Мой роман с Парижем, как и любой другой, складывается из свиданий, а родился, как и положено, в сентиментальном жанре – с любви с первого взгляда... к книге.
В десятом классе, когда одноклассники влюблялись в девочек, я влюбился в Париж. Это случилось, когда учитель истории Юрий Юрьевич решил вместо урока провести розыгрыш своих книг, и мне достался «Париж – праздник, который всегда с тобой», а чтение накрыло с головой. Город и его персонажи – писатели, художники, официанты, кафе, улицы, парки – сразу же стали родными. До сих пор открываю книгу наугад: уже почти тридцать лет я слушаю эту мелодию молодости.
А тогда увлечение продолжила «Фиеста» – того же старика Хэма. Теоретики литературы оценят в этом романе боль американцев, переживших Первую мировую, а я видел, как герои пьют шампанское на ночных улицах, а с танцулек идут на работу. В Уральске, как и во всём Союзе конца 80-х, это было немыслимо!
Культурный шок перешёл в любовь. Париж стал мечтой, но воплощаться не спешил, и семь лет приходил во снах, пока в январе 1995 года я не выиграл турнир в Алматы, и на призовые деньги не купил билет во Францию. Зимним вечером я высадился в аэропорту «Шарль де Голль», который парижане называют Руасси.
Желание насытиться городом мечты столь велико, что не хочу делиться радостью и еду один, – возможно зря: практической пользы от любимых книг не хватает для выбора решений. Но я рад своему неразумному поступку – Париж принадлежит мне одному.
Путешествие начинается лихо: автобус из аэропорта едет в самый центр, на площадь Оперы. Париж тонет в рекламных огнях, на стенах метро и стёклах трамвайных остановок красуются полуобнажённые девицы с афиши фильма «Pret-a-porter», разноцветные фонари высвечивают танец кружащихся, искрящихся снежинок.
«Спать не буду! – для этого есть другой мир», – думаю я в счастливейшие часы вальсирования по улицам французской столицы. Времени на Париж до обидного мало, но денег, увы – ещё меньше.
Где-то к полуночи направляюсь к Триумфальной арке. Полицейский в красивой синей форме, стоящий у большого темного здания Министерства юстиции, вежливо объясняет дорогу и говорит, что пути километра три-четыре. Я пересекаю остров Сите, иду мимо Нотр-Дама, пары мостов, меняю левый берег на правый – и неподалёку от Лувра вижу арку!
Я наматываю круг за кругом по сыроватой от растаявшего снега глине от Триумфальной арки до Лувра, где прямо во дворе, на королевских скамейках спят в холодную февральскую ночь несколько бомжей. Непонятно, как Ален Делон в «Искателях приключений» собирался пролететь под этой аркой на самолёте, ведь она такая невысокая – там и вертолёту не пролезть…
Эти отвлечённые раздумья приближают рассвет, но время бежит куда медленнее, чем во сне, а на улице лишь три часа ночи. Дорожная сумка оттягивает плечо, лёгкая куртка и простые серые штаны греют слабо, – холод уже проник в меня. Около шести часов появляются разносчики газет, подметальщики улиц, чуть позже – сонные клерки, бегущие в офис. Город просыпается, а я дохожу до автобусной остановки, сажусь на лавку и засыпаю…
Я просыпаюсь через пять минут – первая ночь в городе мечты оказалась небогата на сны. Солнечные лучи согревают замёрзшего путника, я гуляю по Елисейским полям, которые совсем не поля, а обыкновенная широкая улица, полная больших магазинов и ресторанов, и в полдень добираюсь до белой, величавой, настоящей Триумфальной арки. Оказывается, ночью я крутился вокруг Арки-Карусель! Она является частью архитектурного ансамбля Лувра.
Первое знакомство с французской кухней оказалось неудачным – багет-сэндвич полон горчицы, – искры летят из глаз, а батон в мусорку, несмотря на протесты пустого желудка. Под вечер усталые ноги пересиливают боевой дух и забредают в небольшой отель. Запас франков, канувших в историю с появлением евро, тает, как весенний снег, но за вторую ночь своего путешествия мне приходится заплатить по полной. За миг до падения в сон я успеваю почувствовать его чарующую сладость…
Муртас Кажгалеев
Муртас Кажгалеев