Антон Зайцев, режиссер кукольного театра «Зазеркалье».
У меня никогда не было выбора профессии, никаких «Я стану космонавтом!». Я никогда ничего другого не хотел, всегда знал, что буду в театре – играть, ставить – и именно в театре кукол. Мне в детстве подарили куклу, и я играл. Вот и доигрался.
Родители говорили, что это несерьезно, ты что, будешь взрослый мужик в куклы играть? «Иди на программиста, они сейчас нужны». «Мы не запрещаем тебе заниматься театрам, но пусть это будет хобби». Я говорю, подождите, это не может быть хобби. Это то, чему посвящается жизнь. При этом меня всегда поддерживали – пытались направить на путь истинный, конечно, но при всех моих инициативах – если мне нужен поролон шить кукол, мне покупали поролон шить кукол, и шили со мной. Вплоть до моего поступления в Петербург в институт – тогда уже сказали окей, уже все, институт, высшее образование, что поделать.
Я почти не употребляю слово «работа». Я не люблю это слово. Я еду на репетицию, на встречу, поговорить, на собрание, в театр – куда угодно, но не на работу. И я прошу всех не ехать на работу. Потому что когда ты едешь на работу, у тебя в голове есть осознание, что ты что-то кому-то обязан, зачем жить так? Я встаю утром и знаю, что я могу делать что-то, что приносит радость мне и заражает радостью других.
Мне говорят, мол, «я не могу научиться, потому что у нас негде». Все есть. Есть люди, которые это знают, у которых можно спросить. Я пришел в театр в тринадцать лет, сказал: «здравствуйте, а можно у вас на репетиции посидеть?» Я стою в очереди, а за меня заглядывают – «А вы с кем, где ребенок?» – А я один пришел! – «Понятно, проходите, смотрите…» Когда мне в радость что-то делать, меня не нужно загонять из-под палки, я сам методом проб и ошибок всему научусь – сейчас есть интернет, зайди, посмотри. Есть один ключ ко всему – любовь. А я люблю то, что делаю.
Я стараюсь поделиться со зрителем эмоцией и историей. Будь это любой зритель – двухлетний ребенок или взрослый человек, я хочу поговорить с ним о той истории, которая меня сейчас волнует, тем способом, которым я могу – спектаклем.
Дети – самые искренние зрители. Их нельзя обмануть. Их можно увлечь яркой стенографией, фокусами, но это будет работать пять, десять минут, и когда фокусы закончатся, им станет скучно. А когда я не пытаюсь их удивить – потому что удивить больше, чем кино, я не могу – когда я с ними доверительно разговариваю со сцены, происходит чудо.
Есть одна важная вещь: театр кукол – это не детский театр. Это не только розовые щечки и пищащие голоса. Детским театр кукол сделал Советский Союз. Нужно было продвигать идеи, и казалось, что кукольный театр близок к куклам, в которые играют дети. Но театр кукол сделан театром для взрослых. В свое время там играли «Фауста» или «Дон Жуана», это такой же театр, как театр оперы и балета или драматический, просто нам долго говорили, что это детское развлечение. А это театр образов, театр метафоры.
В Алматы с этим нелегко, но есть, например, мой спектакль «Материнское сердце» – он поставлен по притче и рассчитан на зрителей от 14 лет. Там нет никакой веселухи, там есть жесткий, провокационный текст, все заканчивается трагически – но да, это куклы. Или спектакль алматинского театра кукол «Другая реальность» – «Жила-была старушка» по Рэю Брэдбери. Спектакль в принципе взрослый – если я говорю хотя бы с подростками, то здесь мы говорим о смерти, о ее приходе, о ее восприятии, однако и там главная героиня – кукла.
В России ситуация совершенно другая. Большой театр кукол существует практически только на взрослых спектаклях. Туда стоят очереди, билеты раскупают. В России сохранена традиции театра кукол для взрослых, там до сих пор есть театр Образцова, где играют «Божественную комедию». А если есть традиция, если есть осознание того, что это ничуть не стыдно, не хуже, это не театр для детей, люди готовы это смотреть. У нас такой традиции нет и я не знаю, когда она появится – у нас даже кукольных режиссеров пересчитать по пальцем одной руки. Это может быть хорошо, а может быть плохо, но это просто данность.
Мне повезло – мои интересы, мои запросы на сегодняшний день сходятся с администрацией театра. Мне никто давно не говорит, что нужно ставить. Я ставлю, что хочу и это важная вещь для меня. Любое произведение, которое я делаю, любой спектакль – это, в первую очередь, личная боль. Важно найти то, почему в данную секунду мне, Антону Зайцеву, интересно это делать. Например, я хочу сделать спектакль для самых маленьких – это не значит, что я хватаюсь за первое попавшееся произведение, чтобы угодить зрителю. Например, когда возник проект с Камератой – «Петя и Волк» по музыке Прокофьева – это был как раз момент, когда не я предложил, а мне предложили, и я приехал и спросил «Зачем?». А потом нашел момент, который меня самого заинтересовал. Я сам не люблю классическую музыку, мне кажется, это скучно, странно, но я начинаю читать про Прокофьева и начинаю понимать, что это был совсем не скучный человек. Ему было весело, ему было в кайф сочинять эти вещи. Сейчас вокруг классической музыки какой-то флер, что вот, это такая история, нужно смирно сидеть и смирно слушать. И ведь писали для другого, а произошло вот это. Эту проблему я для себя лично поднимаю и выношу на сцену.
Как создается спектакль? Вот приходит мне идея поставить «Щелкунчика». Я сажусь с художником – в театре кукол это очень важный тандем – мы садимся и начинаем говорить. Пить кофе, идти гулять, смотреть выставку, разговаривать – чаще даже не о самом спектакле, а просто говорить о чем-то. Это может происходить день, неделю или месяц: а что ты думаешь, а что я думаю, а мне кажется так, а тебе так. А потом приходит решение – мое – по задачи, по цели, для чего, для кого я ставлю, зачем, на эти же вопросы отвечает художник и мы приходим к общему знаменателю – будет ли это ширмовой спектакль, планшетный, теневой – миллион вариаций, которые мы соединяем. Дальше идем к технологам и они спрашивают – что делает Щелкунчик? Я говорю: орехи щелкает, на коне скачет, саблей машет, а в середине он должен еще поломаться и вывалиться зуб. И потом все вместе режиссер, технолог, художник, бутафоры – мы все начинаем думать, как это сделать.
От идеи до премьеры пройдет около года, но у нас несколько параллельных проектов. С любым материалом хочется пожить, продумать. Иногда от уже продуманных за пару месяцев вариантов отказываешься ради другой идеи. Иногда – это раз! – и пришло решение, и именно то, что сейчас необходимо. А иногда это долго.
Все надо делать с душой. Каждый спектакль – это своя история. Здесь я нахожу форму, здесь я нахожу цифровое решение. У меня очень простые правила: я ориентируюсь на то, что мне должно быть прикольно. Если мне прикольно, будет работа. Это должно быть в кайф – и мне, и актерам. Должен быть кураж.
Записала Анна Вильгельми
Фото Анастасия Тютенькова
Читайте другие материалы из рубрики «Каково» здесь.
