Тарковского называют великим музыкантом и живописцем кинематографа, хотя инструментами его были не только видеоряд и звуки. Но и молчание, красноречивое и наполненное смыслом. И кадр, и светотени, которыми он живописал – мазок к мазку, деталь к детали. Всемирно известному режиссеру Андрею Тарковскому исполнилось бы 90 лет. Его жизнь оборвалась на пороге 1987-го, в Париже. Но гении живут вечно.
Его голос будто прорывается «сквозь пургу и треск помех» с магнитной пленки:
«Я не верю в смерть, никакой смерти не существует. Есть только страдание и боль. Может быть, когда я столкнусь с этим впрямую, и мне станет страшно, я буду рассуждать об этом несколько иначе…»
Известный режиссер Сергей Соловьев называет Тарковского грандиозным. В его фильмах герои, интерьеры – лишь видимая часть действия. Предметом исследования всегда становится душа. И его фильмы понятны многим, независимо от географических широт и континентов. Вместе с тем, видимо, никакой другой режиссер не оставляет столько противоречивых впечатлений. От восторгов до раздражения, шока и полного неприятия. Такое поэтическое духовное кино, попытка заглянуть в подсознание. Но лишь для того, чтобы восполнить неблагополучие мира, облегчить страдания. Это его, Тарковского, убеждение, что предназначение искусства – помочь людям обрести надежду, достоинство и смысл жизни.
Из чего создавал свои киномиры этот гений? Из воздуха и огня, из воды, света, темноты, тишины, звуков и даже снов. Потому его фильмы – сложные послания, которые нужно расшифровывать. Можно сказать, что и судьба сироты, ведущего свою войну с фашистами («Иваново детство»), и терзания иконописца («Андрей Рублев»), и сны космического путешественника («Солярис»), и другие работы – лишь канва, на которой режиссер оставил абрис вопросов. Мы лишь пытаемся найти ответы – всяк по-своему.
Мальчиком Андрей попал в эвакуацию. Несмотря на трудности голодного военного времени мать сумела отдать сына в музыкальную школу по классу фортепиано, а затем обучить и живописи. А отец, актер Арсений Тарковский, еще в детстве открыл Андрею глубину поэтического слова. А еще он вспоминал, как отец учил его видеть незаметное: «Если присесть рядом с деревом, вдалеке покажется церковь…».
Он не сразу связал свою судьбу с кино. После школы поступил на арабский факультет Московского института востоковедения. Но постепенно разобрался, что ошибся с выбором профессии. Да и жизнь свела с плохой компанией. И после третьего курса мать устроила его простым рабочим в геологическую партию. В Сибири он провел год, пройдя по тайге и берегам рек сотни километров. И видимо там понял, что хочет снимать кино. Когда вернулся - отнес документы во ВГИК.
Первая большая киноработа по окончании главной кинокузницы того времени – фильм «Иваново детство» по мотивам военного рассказа Владимира Богомолова. И сразу - главный приз Венецианского кинофестиваля. Случайность? Еще раньше картину начинающего режиссера посмотрел его учитель Михаил Ромм: «Запомните это имя: Андрей Тарковский!»
Фильм о войне оказался непохожим на то, что снимали прежде. Практически нет звезд и атак, большевиков и знамен. А старик в уцелевших дверях сожженного дома произносит:
«Господи, когда это всё кончится…».
Единственный человек преклонных лет в фильме обращается к тому, кто действительно может всё знать. И если, по известному выражению, война – дело молодых, то удел старших – хранить и передавать вековую мудрость. И в этом обращении скорее не вопрос, а мольбы целого народа об избавлении от великого бедствия.
В репликах молодых тот же тонкий мир:
«А то ведь, ей-Богу, невозможно же просто!», «Боже мой, Маша, я так рад, что вас увидел!», «Моли Бога, что жив остался!».
Все мирное, чистое и праведное происходит в светлом, звенящем березовом лесу. Или в полуподвале разрушенной церкви, которая стала укрытием и временным домом для мальчишки-разведчика Ивана и его взрослых товарищей. А темный мир и смерть – на том берегу реки, где убитые немцами и повешенные бойцы Ляхов и Мороз встречают табличкой на груди с глумливой надписью: «Добро пожаловать!».
Иван разглядывает альбом иллюстраций Альбрехта Дюрера «Апокалипсис». Четыре всадника: «Все равно фрицы!». Четвертый всадник Смерть на неподкованном неосёдланном тощем коне – точь-в-точь как немец на мотоцикле, которого он видел, когда ходил в тыл к врагу.
Снаряд попадает в здание. Но через пробоину в стене в помещение проникает свет, который проявляет фреску на стене: лик Божией Матери и Христа. Спокойный и внимательный взгляд Богородицы – туда, в сторону опасности. Встревоженный взгляд младенца Иисуса прикован к лицу Матери. Он смотрит будто с тревогой и надеждой.
Артобстрел заканчивается кадром с ажурным металлическим крестом, сквозь который пробивается солнечный свет. Группа уходит на задание на фоне могильных крестов: они будут живы, даже если их растерзают и смешают с землей. Офицер Холин говорит о войне и тишине, трогает подвешенный в помещении колокол. Слышен перезвон церковных колоколов. Еще миг, и победа! Бойцы «качают» друг друга.
Над вторым фильмом «Андрей Рублев» Тарковский начал работать еще до того, как приступил к съемкам «Иванова детства». Много работы ушло на уточнение исторических деталей. Написанный совместно с Андроном Кончаловским сценарий составил 800 страниц и содержал более четырехсот правок, уточнений, заметок на полях. И все же Тарковский снимал не историческое кино. И не биографию. А в свойственных для своего творчества исканиях исследовал характер великого «богомаза» - иконописца, анализировал душевное его состояние. А через его характер – жертвенное терпение, неистощимость таланта целого народа.
Одна из самых ошеломительных сцен в «…Рублеве» - русская Голгофа. Тарковский по-своему освоил библейскую историю. Его Христос – русский. И он принимает смерть на русской земле.
Заключительные кадры черно-белой картины неожиданно светоносны: в изображении рублевской «Троицы» вдруг вспыхивает цвет. А душу зрителя наполняет мир и покой. Три ангела, три ипостаси: Отец, Сын и Дух Святой. Триединство веры, надежды и любви.
Исключительно требовательный к себе на съемочной площадке, Тарковский и актерам порой ставил сложнейшие задачи. Николаю Солоницыну для роли исполнявшего обет молчания Андрея Рублева велел четыре месяца не разговаривать и общаться жестами. На съемках «Соляриса», не дав актерам дочитать сценарий до конца, командовал «Мотор!». Так он добивался от них состояния растерянности перед происходящим.
Его фильмы не всегда понимал зритель. Да что зритель, - коллеги признавались, что не сразу могут раскусить выражение идей автора. Тот же Соловьев говорил, что запутался в персонажах «Зеркала». И только пересмотрев фильм спустя несколько лет, рыдал.
К нынешнему юбилею Андрея Тарковского на «Мосфильме» были отреставрированы кинокартины «Иваново детство», «Андрей Рублев», «Солярис», «Зеркало», «Сталкер».
Константин Кочевников
