Коронавирус и другие паразиты

Гульнара Бажкенова – о заразе, от которой Казахстану стоит избавляться во что бы то ни стало. 1872 километра общей границы, сквозь которую вирусу легче всего было проникнуть в Казахстан из очага заражения на или внутри одного из сотен тысяч рядовых коммерсантов и шопинг-туристов или, зацепившись за любую поверхность в огромном грузопотоке вещей и продуктов. На китайско-казахстанской границе товарные и пассажирские поезда, легковые и грузовые машины, тяжелое дыхание, немытые тела и потные ладошки трудового люда. Праздник жизни для паразитирующей формы существования.

Однако первый коронавирус залетел в Казахстан на эксклюзивном частном самолете, на котором семья главного судьи Нур-Султана совершала свою рутинную поездку, навещая сына-дипломата в Германии.

Очевидное смятение официальных лиц Минздрава в первые часы после результатов теста 13 марта так и останется в общественном сознании связано с вопросом, кто были эти первые зараженные и на чем они прилетели. Почему родню судьи так же, как и других контактных лиц, не поместили в туберкулезный диспансер сразу по прилету? Даже перед лицом апокалипсиса система покрывает своих. Главного судью Нур-Султана исключили из официального списка больных коронавирусом казахстанцев, поэтому в сводках Минздрава их всегда на одну цифру меньше, чем надо. Но именно он, человек, олицетворяющий правосудие Нур-Султана, является первым казахстанцем с коронавирусом. Миллионный житель столицы, миллионный пассажир авиакомпании или первый почетный пациент – в этих цифрах всегда есть доля условности и много символизма.

Коронавирус в Казахстане – беда не только и не столько медицинского порядка, это политическая инфекция.

Слово «паразиты», метафорически применяемое к продажным государственным сановникам, тем самым подразумевающее их жизнь за счет страны и народа, обрело буквальное значение. Новый вирус залетел в Казахстан на паразитах. Разумеется, вирус все равно добрался бы до нас так или иначе, и, строго говоря, он прилетел еще 9 марта на обычном рейсовом самолете. И информацию про личный Bombardier судьи никто официально не подтвердил и не опровергнул. Руководитель антикоррупционной службы Алик Шпекбаев, которому пристало проверить, почему и на какие деньги судья с зарплатой не более тысячи долларов летает роскошным бизнес-джетом, молчит. Хотя с Bombardier по-любому получается нехорошо: если это личный борт, как оно есть, судя по регистрационному бортовому номеру М-ТАКЕ, то на какие деньги куплен? Если принадлежит бизнесмену, на которого зарегистрирован в офшоре, то почему судья пользуется услугой стоимостью в сто тысяч евро? Налицо коррупционные связи. Но как говорят в Казахстане: «Мы про них и так знали». По традиции, ни сами герои, ни официальные лица в Казахстане никогда не комментируют разоблачающую их информацию. Статья ли это в «Нью-Йорк Таймс», пост блогера Кривошеева, ролик в ютьюбе или анонимный телеграмм-канал, известный своими точными инсайдами, большие люди в Нур-Султане сохраняют невозмутимость. Потому что знают: дрогнет хоть один мускул на лице, выкинут из номенклатурной колоды.

Пандемия не случайно пришла в Казахстан на фоне упавших цен на нефть и тенге, бесконечных скандалов в самой влиятельной казахстанской семье, судебной тяжбы в Лондоне по «богатству непонятного происхождения» спикера сената и, в целом, атмосферы чрезвычайного положения, которое началось задолго до 15 марта.

Пора признать, что транзит власти вылился в одно затянувшееся длиной в год ЧП, и зараза коронавируса оказалась тем, кстати, что вынесло проблемы страны за суверенные границы, сделав их частью всемирной повестки. Известно ведь, как казахстанские власти любят объяснять собственные неудачи внешними причинами, например, на последствия кризиса 2008 года ссылались все десятые годы. 18 марта мы ждали годовщины транзита и заседание политсовета "Нур-Отана", на котором обещали произвести очередную грандиозную политическую реформу, объявить выборы в парламент; интрига нарастала по мере приближения даты. Но вместо «отставки Токаева» и первых нуротановских праймериз к нам бизнес-джетом прилетел коронавирус. Чрезвычайное положение многое меняет, можно отложить на потом важные решения. Либерализация или закручивание гаек, допуск умеренной оппозиции в парламент или Перуашев в вечной роли оппонента власти – все эти вопросы пока теряют актуальность. Но не вопрос о главном – о власти, который даже коронавирус не в силах снять.

Чрезвычайное положение отменило кино и школу, но не подковерные интриги, в которые превратилась внутренняя политика страны.

Решение президента о ЧП фактически саботировали торговые центры и базары. В воскресенье президент закрыл их во имя борьбы с эпидемией, а в понедельник министр экономики Султанов открыл. Можно только догадываться, что происходило в Аккорде и Библиотеке в промежутке между двумя заявлениями. Указ президента со странной формулировкой «о мерах по обеспечению социально-экономической стабильности в стране в целях разграничения полномочий между уровнями государственного управления в условиях кризисных ситуаций» можно считать его реваншем. И теперь по отношению к карантину, по тому какие ТРЦ и базары открыты, а какие закрыты, какой бизнес перешел в онлайн, а какой остался в офисах, можно судить не только о социальной ответственности владельцев, но и о том, кто за кого и на что ставит. Самые массовые и потенциально опасные объекты – рынок «Алтын Орда» и алматинская барахолка в условиях нарастающей эпидемии демонстративно работают.

Ну а кто возьмет верх в подспудной закулисной борьбе с включением в игру третьей силы массового поражения, становится совсем уже непонятным.

Пандемия коронавируса рано или поздно закончится, и, вероятно, мы все не умрем. В Казахстане пройдут парламентские выборы. Чья-то сторона возьмет верх и начнет править. Вылечившийся в немецкой клинике судья вернется на личном самолете на родину и продолжит вершить правосудие Нур-Султана. Так же как другие высокие должностные лица и государственные деятели продолжают творить свое «добро», несмотря на вал неопровержимых компрометирующих фактов, о которых мы читаем каждый день. Мы и так знали, мы и так знаем, мы и так будем знать. В истории медицины есть известные случаи, когда люди, пережившие клиническую смерть,  выходили из комы преображенными. Сложившаяся система ценностей и взглядов, мораль за мгновения между жизнью и смертью совершали разворот на сто восемьдесят градусов, и безжалостный к конкурентам бизнесмен становился филантропом-бессребреником, а жестокий преступник – волонтером по работе с трудными детьми. Может быть, и мы из всей этой чрезвычайщины выйдем с просветленными лицами и чистыми, хорошо отмытыми бактериальным мылом руками? Сценарий не фантастический, но для него есть одно тяжелое условие – пережить придется действительно что-то ужасное.