Китовая игра

  Голова Кита Харингтона занята пластиковыми фигурками Джона Сноу. — Каждый день я утверждаю очередную, — говорит он. — Серьезно. Надо отдать должное дизайнерам, которые пытаются запечатлеть в пластике его вьющиеся волосы и щетину. Скоро у них не останется живой модели: Харингтон ждет не дождется, когда сможет побриться и постричься после съемок в предпоследнем, седьмом сезоне «Игры Престолов». А пока он сидит передо мной за столиком в нью-йоркском ресторане. Одет он в стандартный голливудский камуфляж: очки в широкой оправе, бейсбольная кепка сдерживает непослушную шевелюру. Волосы вскоре исчезнут, впрочем, как и сериал, который сделал Харингтона звездой. Но останется исполинский, измученный дух Джона Сноу — закаленного холодом героя, которого Харингтон играл на протяжении почти десяти лет. Бастард, потерявший всех близких, убитый в пятом сезоне и воскресший в шестом. — «Игра Престолов» была смыслом моей жизни несколько лет тому назад, но теперь мне тридцать, — вздыхает он, поглощая свой традиционный обед: прошутто и салат. — Может, когда-нибудь я избавлюсь от клише Джона Сноу — его голос на минуту сбивается, — а может, эта роль была послана мне свыше. В 2011 году, когда сериал только вышел на HBO, телеканал сильно рисковал: дорогостоящий проект с переодеваниями и компьютерной графикой мог стать провалом или шедевром. Романы Джорджа Р.Р. Мартина «Песнь льда и пламени», наполненные красочными сценами секса (инцеста!) и впечатляющего насилия (кастрации!) были слишком дорогими, слишком вульгарными, слишком сложными для экранизации. Первый эпизод стоил около десяти миллионов долларов, а первый сезон стал одним из самых дорогих проектов за всю историю телевидения — он обошелся в 60 миллионов. HBO не сразу удалось окупить затраты: первую серию посмотрело всего 2,2 миллиона зрителей. Но хорошие отзывы о картине быстро облетели весь мир, и зрителей прибавилось. К концу пятого сезона восемь миллионов человек наблюдали за тем, как умирает Джон Сноу. Когда он ожил в шестом сезоне — около 25 миллионов не отрывались от сериала. Кит Харингтон пришел на пробы в 2009 году. Когда он получил роль, его зачислили в Королевскую школу драмы и ораторского искусства, в которой учились Джуди Денч и Гаэль Гарсиа Берналь. Харингтон рос в Западном Лондоне, а чуть позже — в Вустершире. Он смущается своих королевских корней, восходящих к Карлу II, хотя и гордится предком, который в 1596 году изобрел смывной унитаз. После прослушивания, на которое он пришел с синяком под глазом (результат ночной потасовки в McDonald’s), ему предложили роль Сноу. Между съемками «Игры Престолов» он участвовал в нескольких проектах, которые сделали из него героя боевиков, но не добавили блеска карьере. В 2012 году вышел сиквел хоррора «Сайлент Хилл — 2», в 2014-м — исторический боевик «Помпеи», в 2015-м — никем не замеченный шпионский триллер «Призраки: Лучшая участь» и ничем не примечательный фантастический фильм «Седьмой сын». И только «Воспоминания о будущем», романтическая драма о Первой мировой войне, которая вышла в 2015 году, получила хорошие отзывы критиков. В следующий раз Харингтон появится в картине 28-летнего канадца Ксавье Долана «Смерть и жизнь Джона Ф. Донована», где вместе с Китом играют Джессика Честейн и Натали Портман. Донован оказывается геем, о чем становится известно после того, как журналистка, которую играет Честейн, публично раскрывает его невинную переписку с 11-летним фанатом. В результате пресса называет его педофилом. И этот фильм отнюдь не боевик. — Я наслаждаюсь затишьем, — говорит Харингтон. — Я бы хотел на пару лет стать совершенно безвестным. Трудно понять, притворяется он или говорит искренне, а возможно — все вместе. У него роман с Роуз Лесли, которая играла в «Игре Престолов» Игритт, лишившую Сноу девственности в третьем сезоне. Сцена секса — первая для обоих актеров — была снята в Белфасте в 2012 году. Было ли это их первое фактическое свидание, он не рассказывает. Харингтон оберегает свою личную жизнь. Он вежливо сводит на нет все разговоры о Лесли. Телефон выдает его. Он лежит на столе экраном вниз, рядом с его правой рукой. Нашу беседу то и дело прерывает вибрация — сообщения, звонки — они требуют внимания, и Харингтон поддается. Наконец, извинившись за то, что ему пришлось отвлечься, он объясняет: «Теперь, когда мы с Лесли решили жить вместе, эта поездка в США нужна еще и для того, чтобы понять, сможет ли Нью-Йорк стать для нас домом». Они договорились с агентом по недвижимости посмотреть квартиры на Манхэттене. Харингтон обещает, что больше не прикоснется к телефону, но продолжает поглядывать на него время от времени. После очередного «последнего» звонка он надевает черное шерстяное пальто, поправляет бейсболку и уходит. Я звоню ему перед тем, как эта статья уйдет в печать. Он уже в Англии на съемках «Пороха». Я спрашиваю, как продвигаются поиски квартиры в Нью-Йорке. Он отвечает, что взвел курок, но на спуск еще не нажал. — Я самый непостоянный человек в мире, — говорит он. — Теперь я ищу дом в английской деревне. Никогда, черт возьми, не верьте мне на слово.