Мое имя очень удобно скандировать: Дэн-ни, Дэн-ни!
Не понимаю, почему люди находят меня забавным. Может, они просто толком меня не знают? Последний раз я по-настоящему хотел подрасти еще в школе.
Если вы заглянете в мой гардероб, то все вещи там окажутся черными — черные штаны, черные рубашки, черные футболки. Когда-то моя мать сказала мне, что черное стройнит, и с тех пор я стараюсь следовать ее совету. А вообще, я на диетах с десяти лет сижу.
Я люблю озвучивать мультфильмы. Мои герои в них всегда выглядят очень подтянутыми.
Помню, что когда-то очень давно я работал парковщиком и тусовался с хиппи на Сансет-стрип (часть бульвара Сансет в Лос-Анджелесе. — Esquire). У меня были длинные волосы, плащ, кроссовки, и выглядел я среди них как свой. Больше всего на свете в тот момент я хотел играть, хотя никак не мог вообразить, кому может понадобиться пятифутовый актер.
Как-то раз я зашел в прекрасный, хорошо обставленный офис, где уже сидели Джим Брукс (американский продюсер, известный, в том числе, как продюсер «Симпсонов». — Esquire) и куча других людей. Рукава моей рубашки были закатаны. Я швырнул сценарий на стол и сказал: «Так, ну и кто написал эту срань?» Ничего не произошло, повисла гробовая тишина. А потом они стали смеяться как сумасшедшие, а я сел на стул и смотрел на то, как они смеются. Так я получил роль в «Такси» (комедийный сериал компании ABC, 1978-1983. — Esquire).
Я всегда хотел иметь бассейн — такой, чтобы можно было выйти во двор и плюхнуться в воду. Ребенком я часто рыл себе небольшую яму, наливал туда воды и принимал грязевые ванны — в Нью-Джерси все так делали. Поэтому первое, что я сделал, когда получил деньги за «Такси» и все закрутилось, — стал подыскивать себе дом с хорошим бассейном.
Лето в Осбери Парк (город в штате Нью-Джерси, неподалеку от которого Де Вито купил летний дом. — Esquire) чертовски жаркое. Песок раскаляется так, что у тебя волдыри на ногах выскакивают, и ты бежишь к воде, прыгая с полотенца на полотенце. И когда ты это делаешь, люди начинают смеяться над тобой.
Самое опасное — это забрать у людей возможность смеяться над тем, что им кажется смешным.
Помню, что после того как мы закончили «Войну Роузов» (комедия Дэнни Де Вито 1989 года. — Esquire), я вылетел ночным рейсом в Европу. Только что был прекрасный ужин, я выпил пару бокалов, со мной были друзья, и чувствовал я себя прекрасно — лучшее время для сигары. Стюарды показались мне отличными парнями, и я сказал: «Слушайте, мне бы сейчас покурить, а?» Но они сказали: «Это совершенно невозможно». Я спросил, почему, и они ответили, что пассажирам вокруг это вряд ли понравится. И тогда я сказал: «Ну, хорошо, а если я сейчас пройду по салону и спрошу всех пассажиров до единого, возражают они или нет?» Они замялись, а потом кто-то сказал: «Только если вы получите разрешение у каждого». Кажется, это была шутка, но я встал и прошел по всему самолету, здороваясь с каждым и спрашивая, могу ли я выкурить в салоне сигару. Никто не возражал. Был только один парень из первого класса, который сказал: «Вы не имеете права курить на борту самолета. По крайней мере до тех пор, пока не угостите сигарой меня».
С человеком точно должно быть что-то не так, если вы видите его пьяным в восемь утра. Для всего остального можно найти объяснения.
Я всегда стараюсь учиться — изучать жизнь и получать знание от всего, с чем сталкиваюсь. Поверьте, умирая, я тоже буду изучать жизнь.
Это здорово — быть на грани. Лучше всего ты работаешь в тот момент, когда принимаешь риск, когда плюнул на тепло и уют, когда застрял где-то посередине дороги.
Есть люди с планами на жизнь, есть люди с планами на год, есть люди с планами на месяц. Я что-то среднее между человеком с планами на неделю и человеком с планами на день.
Я отлично играю мудаков.
Конечно, у меня есть адвокат. Это как атомная бомба: она есть у меня, потому что она есть у всех остальных. Но как только я прошу адвокатов помочь, они вечно все просирают.
Голливуд — это джунгли, в которых есть все: зыбучие пески, кровососущие твари и плотоядные хищники. Снять в Голливуде фильм — это не по парку прогуляться. Конечно, время от времени там встречаются неплохие люди, но все же хорошие места на студиях очень часто получают те, кто даже не знает, что это за херня такая — кино.
Похоже, всемогущий доллар окончательно прикончил альтруизм в сердцах тех, у кого он еще теплился. Никто сегодня не пожертвует своими яйцам ради того, во что верит. Что-то я не вижу очереди из желающих расстаться со своим членом. Эй, где вы?
Я снял «Хоффу» (биографический фильм об американском профсоюзном лидере Джимми Хоффе, бесследно исчезнувшем в 1975 году. — Esquire) хотя бы потому, что у этого парня были самые большие яйца на этой планете. Если кто-то и должен был стать тогда президентом, то именно он.
Мир жесток, жесток, жесток, бесконечно жесток. Но это не моя мысль.
Из всех мерзостей в первую очередь нужно гнать от себя зависть. Она проникает в тебя незаметно и очень быстро выедает изнутри.
Моя жена — иудейка. Я — католик. Но мы неплохо уживаемся. Мы празднуем Песах и ставим рождественскую елку. У нас есть маца, и у нас есть пасхальный заяц. Но мы не соблюдаем Великий пост и не соблюдаем все те ограничения, которые предписывает иудаизм. Мы делаем только веселые вещи. А все эти гореть-тебе-в-аду-за-грехи-твои мы тихонько удалили.
Да, я видел пизанскую башню. Да, это башня, и да — она накренилась. Ты смотришь на нее, но ничего не происходит. И тогда ты просто идешь и покупаешь себе сэндвич.
Когда я был ребенком, я постоянно слышал: «Они допускают определенное содержание крысиного мяса в хот-догах». Интересно, что это за «определенное содержание»? И кто эти «они»? И о чем мы вообще говорим?
Я всегда пытаюсь сделать интервью смешным, но у меня не всегда получается сделать это правильно.
Я никогда не заглядываю наперед. Я здесь и сейчас. Так и надо жить.
Я люблю фильмы, в названии которых есть слово «темный».
Меня никогда не дразнили в детстве.
