для меня не имело большого значения что играть, пока работа доставляла мне удовольствие.
Я смирился с моей физиономией лишь после того, как на экраны вышел один из самых известных моих фильмов «Бассейн». Мне было тридцать три. Тогда я неожиданно понял: возраст Христа, душа самурая и внешность героя-любовника – вот в чём моё противоречие и в то же время актерский козырь.
Люди редко меня понимали, а я никогда особо не интересовался мнением других о себе. Меня мало беспокоит, что обо мне думают.
Счастье для меня – это вещь, которой не существует, это моменты в жизни, которые испытываешь либо во время работы, либо с кем-то, кто разделяет с тобой жизнь, либо с ребенком, друзьями… Но этими мгновениями я обязан не профессии, я сам их формирую, я сам могу их разрушить.
В настоящее время мы пытаемся сделать невидимой разницу между мужчинами и женщинами, а между тем эта разница прекрасна.
Женщина – это необходимое зло.
Все, кем я являюсь сегодня, всем этим я обязан женщинам. Я обязан женщинам, тем женщинам, которые меня любили, которых я любил, по совсем простым причинам: во взгляде женщины, которая меня любит… мне всегда хотелось, чтобы она считала, что я самый большой, самый красивый, самый сильный. И это невероятная мотивация.
Мне непонятны все эти разговоры о женщинах-режиссерах и мужчинах-режиссерах. По-моему, есть просто режиссер – и все. Какая разница, какого он пола?
Я совершенно четко знаю, что никогда не соблазнял женщину. Под словом «соблазнял» я имею в виду – не кадрил. Всегда все решала женщина. Мои слова могут удивить, ибо исходят от человека, которого считают профессиональным соблазнителем. Мне даже немного неловко говорить об этом.
Вы знаете, что сказал Феллини перед самой смертью? «Вот бы еще раз побыть влюбленным!». Думать об этом в момент ухода – потрясающе, не правда ли? Надо верить в то, что это самая лучшая вещь на свете.
Разве могут люди планеты договориться друг с другом, когда нам трудно договориться с консьержем или соседом?
Я перестал получать новые впечатления. Я уже все пережил, все видел. Я ненавижу современных людей и наш сегодняшний мир. Меня от него воротит. Сегодня все фальшивка, всех интересуют только деньги. Никто не держит слова, каждый день сообщают о новых преступлениях. Я покину этот мир без сожалений.
