По просьбе Esquire кандидат искусствоведения Ольга Батурина создала удобный гид для тех, кто в силу разных причин не может отличить рококо от барокко и ренессанс от классицизма.
Искусство безгранично и бесконечно. А еще оно непостижимо и нерационально. Но если это вас не останавливает и вы все равно полны решимости разобраться в логике смены стилей, то я могу обрадовать: логика есть! Искусство развивается реактивно: каждый новый стиль – реакция на предыдущий.
Все девять великих стилей западноевропейского искусства можно изучать всю жизнь. Главным индикатором, позволяющим проявить различия и разнообразие, может стать человек. Наличие или отсутствие его в произведениях каждой эпохи, характер его облика, место в пространстве картины – это и позволит проявить стиль, а вместе с ним и философию времени.
Год однотысячный… Прекрасные дамы, бесстрашные рыцари, феодальные замки, турниры, трубадуры, миннезингеры. Большая часть населения Европы практически не имеет имущества и никогда столько не путешествует. Что бы ни строили средневековые архитекторы, у них всегда получалась крепость.
Средневековое искусство (которое, кстати, возникло как антипод античности) обращено не к человеку, и оно не про человека – про Бога. В нем раскрывается красота мира как красота Бога. Если присмотреться, можно увидеть, что фигуры людей на рельефах романских и готических соборов всегда маленькие и скрюченные. Как будто какая-то неведомая сила пригибает их к земле. Эта сила – грех.
Ренессанс
Ренессанс – реакция на средневековье, его антипод и отрицание. Ренессанс открывает красоту человека. Именно в эту эпоху вера человека в собственные силы была пережита во всей полноте. На смену хрупкому, слабому, несамостоятельному образу средневекового человека приходит герой, который может все, даже невозможное. И у него сразу изменяются пропорции, размеры и осанка.
Это не значит, что эпоха ренессанса состоит из таких супергероев (хотя, если подумать, разве не супергероями были все первооткрыватели: Христофор Колумб, Васко да Гамма, Магеллан?), но это значит, что только такие – сильные, активные, идущие против всех обстоятельств люди интересны художникам. Не случайно в эпоху ренессанса любимым библейским героем становится Давид. Как зримое доказательство безграничности возможностей человека. Маленький пастух, подросток Давид побеждает воина-великана Голиафа, подтверждая, что для человека «небо не слишком высоко и центр земли не слишком далеко». Ренессанс вообще поглощен поиском гармонии между идеально-прекрасным миром и человеком.
Барокко
Следующая за ренессансом эпоха барокко, присмотревшись, начинает понимать, что на самом деле не так все просто в мире людей. Поэтому античная «простота и ясность», взятая на вооружение ренессансными художниками, сменяется максимальной таинственностью и усложненностью. Любимый ренессансный формат картин – круг (тондо) сменяется на овал. Мягкая и нежная леонардовская светотень – «сфумато» – на максимально контрастное театрально-эффектное освещение Караваджо – «тенеброзо». В эпоху барокко художником считается только тот, кто умеет удивлять. Да и сюжеты, которые теперь выбирают художники из одной и той же Библии, становятся все более трагическими, непостижимыми и кровожадными. Чего стоит, например, «Юдифь с головой Олоферна». А уж красавицы и вакхи Рубенса – это окончательный выход за пределы нормы. Барокко ошеломляет соединением несоединимого: высокого и низкого, красивого и безобразного. Ни в одной эпохе вы не встретите такого количества отталкивающих и одновременно приковывающих внимание деталей: грязных пяток и рук в библейских сценах, опасно лежащих на краю ножей, вакхов всех мастей, приглашающих вас выпить с поднятым в руке бокалом.
Если барокко – территория чувства, здесь бушуют страсти, и потому все непредсказуемо, то классицизм все упорядочивает. Искусство классицизма признает только разум, отметая силу чувства. И как сердце человека должно подчиниться разуму, так и цвет в картине классицизма подчиняется форме – рисунку. Сюжеты – назидательные, высокопарные и не имеющие ничего общего с реальностью. Личное приносится в жертву общественному. Поэтому герои классицизма, с одной сто роны, всегда образцово-показательные, с другой – жертвующие собой ради всеобщего счастья. Как клятва братьев Горациев отдать жизнь за родину в картине Давида, как Брут, приговоривший собственных сыновей к казни. Правда, есть один нюанс. Классицизм возник в 17 веке как антипод барокко. Его автор Никола Пуссен считал, что живопись, как поэзия, как музыка, искусство элитарное, не всем понятное (только тем, кто знаком с текстами Овидия и Петрарки). А вот классицист 19 века Жак Луи Давид – почитатель и продолжатель дела Пуссена, наоборот, считал, что живопись – искусство демократическое, действующее на всех, и потому стремился свои произведения адресовать массам. Тогда в Париже они в основном были революционные.
Рококо
Первая половина 18 века – галантный век. Искусство этого времени – рококо. Это лебединая песнь аристократии. Испытывая ужас перед надвигающейся, уже совсем близкой революцией и стараясь поэтому как можно дольше не замечать фронду, обитатели Версаля (придворных, живущих там, было не менее 15 000) самозабвенно предавались удовольствиям – балам, играм, флирту. Живопись рококо – это глянец и гламур 18 века. На картинах мы видим изящных кавалеров и дам, похожих на фарфоровые статуэтки, которые почему-то называются пастухами и пастушками, а в палитре художников возникают разные забавные названия цветов. Например, «цвет бедра испуганной нимфы». Не быть, а казаться и после нас хоть потоп – вот главные императивы эпохи рококо.
Романтизм
Романтизм, возникнув как реакция на неоклассицизм, породит такое движение «бури и натиска», которое будет отзываться на протяжении всего 19 века вплоть до символизма и модерна. Романтики первыми из художников начнут обращаться к сюжетам реальной жизни. Они описывают все, что происходит здесь и сейчас, при этом не жалея чувств зрителей. Поэтому почти всегда, подходя близко к работам романтиков (а они предпочитают огромные размеры), будьте осторожны. Скорее всего, первое, что вы увидите крупным планом, – трупы, нехудожественно расположенные, пугающие своей отвратительной правдоподобностью.
Катастрофы, кораблекрушения, революции и войны – вот что попадает в поле зрения романтиков. При этом внешние катаклизмы мира совпадают с внутренними метаниями всегда одинокого романтического героя. Путь его труден и чаще всего не имеет ни конца, ни смысла.
Если вы думаете, что все эти стили прозвучали, благополучно завершились и погасли, то хочу вас разуверить: все это продолжается в современном искусстве. Просто теперь это происходит одновременно. И называется полифонией постмодернизма. О которой, надеюсь, разговор еще впереди.
Иллюстратор Полина Менжулина (Instagram: @
