Более 15 лет назад Виктория Шарбоне и Элизабет Тарнок впервые оказались в Казахстане.
Им потребовалось еще несколько лет, чтобы принять окончательное решение и переехать сюда совсем. Купив дом, открыв частный приют в Таразе, они помогли многим казахстанским детям встать на правильный путь взросления, получить необходимую медицинскую помощь в США. В очередном материале проекта "Казахстанцы в США" Виктория и Элизабет рассказывают о разнице в воспитании детей, оставшихся без опеки родителей в США и Казахстане. О том, как полюбили Тараз и местную детвору и почему решили посвятить свою жизнь казахстанским детям.
Виктория, расскажите о себе
Виктория: Я родом из американского штата Вирджиния. Красивый штат на берегу океана. Там тоже есть горы, но не такие, как в Казахстане.
У меня двое приемных детей – Марк и Сара, им 28 и 26 лет. Я усыновила их еще младенцами. Всегда работала с детьми, оставшимися без попечения родителей, брала детей на патронажное воспитание, усыновила детей, а также помогала другим мамам с их детьми.
В 2000 году мне представилась возможность поехать в казахстанский детский дом. Что интересно, я особо-то не люблю путешествовать, но в тот раз мне очень сильно захотелось съездить. Думала, полюблю одного ребенка, захочу усыновить и забрать с собой. Когда мы приехали в приют “Улан” города Тараз, я влюбилась сразу во всех 180 детей. Поняла, что у этих детей нет таких возможностей, как у американских. В Казахстане нет системы, которая могла бы этим детям помочь, захотелось стать частью всего этого.
Почему выбрали именно Казахстан?
Виктория: Я не выбирала. Однажды, была на презентации группы людей, побывавших где-то за границей. Слушала эту презентацию, ехать мне совсем никуда не хотелось. Еще бы, я ведь была мамой-одиночкой, воспитывающей двоих детей. Потом стали показывать фотографии гор, лошадей, скачущих по степи, и у меня сердце замерло. Когда увидела фотографии детей-азиатов, они мне показались такими родными, что решила ехать. Презентация состоялась в мае 2000 года, а в сентябре я уже летела в Казахстан.
Вы поехали одна?
Виктория: Я была в составе небольшой группы из трех женщин – одной аргентинки и американки Элизабет, которая присоединилась к нам из штата Индиана. Мы встретились в Амстердаме и до Казахстана летели вместе. Прилетели в Алматы – попали в старое здание аэропорта, которое было не таким современным, как нынешний. Ночью, когда увидела небо, усыпанное звездами, почувствовала себя дома. Мы загрузили наши вещи в мини-автобус и поехали в Тараз.
Каковы были ваши первые впечатления о детском доме?
Виктория: Сентябрь выдался холодным. Когда мы приехали в приют, узнали, что дети уже несколько часов ждали нас на улице. Меня это очень растрогало.
Как вы думаете, многое ли можно узнать о ребенке за 2 недели? Так вот, этого времени мне хватило на то, что я уже не могла их забыть.
Сейчас, конечно, в приюте условия намного лучше, чем раньше – достаточно еды и одежды для ребят. Сам приют обустроен гораздо лучше. Но в 2000 году еды было мало. Мы сами ходили на базар, чтобы купить еду и одежду. Запасов приюта попросту не хватало. Так вот этих детей я никак не могла выкинуть из головы – это ведь не просто дети, которых ты увидела на фото, это были дети, которых я знала лично, общалась с ними. Сегодня с нами работают девушки, которых я знаю с 2000 года. Конечно, после этого сделаешь для них все, что в твоих силах.
Элизабет, а как вы оказались в Казахстане?
Элизабет: Еще подростком я мечтала о лагере для детей, с которыми плохо обращались, для детей, лишенных опеки. По своему опыту и опыту моих друзей, знала, что всем необходима поддержка. Им нужно, чтобы о них заботились. Поэтому решила посвятить себя социальной работе. Закончила университет и начала работать в штате Индиана с детьми, подвергшимися насилию, а также с малолетними преступниками. В то время я работала с 300 детьми, которые пережили травмирующий опыт. Проработала 10 лет, мне нравилась моя работа. Но, как и Виктория я получила предложение съездить в Казахстан на несколько недель. Для меня эта поездка была вроде отпуска. Тогда подумала, что раз ехать, то лучше провести его с пользой – сделать что-нибудь действительно полезное. И мне представилась возможность съездить в Тараз.
Когда мы впервые увидели сирот, это было душераздирающее зрелище. Знаете, в Индиане у таких детей есть все, что им необходимо. У них есть еда и одежда, они из состоятельных семей, либо из семей со средним достатком. Эти дети получали курсы терапии, поддержку, все необходимое. А когда я смотрела на лица таразских сирот… Вот у кого действительно не было ничего. Они осенью бегали по двору в тапочках. Я почувствовала, что оставшись тут, смогу дать детям многое.
Я верующий человек. До самой поездки чувствовала, будто меня сам Бог направляет. Когда приехала, поняла, что это место там, где я должна быть, что мне нужно остаться, посвятить себя этому делу. В итоге я переехала в Казахстан в 2003 году.
Виктория: Согласно казахстанской статистике, более 90% детей, покидающих приюты по достижении совершеннолетия, не в состоянии построить свою жизнь. Менее 10% детей становятся полноценными членами общества. Так вот эти 90% становятся наркоманами, алкоголиками. Тюрьмы полны.
Покинув приют, мальчики становятся преступниками, девочки – проститутками. Это представляет огромную проблему для общества. Что можем сделать мы, чтобы помочь? Это ведь не так, что раз и решил проблему в один присест. Это проблема, требующая долгосрочного решения.
Расскажу один случай, как-то вечером к нам пришла девушка. У нее была сломана рука. Мы начали объяснять ей: "С тобой плохо обращаются, тебе не обязательно заниматься проституцией". Она ответила: «А на что мне жить? Кто меня к себе возьмет? Я ничтожество и никакой ценности ни для кого не представляю».
Элизабет: Понимаете, ведь люди с ней так обращаются, поэтому она не видит никакой ценности в своей жизни, думает, что годится только на то, чтобы ее использовали.
Когда мы с Викторией только познакомились, могли часами говорить о доме, где такие дети смогли бы чувствовать себя в безопасности, смогли бы окрепнуть и развиваться.
Виктория: Получить навыки, которые помогли бы им в будущем. Смогли бы вырасти в трудолюбивых людей. Они должны понимать, что все хорошее в жизни не сваливается на голову, нужно быть ответственным, научиться трудиться. Нужно понимать откуда берется еда на столе – это результат труда. Вот этому мы и хотим научить наших детей.
Какова ситуация в этом отношении в США? Какое количество детей приспосабливается к жизни вне стен приюта?
Виктория: в Америке нет приютов, есть патронажное воспитание – детей берут на воспитание в семьи. Конечно, процент приспособившихся детей гораздо выше, в том числе, потому что для этих детей и их приемных семей гораздо больше делается. В американских тюрьмах много детей, с которыми патронажная система не справилась – по какой-либо причине не смогла оказать им должную поддержку и позаботиться о них. Конечно, система не может помочь абсолютно всем, но все же статистические показатели гораздо выше в Америке – свыше 50% детей приспосабливаются к жизни, становятся полноценными членами общества.
Элизабет: Представьте сколько всего творится внутри у ребенка, который попадает в подобное учреждение. Особенно в таком маленьком возрасте, когда происходят очень важные этапы развития. Поэтому их поведение, которое мы видим – к примеру, вранье, воровство, припрятывание вещей и так далее, а также неправильное развитие – всему этому вина помещение детей в учреждения, такие как детские дома. У детей отсутствует привязанность. В приемной семье у ребенка происходят поведенческие изменения. А когда в приемной семье не оказывается достаточного желания и любви, то ребенок продолжает кочевать из одной семьи в другую.
Виктория: Поддержка и количество обучающих курсов, которые получают патронажные семьи в США, просто невероятно. Мне самой, чтобы взять на попечение и усыновить двух моих детей, понадобилось пройти долгие часы тренингов. У меня есть друзья, которые продолжают усыновлять детишек. Даже если у тебя будет 10 приемных детей, нужно будет проходить эти тренинги заново. Когда тебе дают ребенка на попечение, ежегодно нужно проходить обязательное количество часов. Это общее правило, как для новых, так и для опытных попечителей.
Попечителям, в свою очередь, также оказывается поддержка, собираются группы поддержки, где родители могут попросить о помощи, получить совет о том, как помочь приемному ребенку, узнать о новых видах терапии, которые будут полезны в преодолении каких-либо трудностей. Это долгосрочная инвестиция. Знаете, уже три года, как дети живут с нами в Таразе. С нами также же живут некоторые из мам. На все нужно время. Мы увидим изменения и рост в развитии. Нельзя ожидать, что изменения будут мгновенными.
Элизабет: Это долгосрочная инвестиция. Нельзя просто пройти 10-недельную программу, подарить ребенку игрушки и ожидать, что жизнь ребенка придет в норму. Нужно вкладывать в него свое время и энергию ежедневно, в течение многих лет.
У нас есть мальчик Владик. Два года назад мы забрали его из приюта. Он был очень агрессивным, все время кричал, у него было аутистическое поведение. А девушкам, которые у нас работают, хотелось, чтобы он их слушал. Он же постоянно лез с кулаками и иногда им просто хотелось дать сдачи. Когда же мы показали, что нужно вести себя по-другому – быть терпеливыми и добрыми, брали его на руки и укачивали, разговаривали с ним, постоянно придерживались одной линии поведения, он очень изменился. Сейчас ему 7 лет, Владик стал очень общительным. Когда ему будет 20 лет, он будет совсем другим человеком. Но не будем, наверное, забегать вперед.
В Казахстане бытует мнение, что дети, выросшие без родителей, находящихся на попечении государства, привыкли все получать бесплатно. Они вырастают с мыслью, что им всегда что-то должны. Есть ли вероятность того, что из-за этого они не могут чего-то добиться в жизни, состояться?
Виктория: Это представляет большую проблему. Детям говорят, что им нужно сидеть и ждать, пока не подадут еду, ребенок не понимает систему – сегодня ты в одном доме, а завтра окажешься в другом. И ничего не может с этим поделать. Говорят ждать, дают все необходимое до тех пор, пока тебе не стукнет 16 лет. Конечно, для детей сирот организовываются утренники и праздники, но все же у них атрофировано чувство времени. К примеру, в обычных семьях, люди рождаются и умирают. Прослеживается время, верно? Ты предвкушаешь, что что-то скоро произойдет, будь то хорошее или плохое. А у детей сирот такого не бывает. Все происходит однажды, когда им исполняется 16.
Порой даже домашнюю работу за них делает персонал приюта, потому что так проще. Проще сделать, чем учить ребенка тому, как это сделать. А в 16 лет, в возрасте, когда человеку полагается чувствовать ответственность, эти дети покидают детдом обиженными: «Как так? Вы ведь должны заботиться обо мне».
Мы знаем одну молодую 34-летнюю женщину, которая выросла в системе. Мы знакомы с ней с 2000 года. Тогда нас попросили взять ее к себе. Она пожила с нами, затем работала и жила где придется, родила, живя без крыши над головой, и только в прошлом году она вернулась к нам. Мы просили ее платить за жилье, совсем немного – 10.000 тенге в месяц – и делать кое-какую работу по дому. Так вот она ушла и оставила своего сына у нас. Уже год как он живет с нами. Ему 7 лет. Он ходит в частную школу, и мы платим за его обучение 40.000 тенге в месяц. Мы просили его мать давать хотя бы 2.000 тенге на его обучение. А она в ответ сказала: «Вы мне обязаны. Вы должны мне помогать. Ваша работа – заботиться обо мне». Ее сын ходит в школу, делает уроки, собирает свои вещи, выносит мусор. И видит, как поступает его мать, видит, что она безответственная. Это плохо.
Нужно учиться ответственности. Понять какой жизни ты для себя хочешь. Усердно учиться в школе. А как нам ей помочь? Бывало, она кричала на меня: «Ты продаешь детей в Америку! Я вызову полицию! Одного ребенка недостает». Это было когда я возила двух девочек в Америку на операцию, и вернулись они в лучшем состоянии, чем когда уезжали. Вы же понимаете, что мы на этом не зарабатываем. Но винить ее тоже нельзя. Нужно ее любить и заботиться о ней, научить ее полезным навыкам.
Вы замечали отличия в развитии у детей, выросших в детском доме?
Виктория: На снимке мозга детдомовского ребенка видно, что мозг меньше по размеру и на нем больше темных пятен. Он не функционирует должным образом, потому что этого от него и не требовалось. Младенцы должны расти на руках родителей, должны быть ими окружены, потому что видят только то, что находится рядом с ними. Так они устроены, так развивается их мозг. Взаимодействие с окружающей средой стимулирует мозг ребенка. Представьте, если ребенок все время лежит и научился совсем не плакать… Мозг перестает работать. А еще их учат сидеть и ждать, пока им не исполнится 16 лет. Это их калечит.
Элизабет: Даже во взрослом возрасте их эмоциональные и когнитивные способности останавливаются на уровне 12-13-летних подростков, это в лучшем случае. Представьте, сначала ты маленький и милый ребенок, и вдруг становишься взрослым, с тебя начинают требовать ответственности. Такими их делает система. Это конечно, их не оправдывает. Но стоит ли нам обвинять детей в том, что они не умеют решать проблемы, не могут быть ответственными, вдобавок имеют пагубные привычки и пристрастия? Система сделала их такими.
Что же может сделать казахстанское общество для таких детей?
Виктория: Во-первых, забрать детей из приютов и устроить их в семьи. В семьи, которые имеют желание помочь таким детям, независимо от того, 6 месяцев или 6 лет ребенок провел в приюте, все они получают травму. У каждого ребенка есть своя проблема, им нужны любовь и уважение. Американские приемные семьи отдают много сил и времени, чтобы ребенок пережил, преодолел эти травмы. Путем терапии, участия в группах поддержки. У Америке у таких детей своя школьная система. В Казахстане такого нет.
Как вы думаете причиной того, что большинство превращается в наркоманов, преступников и проституток, является то, что они находились / росли в учреждении?
Виктория и Элизабет: (хором) Именно так.
Виктория: Это подтверждают исследования – причиной всему полученные травмы. В 1940-1950-ые годы усыновление было популярным в Америке. Однако, спустя 50 лет приюты закрыли, так как стало понятно, что это не самый лучший вариант для детей, оставшихся без попечения родителей. Я усыновила своих детей, когда дочке было всего 6 недель, а сыну 3 месяца. Вы, наверное, думаете какая может быть травма у таких маленьких детей? Моя дочь родилась недоношенной – на 6 недель раньше положенного срока. Первые 4 недели жизни она провела в больнице, и еще две в приемной семье. Она постоянно плакала. Приемная мама была молодой женщиной с 2-летней дочкой, которая к тому же никогда ранее не брала детей на попечение, опыта у нее совсем не было. Так вот она часто оставляла плачущего ребенка одного в комнате. Когда я удочерила ее, думала, какая же может быть травма у 6-недельного младенца? А травма была. Она отставала в развитии, были сложности. А сегодня моя дочь уже взрослая, вышла замуж. Мы прошли через все это благодаря поддержке, которую нам оказали, как приемной семье.
Сложно ли было оставить ваших приемных детей в Америке?
Виктория: Как я уже говорила, я впервые приехала в Казахстан в 2000 году, а затем приезжала сюда ежегодно на 2-3 недели. В 2002 я привезла своих детей – Марка и Сару с собой из-за событий 11 сентября. Моя дочь любит путешествия, а сын не совсем. Сначала он говорил: «Зачем тебе туда ехать? Что я буду там есть?». Но когда приехал сюда, он полюбил местную еду, людей.
Когда я предложила переехать в Казахстан всей семьей, Сара согласилась, а Марк отказался: «Мам, отличная идея, ты можешь нас навещать, я тоже буду приезжать к тебе, но переезжать я не хочу». Наверное, я просто неправильно подобрала момент. Решила ездить в Казахстан раз в год. А когда мои дети выросли, стали жить отдельно, я смогла переехать. Но в Америке у нас есть родственники, так что я не оставила детей совсем одних.
Вы не хотели усыновить еще одного ребенка?
Виктория: Американцам ведь запретили усыновлять казахстанских детей, поэтому я не могу официально стать мамой Сауле, хотя я воспитываю ее, мы вместе живем в одном доме. Сауле 12 лет. Впервые я увидела ее когда ей было 5. Вначале она меня совсем не воспринимала. Каждую неделю мы собирались вместе, играли в разные игры. Как-то она подбежала ко мне и спросила: «Когда вы вылечите мою ногу и лицо? Когда найдете мою маму и моего папу?». Знаете, из сотни сирот, которых я знаю, никто никогда не просил меня найти их родителей. У Сауле деформирована нога, заячья губа и не закрывается один глаз. Много времени прошло, когда наконец в 2013 я смогла повезти ее на операцию в Америку. Сегодня у нее протез. Ежегодно мы возвращаемся в Штаты, на обследование.
Почему вы решили остаться жить в Казахстане на постоянной основе?
Виктория: Мне показалось, что наступил тот момент, когда я стала готова. Моя Сара поступила в военно-морской флот и собиралась уезжать в Японию. Марк начал работать и стал жить отдельно. Мои дети меня поддерживают, любят Сауле, называют ее сестренкой. Конечно, было бы замечательно, если бы Америка и Казахстан находились рядом.
Элизабет: Мне было легче переехать в Казахстан, потому что у меня нет детей, только лошадь, да две кошки. После первой поездки в Казахстан, ранее любимая работа в Америке перестала вдохновлять, как раньше. Я подала заявку в организацию, которая работала с Казахстаном. В 2003 начала на них работать и переехала в Казахстан. Никогда о своем решении не жалела. Напротив, это было одним их лучших решений в моей жизни. Я люблю Казахстан, люблю Тараз и, конечно же, то чем занимаюсь. Моя работа заключается в том, чтобы помогать людям, у которых меньше возможностей. Иногда люди спрашивают, почему я не возвращаюсь в Штаты. На что отвечаю, что после 16-17 лет, мое место и моя жизнь в Казахстане.
Как вы общаетесь с детьми? Чему уделяете внимание в воспитании детей?
Виктория: Наши дети говорят на трех языках, потому что у них очень много языковой практики. Мы верим, что в будущем это откроет для них много возможностей. У нас очень много книг, мы рисуем, занимаемся поделками. У каждого есть свои домашние задания по дому. У нас есть питомцы, поэтому в обязанности деток входит – покормить животных, вынести мусор. Постепенно они учатся быть ответственными. Они уже ответственны за свои игрушки, одежду. Мы даем им немного денег, чтобы они начали понимать как работают деньги и что с ними делать. Словом, все как в обычных семьях.
Элизабет: Мы учим детей самостоятельности.
Виктория: Например, когда мы едим за столом и кто-то проливает воду, то тому нужно подняться, пойти на кухню за тряпкой, и вытереть пролитую воду. Пролил – вытирай. Сейчас даже стали реже проливать. Начиная от старших до самых маленьких, каждый убирает за собой после приема пищи, для детей это превратилось в веселый ритуал, им это нравится.
Сколько у вас детей на попечении?
Виктория: С нами живут 9 детей и 4 мамы. Днем детей больше, потому что к нам приводят детей, родители которых идут на работу или все еще учатся.
Кто вас спонсирует? Государственная или частная спонсорская помощь?
Виктория: 90% спонсорской помощи оказывается американцами. Очень много семей, усыновивших детей из Казахстана хотят помочь, поддержать местные семьи. Дом мы смогли выкупить благодаря этому. Еще у нас есть местный спонсор, один казахстанский бизнесмен, который присылает грузовик со всем необходимым. Мы берем оттуда сколько нам нужно и забиваем наш морозильник. Морозильник нам подарила местная некоммерческая организация.
У всех наших детей особые потребности, поэтому семеро из них ходят в специальные школы. Так как это дорого, 40 000 тенге в месяц на одного ребенка, нам пришлось привлечь спонсоров.
Слышал вы владеете казахским языком, сколько времени у вас ушло на то, чтобы выучить наш язык?
Виктория: Нет, что вы, я все еще не могу сказать, что овладела им. Элизабет говорит на нем лучше меня.
Элизабет: Я говорю лучше, но не в совершенстве владею казахским. Повседневный разговор могу поддержать, но когда нужно разговаривать на официальных встречах государственного уровня, весь мой казахский тут же испаряется.
Виктория: Когда я совсем не знала языка, не могла купить даже молока для кофе. Бывало, ошибочно покупала кефир. Однажды, услышала, как одна женщина кричала во дворе дома: «Молоко! Молоко!». Подумала: «Эта женщина, наверное, сошла с ума. Зачем кричать так рано утром?». Я ведь знала только казахский эквивалент слова «молоко» - "сут". Бывало из-за языка случались казусы.
Было ли сложно отказаться от удобств жизни в Америке, в пользу жизни в Казахстане?
Виктория: Бывают моменты, когда думаешь, что какие-то вещи было бы гораздо проще сделать в Америке. Но когда видишь, как меняются дети, как Сауле пошла в школу. Она ведь очень умная девочка, сейчас пошла в 6 класс, ей предстоит многое нагнать по школьной программе, она очень старается. Видя это, все остальное становится не таким важным, уходит на второй план.
Элизабет: Не спорю, жизнь в Америке удобна. Однако, американцы живут с ложным чувством защищенности и уверенности в завтрашнем дне. Нет таких мест на земле, где не пришлось бы преодолеть сложности, где бы не пришлось испытывать неудобств. Жизнь в Америке перестала меня увлекать. А здесь, каждый день я учусь чему-то новому, адаптируюсь к местной культуре, прислушиваюсь к точке зрения окружающих. Чувствую, что выросла в личностном плане за время моего пребывания здесь и, поверьте, я бы ни на что этот опыт не променяла.
Интервью: Асем Сарышева и Саян Байгалиев Режиссер: Канат Бейсекеев
Им потребовалось еще несколько лет, чтобы принять окончательное решение и переехать сюда совсем. Купив дом, открыв частный приют в Таразе, они помогли многим казахстанским детям встать на правильный путь взросления, получить необходимую медицинскую помощь в США. В очередном материале проекта "Казахстанцы в США" Виктория и Элизабет рассказывают о разнице в воспитании детей, оставшихся без опеки родителей в США и Казахстане. О том, как полюбили Тараз и местную детвору и почему решили посвятить свою жизнь казахстанским детям.
Виктория, расскажите о себе
Виктория: Я родом из американского штата Вирджиния. Красивый штат на берегу океана. Там тоже есть горы, но не такие, как в Казахстане.
У меня двое приемных детей – Марк и Сара, им 28 и 26 лет. Я усыновила их еще младенцами. Всегда работала с детьми, оставшимися без попечения родителей, брала детей на патронажное воспитание, усыновила детей, а также помогала другим мамам с их детьми.
В 2000 году мне представилась возможность поехать в казахстанский детский дом. Что интересно, я особо-то не люблю путешествовать, но в тот раз мне очень сильно захотелось съездить. Думала, полюблю одного ребенка, захочу усыновить и забрать с собой. Когда мы приехали в приют “Улан” города Тараз, я влюбилась сразу во всех 180 детей. Поняла, что у этих детей нет таких возможностей, как у американских. В Казахстане нет системы, которая могла бы этим детям помочь, захотелось стать частью всего этого.
Почему выбрали именно Казахстан?
Виктория: Я не выбирала. Однажды, была на презентации группы людей, побывавших где-то за границей. Слушала эту презентацию, ехать мне совсем никуда не хотелось. Еще бы, я ведь была мамой-одиночкой, воспитывающей двоих детей. Потом стали показывать фотографии гор, лошадей, скачущих по степи, и у меня сердце замерло. Когда увидела фотографии детей-азиатов, они мне показались такими родными, что решила ехать. Презентация состоялась в мае 2000 года, а в сентябре я уже летела в Казахстан.
Вы поехали одна?
Виктория: Я была в составе небольшой группы из трех женщин – одной аргентинки и американки Элизабет, которая присоединилась к нам из штата Индиана. Мы встретились в Амстердаме и до Казахстана летели вместе. Прилетели в Алматы – попали в старое здание аэропорта, которое было не таким современным, как нынешний. Ночью, когда увидела небо, усыпанное звездами, почувствовала себя дома. Мы загрузили наши вещи в мини-автобус и поехали в Тараз.
Каковы были ваши первые впечатления о детском доме?
Виктория: Сентябрь выдался холодным. Когда мы приехали в приют, узнали, что дети уже несколько часов ждали нас на улице. Меня это очень растрогало.
Как вы думаете, многое ли можно узнать о ребенке за 2 недели? Так вот, этого времени мне хватило на то, что я уже не могла их забыть.
Сейчас, конечно, в приюте условия намного лучше, чем раньше – достаточно еды и одежды для ребят. Сам приют обустроен гораздо лучше. Но в 2000 году еды было мало. Мы сами ходили на базар, чтобы купить еду и одежду. Запасов приюта попросту не хватало. Так вот этих детей я никак не могла выкинуть из головы – это ведь не просто дети, которых ты увидела на фото, это были дети, которых я знала лично, общалась с ними. Сегодня с нами работают девушки, которых я знаю с 2000 года. Конечно, после этого сделаешь для них все, что в твоих силах.
Элизабет, а как вы оказались в Казахстане?
Элизабет: Еще подростком я мечтала о лагере для детей, с которыми плохо обращались, для детей, лишенных опеки. По своему опыту и опыту моих друзей, знала, что всем необходима поддержка. Им нужно, чтобы о них заботились. Поэтому решила посвятить себя социальной работе. Закончила университет и начала работать в штате Индиана с детьми, подвергшимися насилию, а также с малолетними преступниками. В то время я работала с 300 детьми, которые пережили травмирующий опыт. Проработала 10 лет, мне нравилась моя работа. Но, как и Виктория я получила предложение съездить в Казахстан на несколько недель. Для меня эта поездка была вроде отпуска. Тогда подумала, что раз ехать, то лучше провести его с пользой – сделать что-нибудь действительно полезное. И мне представилась возможность съездить в Тараз.
Когда мы впервые увидели сирот, это было душераздирающее зрелище. Знаете, в Индиане у таких детей есть все, что им необходимо. У них есть еда и одежда, они из состоятельных семей, либо из семей со средним достатком. Эти дети получали курсы терапии, поддержку, все необходимое. А когда я смотрела на лица таразских сирот… Вот у кого действительно не было ничего. Они осенью бегали по двору в тапочках. Я почувствовала, что оставшись тут, смогу дать детям многое.
Я верующий человек. До самой поездки чувствовала, будто меня сам Бог направляет. Когда приехала, поняла, что это место там, где я должна быть, что мне нужно остаться, посвятить себя этому делу. В итоге я переехала в Казахстан в 2003 году.
Виктория: Согласно казахстанской статистике, более 90% детей, покидающих приюты по достижении совершеннолетия, не в состоянии построить свою жизнь. Менее 10% детей становятся полноценными членами общества. Так вот эти 90% становятся наркоманами, алкоголиками. Тюрьмы полны.
Покинув приют, мальчики становятся преступниками, девочки – проститутками. Это представляет огромную проблему для общества. Что можем сделать мы, чтобы помочь? Это ведь не так, что раз и решил проблему в один присест. Это проблема, требующая долгосрочного решения.
Расскажу один случай, как-то вечером к нам пришла девушка. У нее была сломана рука. Мы начали объяснять ей: "С тобой плохо обращаются, тебе не обязательно заниматься проституцией". Она ответила: «А на что мне жить? Кто меня к себе возьмет? Я ничтожество и никакой ценности ни для кого не представляю».
Элизабет: Понимаете, ведь люди с ней так обращаются, поэтому она не видит никакой ценности в своей жизни, думает, что годится только на то, чтобы ее использовали.
Когда мы с Викторией только познакомились, могли часами говорить о доме, где такие дети смогли бы чувствовать себя в безопасности, смогли бы окрепнуть и развиваться.
Виктория: Получить навыки, которые помогли бы им в будущем. Смогли бы вырасти в трудолюбивых людей. Они должны понимать, что все хорошее в жизни не сваливается на голову, нужно быть ответственным, научиться трудиться. Нужно понимать откуда берется еда на столе – это результат труда. Вот этому мы и хотим научить наших детей.
Какова ситуация в этом отношении в США? Какое количество детей приспосабливается к жизни вне стен приюта?
Виктория: в Америке нет приютов, есть патронажное воспитание – детей берут на воспитание в семьи. Конечно, процент приспособившихся детей гораздо выше, в том числе, потому что для этих детей и их приемных семей гораздо больше делается. В американских тюрьмах много детей, с которыми патронажная система не справилась – по какой-либо причине не смогла оказать им должную поддержку и позаботиться о них. Конечно, система не может помочь абсолютно всем, но все же статистические показатели гораздо выше в Америке – свыше 50% детей приспосабливаются к жизни, становятся полноценными членами общества.
Элизабет: Представьте сколько всего творится внутри у ребенка, который попадает в подобное учреждение. Особенно в таком маленьком возрасте, когда происходят очень важные этапы развития. Поэтому их поведение, которое мы видим – к примеру, вранье, воровство, припрятывание вещей и так далее, а также неправильное развитие – всему этому вина помещение детей в учреждения, такие как детские дома. У детей отсутствует привязанность. В приемной семье у ребенка происходят поведенческие изменения. А когда в приемной семье не оказывается достаточного желания и любви, то ребенок продолжает кочевать из одной семьи в другую.
Виктория: Поддержка и количество обучающих курсов, которые получают патронажные семьи в США, просто невероятно. Мне самой, чтобы взять на попечение и усыновить двух моих детей, понадобилось пройти долгие часы тренингов. У меня есть друзья, которые продолжают усыновлять детишек. Даже если у тебя будет 10 приемных детей, нужно будет проходить эти тренинги заново. Когда тебе дают ребенка на попечение, ежегодно нужно проходить обязательное количество часов. Это общее правило, как для новых, так и для опытных попечителей.
Попечителям, в свою очередь, также оказывается поддержка, собираются группы поддержки, где родители могут попросить о помощи, получить совет о том, как помочь приемному ребенку, узнать о новых видах терапии, которые будут полезны в преодолении каких-либо трудностей. Это долгосрочная инвестиция. Знаете, уже три года, как дети живут с нами в Таразе. С нами также же живут некоторые из мам. На все нужно время. Мы увидим изменения и рост в развитии. Нельзя ожидать, что изменения будут мгновенными.
Элизабет: Это долгосрочная инвестиция. Нельзя просто пройти 10-недельную программу, подарить ребенку игрушки и ожидать, что жизнь ребенка придет в норму. Нужно вкладывать в него свое время и энергию ежедневно, в течение многих лет.
У нас есть мальчик Владик. Два года назад мы забрали его из приюта. Он был очень агрессивным, все время кричал, у него было аутистическое поведение. А девушкам, которые у нас работают, хотелось, чтобы он их слушал. Он же постоянно лез с кулаками и иногда им просто хотелось дать сдачи. Когда же мы показали, что нужно вести себя по-другому – быть терпеливыми и добрыми, брали его на руки и укачивали, разговаривали с ним, постоянно придерживались одной линии поведения, он очень изменился. Сейчас ему 7 лет, Владик стал очень общительным. Когда ему будет 20 лет, он будет совсем другим человеком. Но не будем, наверное, забегать вперед.
В Казахстане бытует мнение, что дети, выросшие без родителей, находящихся на попечении государства, привыкли все получать бесплатно. Они вырастают с мыслью, что им всегда что-то должны. Есть ли вероятность того, что из-за этого они не могут чего-то добиться в жизни, состояться?
Виктория: Это представляет большую проблему. Детям говорят, что им нужно сидеть и ждать, пока не подадут еду, ребенок не понимает систему – сегодня ты в одном доме, а завтра окажешься в другом. И ничего не может с этим поделать. Говорят ждать, дают все необходимое до тех пор, пока тебе не стукнет 16 лет. Конечно, для детей сирот организовываются утренники и праздники, но все же у них атрофировано чувство времени. К примеру, в обычных семьях, люди рождаются и умирают. Прослеживается время, верно? Ты предвкушаешь, что что-то скоро произойдет, будь то хорошее или плохое. А у детей сирот такого не бывает. Все происходит однажды, когда им исполняется 16.
Порой даже домашнюю работу за них делает персонал приюта, потому что так проще. Проще сделать, чем учить ребенка тому, как это сделать. А в 16 лет, в возрасте, когда человеку полагается чувствовать ответственность, эти дети покидают детдом обиженными: «Как так? Вы ведь должны заботиться обо мне».
Мы знаем одну молодую 34-летнюю женщину, которая выросла в системе. Мы знакомы с ней с 2000 года. Тогда нас попросили взять ее к себе. Она пожила с нами, затем работала и жила где придется, родила, живя без крыши над головой, и только в прошлом году она вернулась к нам. Мы просили ее платить за жилье, совсем немного – 10.000 тенге в месяц – и делать кое-какую работу по дому. Так вот она ушла и оставила своего сына у нас. Уже год как он живет с нами. Ему 7 лет. Он ходит в частную школу, и мы платим за его обучение 40.000 тенге в месяц. Мы просили его мать давать хотя бы 2.000 тенге на его обучение. А она в ответ сказала: «Вы мне обязаны. Вы должны мне помогать. Ваша работа – заботиться обо мне». Ее сын ходит в школу, делает уроки, собирает свои вещи, выносит мусор. И видит, как поступает его мать, видит, что она безответственная. Это плохо.
Нужно учиться ответственности. Понять какой жизни ты для себя хочешь. Усердно учиться в школе. А как нам ей помочь? Бывало, она кричала на меня: «Ты продаешь детей в Америку! Я вызову полицию! Одного ребенка недостает». Это было когда я возила двух девочек в Америку на операцию, и вернулись они в лучшем состоянии, чем когда уезжали. Вы же понимаете, что мы на этом не зарабатываем. Но винить ее тоже нельзя. Нужно ее любить и заботиться о ней, научить ее полезным навыкам.
Вы замечали отличия в развитии у детей, выросших в детском доме?
Виктория: На снимке мозга детдомовского ребенка видно, что мозг меньше по размеру и на нем больше темных пятен. Он не функционирует должным образом, потому что этого от него и не требовалось. Младенцы должны расти на руках родителей, должны быть ими окружены, потому что видят только то, что находится рядом с ними. Так они устроены, так развивается их мозг. Взаимодействие с окружающей средой стимулирует мозг ребенка. Представьте, если ребенок все время лежит и научился совсем не плакать… Мозг перестает работать. А еще их учат сидеть и ждать, пока им не исполнится 16 лет. Это их калечит.
Элизабет: Даже во взрослом возрасте их эмоциональные и когнитивные способности останавливаются на уровне 12-13-летних подростков, это в лучшем случае. Представьте, сначала ты маленький и милый ребенок, и вдруг становишься взрослым, с тебя начинают требовать ответственности. Такими их делает система. Это конечно, их не оправдывает. Но стоит ли нам обвинять детей в том, что они не умеют решать проблемы, не могут быть ответственными, вдобавок имеют пагубные привычки и пристрастия? Система сделала их такими.
Что же может сделать казахстанское общество для таких детей?
Виктория: Во-первых, забрать детей из приютов и устроить их в семьи. В семьи, которые имеют желание помочь таким детям, независимо от того, 6 месяцев или 6 лет ребенок провел в приюте, все они получают травму. У каждого ребенка есть своя проблема, им нужны любовь и уважение. Американские приемные семьи отдают много сил и времени, чтобы ребенок пережил, преодолел эти травмы. Путем терапии, участия в группах поддержки. У Америке у таких детей своя школьная система. В Казахстане такого нет.
Как вы думаете причиной того, что большинство превращается в наркоманов, преступников и проституток, является то, что они находились / росли в учреждении?
Виктория и Элизабет: (хором) Именно так.
Виктория: Это подтверждают исследования – причиной всему полученные травмы. В 1940-1950-ые годы усыновление было популярным в Америке. Однако, спустя 50 лет приюты закрыли, так как стало понятно, что это не самый лучший вариант для детей, оставшихся без попечения родителей. Я усыновила своих детей, когда дочке было всего 6 недель, а сыну 3 месяца. Вы, наверное, думаете какая может быть травма у таких маленьких детей? Моя дочь родилась недоношенной – на 6 недель раньше положенного срока. Первые 4 недели жизни она провела в больнице, и еще две в приемной семье. Она постоянно плакала. Приемная мама была молодой женщиной с 2-летней дочкой, которая к тому же никогда ранее не брала детей на попечение, опыта у нее совсем не было. Так вот она часто оставляла плачущего ребенка одного в комнате. Когда я удочерила ее, думала, какая же может быть травма у 6-недельного младенца? А травма была. Она отставала в развитии, были сложности. А сегодня моя дочь уже взрослая, вышла замуж. Мы прошли через все это благодаря поддержке, которую нам оказали, как приемной семье.
Сложно ли было оставить ваших приемных детей в Америке?
Виктория: Как я уже говорила, я впервые приехала в Казахстан в 2000 году, а затем приезжала сюда ежегодно на 2-3 недели. В 2002 я привезла своих детей – Марка и Сару с собой из-за событий 11 сентября. Моя дочь любит путешествия, а сын не совсем. Сначала он говорил: «Зачем тебе туда ехать? Что я буду там есть?». Но когда приехал сюда, он полюбил местную еду, людей.
Когда я предложила переехать в Казахстан всей семьей, Сара согласилась, а Марк отказался: «Мам, отличная идея, ты можешь нас навещать, я тоже буду приезжать к тебе, но переезжать я не хочу». Наверное, я просто неправильно подобрала момент. Решила ездить в Казахстан раз в год. А когда мои дети выросли, стали жить отдельно, я смогла переехать. Но в Америке у нас есть родственники, так что я не оставила детей совсем одних.
Вы не хотели усыновить еще одного ребенка?
Виктория: Американцам ведь запретили усыновлять казахстанских детей, поэтому я не могу официально стать мамой Сауле, хотя я воспитываю ее, мы вместе живем в одном доме. Сауле 12 лет. Впервые я увидела ее когда ей было 5. Вначале она меня совсем не воспринимала. Каждую неделю мы собирались вместе, играли в разные игры. Как-то она подбежала ко мне и спросила: «Когда вы вылечите мою ногу и лицо? Когда найдете мою маму и моего папу?». Знаете, из сотни сирот, которых я знаю, никто никогда не просил меня найти их родителей. У Сауле деформирована нога, заячья губа и не закрывается один глаз. Много времени прошло, когда наконец в 2013 я смогла повезти ее на операцию в Америку. Сегодня у нее протез. Ежегодно мы возвращаемся в Штаты, на обследование.
Почему вы решили остаться жить в Казахстане на постоянной основе?
Виктория: Мне показалось, что наступил тот момент, когда я стала готова. Моя Сара поступила в военно-морской флот и собиралась уезжать в Японию. Марк начал работать и стал жить отдельно. Мои дети меня поддерживают, любят Сауле, называют ее сестренкой. Конечно, было бы замечательно, если бы Америка и Казахстан находились рядом.
Элизабет: Мне было легче переехать в Казахстан, потому что у меня нет детей, только лошадь, да две кошки. После первой поездки в Казахстан, ранее любимая работа в Америке перестала вдохновлять, как раньше. Я подала заявку в организацию, которая работала с Казахстаном. В 2003 начала на них работать и переехала в Казахстан. Никогда о своем решении не жалела. Напротив, это было одним их лучших решений в моей жизни. Я люблю Казахстан, люблю Тараз и, конечно же, то чем занимаюсь. Моя работа заключается в том, чтобы помогать людям, у которых меньше возможностей. Иногда люди спрашивают, почему я не возвращаюсь в Штаты. На что отвечаю, что после 16-17 лет, мое место и моя жизнь в Казахстане.
Как вы общаетесь с детьми? Чему уделяете внимание в воспитании детей?
Виктория: Наши дети говорят на трех языках, потому что у них очень много языковой практики. Мы верим, что в будущем это откроет для них много возможностей. У нас очень много книг, мы рисуем, занимаемся поделками. У каждого есть свои домашние задания по дому. У нас есть питомцы, поэтому в обязанности деток входит – покормить животных, вынести мусор. Постепенно они учатся быть ответственными. Они уже ответственны за свои игрушки, одежду. Мы даем им немного денег, чтобы они начали понимать как работают деньги и что с ними делать. Словом, все как в обычных семьях.
Элизабет: Мы учим детей самостоятельности.
Виктория: Например, когда мы едим за столом и кто-то проливает воду, то тому нужно подняться, пойти на кухню за тряпкой, и вытереть пролитую воду. Пролил – вытирай. Сейчас даже стали реже проливать. Начиная от старших до самых маленьких, каждый убирает за собой после приема пищи, для детей это превратилось в веселый ритуал, им это нравится.
Сколько у вас детей на попечении?
Виктория: С нами живут 9 детей и 4 мамы. Днем детей больше, потому что к нам приводят детей, родители которых идут на работу или все еще учатся.
Кто вас спонсирует? Государственная или частная спонсорская помощь?
Виктория: 90% спонсорской помощи оказывается американцами. Очень много семей, усыновивших детей из Казахстана хотят помочь, поддержать местные семьи. Дом мы смогли выкупить благодаря этому. Еще у нас есть местный спонсор, один казахстанский бизнесмен, который присылает грузовик со всем необходимым. Мы берем оттуда сколько нам нужно и забиваем наш морозильник. Морозильник нам подарила местная некоммерческая организация.
У всех наших детей особые потребности, поэтому семеро из них ходят в специальные школы. Так как это дорого, 40 000 тенге в месяц на одного ребенка, нам пришлось привлечь спонсоров.
Слышал вы владеете казахским языком, сколько времени у вас ушло на то, чтобы выучить наш язык?
Виктория: Нет, что вы, я все еще не могу сказать, что овладела им. Элизабет говорит на нем лучше меня.
Элизабет: Я говорю лучше, но не в совершенстве владею казахским. Повседневный разговор могу поддержать, но когда нужно разговаривать на официальных встречах государственного уровня, весь мой казахский тут же испаряется.
Виктория: Когда я совсем не знала языка, не могла купить даже молока для кофе. Бывало, ошибочно покупала кефир. Однажды, услышала, как одна женщина кричала во дворе дома: «Молоко! Молоко!». Подумала: «Эта женщина, наверное, сошла с ума. Зачем кричать так рано утром?». Я ведь знала только казахский эквивалент слова «молоко» - "сут". Бывало из-за языка случались казусы.
Было ли сложно отказаться от удобств жизни в Америке, в пользу жизни в Казахстане?
Виктория: Бывают моменты, когда думаешь, что какие-то вещи было бы гораздо проще сделать в Америке. Но когда видишь, как меняются дети, как Сауле пошла в школу. Она ведь очень умная девочка, сейчас пошла в 6 класс, ей предстоит многое нагнать по школьной программе, она очень старается. Видя это, все остальное становится не таким важным, уходит на второй план.
Элизабет: Не спорю, жизнь в Америке удобна. Однако, американцы живут с ложным чувством защищенности и уверенности в завтрашнем дне. Нет таких мест на земле, где не пришлось бы преодолеть сложности, где бы не пришлось испытывать неудобств. Жизнь в Америке перестала меня увлекать. А здесь, каждый день я учусь чему-то новому, адаптируюсь к местной культуре, прислушиваюсь к точке зрения окружающих. Чувствую, что выросла в личностном плане за время моего пребывания здесь и, поверьте, я бы ни на что этот опыт не променяла.
Интервью: Асем Сарышева и Саян Байгалиев Режиссер: Канат Бейсекеев
