Гульнара Бажкенова поговорила с Дэвидом Маршем, ученым из Финляндии, специалистом в области трансформации образования, методологии обучения и влияния языков на когнитивное развитие человека.
Гульнара Бажкенова: Господин Марш, насколько я знаю, вы занимались исследованиями влияния языков на когнитивное мышление. К каким выводам вы пришли?
Дэвид Марш: Да, я делал метаанализ несколько лет назад. Предметом исследования был вопрос: как знание второго языка влияет на интеллект? В первую очередь мы нашли уже существующие исследования, которые проводились по теме влияния языка на мышление. Мы обнаружили более тысячи научных работ, подпадающих под эту категорию. Также мы вели собственную работу, включавшую в себя наблюдение за людьми, которые знают и учатся на двух языках и более.
Делает ли второй язык или даже изучение второго и третьего языка мозг более сильным и энергичным? Когда мы думаем на казахском языке, а потом переключаемся на русский или английский, как это влияет на наш мозг? Становимся ли мы более креативными? Такие вопросы мы ставили перед собой.
И обнаружили, что если обучение идет на двух или трех языках, то результат виден не просто на каком-то культурном или эмоциональном уровне – это физически влияет на мозг. Процесс мышления идет на двух или трех языках, что развивает более гибкий быстрый ум, и также позитивно влияет на исполнительную функцию мозга – память. Обучение на двух языках мы называем творческим трением.
ГБ: Можно ли сказать, что двуязычие напрямую влияет на интеллект? Лет десять назад в научных журналах превалировала идея, что у билингвов более быстрые нейронные связи, но в последнее время я часто вижу статьи об исследованиях, доказывающих, что это миф. Кто же прав?
ДМ: К сожалению, это сильно политизированный вопрос. Мы живем в таком мире, где большинство стран пользуются одним языком. Один из классических примеров – США, где двуязычное обучение понимается совершенно иначе, чем в Европе, и исследования на одну и ту же тему тут и там будут совершенно разными. В Америке исследование семей, которые говорят на испанском, а в школе учат английский, обязательно приведет к выводу, что не надо разрешать ребенку говорить дома на испанском. Есть такие страны, как Австралия, где политическая повестка диктует властям не поощрять эмигрантов знать и учить свой родной язык. И примечательно, что именно в Австралии проводили языковые исследования в семье и результат всегда негативный. Исследования политически мотивированы!
Но если взять независимые работы ученых, то все они говорят: влияние позитивное, позитивное, позитивное.
ГБ: Но политика ведь не должна влиять на науку?
ДМ: Да, не должна бы…
ГБ: Иногда политическая повестка даже приостанавливает важную научную работу. Например, я читала про исследование лингвистов, которое шло к выводам, что развитие интеллекта и мышления двух детей – ребенка, говорящего на суахили и ребенка, говорящего на английском, изначально разное. И работу свернули, но ведь чистое знание, понимание таких вещей важно для человечества, даже если не удобно?
ДМ: Честно говоря, мне очень трудно отвечать на этот вопрос, он очень сложный, очень непростой…
ГБ: Попытайтесь ответить с точки зрения науки, а не политики.
ДМ: Хм… Я должен принять во внимание все условия, чтобы ответить на такой вопрос… Суахили – это мультинациональный, родной для нескольких стран язык с разными диалектами. Есть история успеха Танзании. Конечно, если язык в основном устный, а не письменный, то очень возможно, что академический дискурс, слова, фразы, концепции не очень ясны на этом языке. Английский очень вариативный язык, он оперирует всеми интеллектуальными понятиями и смыслами, которые существуют, поэтому, возможно, английский более сильный, более научный, чем суахили, но вполне возможно, что суахили более креативный в кулинарии. Все зависит от функции языка, от его роли.
Но еще раз, язык – это очень и очень политизированный вопрос, и мы постоянно вынуждены иметь с этим дело. Политика стоит над наукой, кто-то скажет, что народ в субэкваториальной Африке должен знать английский, а кто-то скажет, что это не так важно, ваш язык не такой престижный. В общем, отвечая на ваш вопрос, скажу так: разные языки могут давать базу для разного уровня интеллекта в соответствии с контекстом.
ГБ: Во многих странах, где говорили и говорят на суахили, сегодня в силу исторических событий звучит также и английская речь. Можно ли сказать, что язык – это самая передовая и сложная из технологий, которую приносили колонизаторы народам? Например, в Малави родной язык чичеуа, но сегодня там говорят и на английском, без этого развитие страны было бы другим?
ДМ: Знаете, что делали англичане, когда приходили? Они не приносили язык всей стране, а просто выбирали какую-то группу граждан, которая помогала им управлять государством. Эти люди работали на гражданской службе и вынуждены были учить английский. Англичанам это надо было, чтобы управлять страной, чтобы сохранить контроль, чтобы вывозить ресурсы. Но они отнюдь не вводили английский в страну в целом и не обучали все население английскому языку. Это можно сказать и о Португалии, и о России.
ГБ: Почему же у нас всех поголовно учили русскому языку, а вот в Малави действительно такая ситуация, что потомки тех, кто знал английский язык, так и управляют страной, а кто не знал и не знает – у них нет будущего, они могут быть только прислугой или неквалифицированной рабочей силой. Потому что без английского у них нет достаточных знаний, как вы считаете?
ДМ: Я не знаю, я думаю, это будут другие знания… Не следует так рассуждать, это поверхностно, ведь одни знания не преобладают над другими, не стоят выше других. Возьмите англичанина с самым аристократическим произношением и отправьте его в пустыню в Малави, к утру он вряд ли выживет. А если вы отправите туда малавийца, который говорит только на чичеуа и обладает знаниями, доступными только на этом языке, то вполне вероятно, что он выживет, ему помогут те знания, которые он впитал на малавийском. Все зависит от условий, от контекста, интеллект – он ведь разный бывает, а что важнее – вопрос весьма субъективный.
Но что нельзя отрицать, так это влияние языка на какую-то сферу знаний. Так в некоторые периоды истории, чтобы быть специалистом или ученым в какой-то области, надо было знать определенный язык. К примеру, если мы говорим об образовании, то несколько десятилетий назад вам необходимо было знать русский, чтобы развиваться, потому что наука, образование, методика преподавания вышли из русской среды, это Выгодский и другие великие ученые и преподаватели. А в инженерной области в 1850-х годах и англичанину, и русскому, и всем другим надо было знать немецкий, чтобы быть инженером и хорошо понимать инженерию, ведь все новое в этой науке в то время рождалось на немецком. Это зависит от времени, от периода, от развитая науки и страны и других обстоятельств. В будущем, например, если мы пойдем таким же путем развития, как сейчас, то, скорее всего, нам надо будет знать, как выращивать продукты питания, как мы можем отказаться от супермаркетов, как мы можем найти другой домен знаний, и на каком языке это будет, еще вопрос.
ГБ: Хорошо, одно знание не может быть выше другого, но возьмем ракеты, которые строит Илон Маск – если бы он говорил на одном из диалектов своей родины ЮАР, а не на английском, то смог бы быть тем, кем стал в итоге?
ДМ: К сожалению, я должен признать, что если сегодня вы не используете английский, то не можете добиться успеха в важных сферах науки. Английский – язык современной науки, такова реальность. У английского языка огромное влияние, которое к тому же растет. Понаблюдав за научным процессом, вы легко заметите, что любая дискуссия, начавшись на русском языке, продолжается непременно на английском, начавшись на немецком, продолжается на английском… это не идея – это факт. Это мог быть китайский язык, это мог быть французский или японский, но это английский.
Поэтому, отвечая на ваш вопрос, я скажу как есть: если вы хотите быстро получать знания, если вы хотите быстро развиваться, то вам надо знать английский.
ГБ: Тем не менее, я могу представить ученого алжирца со знанием только французского, который делает важное научное открытие. Но можно ли заслужить Нобелевскую премию по науке, не зная ни один из мировых языков?
ДМ: Грустно, очень грустно, но, я думаю, это было бы очень трудно, почти нереально. Иногда возникают ситуации, когда международные премии выигрывают представители или, правильней сказать, носители каких-то маленьких редких языков, но это скорее демонстрация их силы, это делается в показательных гуманистических целях, что есть такой язык и исследование было сделано на этом языке. Правда такова, что доминирующие языки – английский, французский, немецкий, русский – все-таки довлеют над остальными. Это проблема, потому что это уменьшает разнообразие языков и в конечном итоге может сузить мышление человека. Фоноразнообразие также важно, как разнообразие животного и растительного мира. Но есть сила реальности, с которой ничего не поделаешь.
ГБ: Вы не в первый раз в Казахстане и знаете нашу ситуацию, что думаете о наших реформах?
ДМ: Я верю, что в Казахстане вы можете многого добиться в плане языкового разнообразия, у вас большие возможности в образовании. Это наша общая особенность, мы в Финляндии стоим перед такими же вызовами и вопросами, поэтому я хорошо понимаю вашу ситуацию. Ведь финский язык очень сильно отличается от английского, он находится в другой языковой семье. Но это же является и нашим преимуществом, поскольку переход с английского на финский создает такую мозговую активность, которая помогает нашим детям во время обучения совершать большой креативный прыжок – так мы его называем. Многие исследования билингвизма подтверждают, что знание двух языков дает огромные возможности для мозга и когнитивных способностей, по трехъязычию не так много исследований, но все, что дает билингвизм, дает и даже расширяет трехъязычие.
Что существенно, родной язык или родные языки – тот, на котором разговаривают папа и мама, – должен быть стабильным. Языковая среда должна быть стабильной.
ГБ: Исследования действительно показывают, что человек, знающий два и больше языков, умнее, чем моноязычный?
ДМ: Я бы так не формулировал. Что показывают исследования? Огромное влияние, которое знание второго языка оказывает на человеческое мышление, на мозг. Документ Европейского союза 2009 года показывает, что у билингвов присутствуют отличные гибкость мышления, ход мыслей. Знать два языка – это как смотреть из двух разных стекол.
Исследования показывают, что простые проблемы и двуязычные, и моноязычные решают одинаково, но вот со сложными проблемами или комплексом проблем двуязычные справляются быстрее.
Причем разница большая. Люди с двумя и тремя языками более аккуратны и быстры в решении сложных проблем. Когда вы думаете, какой кофе хотели бы выпить, ваш мозг может прыгать между двумя языками, и это не столь существенно для мышления, но когда думаете о более сложном, тут начинается настоящая работа. И, как я уже говорил выше, речь идет именно о физическом влиянии языков на мозг.
ГБ: Может быть, дело в том, что двуязычные люди просто более образованы?
ДМ: Мы в своих исследованиях учитывали все факторы, в том числе социальные. Конечно же, люди начинают понимать больше про языковое взаимодействие, и, может быть, владеющие двумя и тремя языками более успешны в коммуникациях, потому что у них больше эмпатии, больше понимания других людей. Но, даже с учетом всех обстоятельств, наука говорит, что дополнительные языки делают человеческий мозг сильнее на физическом уровне. Кроме того, есть еще позитивное влияние на короткую память, которая очень важна в учебе.
Другая сторона вопроса – возрастные болезни, Альцгеймер, деменция, когда мозг портится под воздействием времени и среды, и его работа нарушается из-за старости. Это огромная проблема для страны и для общества, особенно если у вас бóльшая часть населения пожилая. Забота об этих людях – это очень эмоционально затратно и дорого.
Наше исследование показало, что и в этой сфере присутствует польза от знания двух и более языков. Ментальные деменции и повреждения мозга протекают медленнее на 5-6 лет.
Мы делали это исследование в 2009-2010 годах, и, что удивительно, в это же время в США шло аналогичное исследование, которое привело к тем же выводам, почти такими же словами, что и у нас, при этом мы не знали про их работу, а они не знали про нашу. Вообще, это очень интересные исследования – о влиянии языков на старческую деменцию. И очень важные для таких стран, как Япония и Корея, где настоящий кризис, связанный со старением населения. Возможно, сегодня имеет смысл всем начинать учить иностранные языки?
ГБ: Как глубоко язык влияет на наше мышление, на мораль? Носитель арабского будет отличаться от носителя английского, независимо от их национального происхождение и культурного окружения?
ДМ: Наши ценности очень сильно зависят от слов, которые передаются из поколения в поколение, а значит, от языка. И тут, кстати, тоже большая разница между человеком, знающим только свой язык, и человеком, знающим еще и иностранные языки. Конечно же, второй будет более открытым к разнообразию мира и к уважению этого разнообразия. А в мультикультурном обществе это будут уже ценности как гуманизма, так и прагматизма. Вот человек живет в Сингапуре и знает три языка – английский, китайский, малазийский. Кто от этого выигрывает? Все! И сам человек, и общество.
ГБ: Раз уж заговорили про Сингапур, скажите, сингапурцы были бы такими же успешными, как сейчас, если бы выбрали в качестве государственного языка китайский или малазийский, а не английский?
ДМ: Нет. Потому что это страна, в которой успех обеспечила очень технологичная экономика, и там крайне важен язык. Сингапурцы когда-то дали своим молодым людям очень хороший английский, и это стало огромным преимуществом. Я думаю, в этом успехе была совокупность обстоятельств – правильное время, правильное место, правильный язык.
ГБ: А мы в Казахстане далеко уйдем, если пойдем таким путем, что английский не выучим, а русский забудем?
ДМ: Вы огромная страна, с огромными ресурсами, вы имеете все! У вас есть все для успеха, и вы можете счастливо изучать только казахский язык – можете себе это позволить. Единственное, думаю, это будет очень дорого, потому что казахская экономика нуждается в определенной экспертизе, и если у вас не будет своих граждан, которые смогут оперировать на мировых языках, вам придется покупать экспертизу за рубежом и импортировать экспатов-специалистов, которые работают с технологиями или на газовых и нефтяных месторождениях, которые могут разрабатывать золотые рудники, управлять радиотехникой, программировать коды и тому подобное. В итоге, это принесет большой вред независимости, если страна останется с одним языком. Такой вот парадокс нашего времени.
Читайте похожие материалы в рубрике «Диалоги Esquire»
