Гульнара Бажкенова представила, в какой реальности мы бы жили, если бы Советский Союз не распался. Представила и в общем-то не сильно преувеличила.
В духе модного в литературе приема альтернативной истории представим, что в 1991 году СССР не распался, социалистический строй не скомпроментировал себя окончательно, а устаревшая, но устоявшая идеология все еще держится на поднявшихся в конце девяностых годов ценах на нефть, что позволяет стране влачить кое-какое существование. Словом, все идет своим чередом, и так Казахстан в союзе республик свободных доживает до столетия комсомола.
Повсюду реют красные стяги и транспаранты с идейными лозунгами, по стране – в школах, вузах, трудовых коллективах, селах и городах – проходят отчетные собрания, ветеранов чествуют, передовиков награждают, все это продолжается в течение года, а кульминацией юбилея становится праздничный концерт в главном зале республики, и это никакой не театр оперы и балета, а целый дворец имени Ленина. Торжественные речи полны пафоса, идет прямая телетрансляция, на сцене поют мэтры: Роза Рымбаева, Алибек Днишев, Нагима Ескалиева, из молодых – Кайрат Нуртас да Торегали Тореали только с более уместным репертуаром. И слушают их в первых рядах красно-бархатного зала дворца те же люди, которых мы видим на сегодняшних мероприятиях государственной важности в Конгресс-холе в Астане.
Читайте статьи Гульнары Бажкеновой в рубрике "Бажкенова Weekly»
В духе модного в литературе приема альтернативной истории представим, что в 1991 году СССР не распался, социалистический строй не скомпроментировал себя окончательно, а устаревшая, но устоявшая идеология все еще держится на поднявшихся в конце девяностых годов ценах на нефть, что позволяет стране влачить кое-какое существование. Словом, все идет своим чередом, и так Казахстан в союзе республик свободных доживает до столетия комсомола.
Повсюду реют красные стяги и транспаранты с идейными лозунгами, по стране – в школах, вузах, трудовых коллективах, селах и городах – проходят отчетные собрания, ветеранов чествуют, передовиков награждают, все это продолжается в течение года, а кульминацией юбилея становится праздничный концерт в главном зале республики, и это никакой не театр оперы и балета, а целый дворец имени Ленина. Торжественные речи полны пафоса, идет прямая телетрансляция, на сцене поют мэтры: Роза Рымбаева, Алибек Днишев, Нагима Ескалиева, из молодых – Кайрат Нуртас да Торегали Тореали только с более уместным репертуаром. И слушают их в первых рядах красно-бархатного зала дворца те же люди, которых мы видим на сегодняшних мероприятиях государственной важности в Конгресс-холе в Астане.
Самое удивительное в этой альтернативной реальности то, что она мало чем отличается от настоящей.Настоящие концерты в честь столетия ВЛКСМ, начиная с того, который прошел 21 октября в ГАТОБ, и заканчивая локальными мероприятиями в областных центрах, удивили общественность и наделали шума, но состояние всеобщего шока, как если бы на собраниях висели не красные флаги со звездами, а фашистские стяги со свастикой, несколько показное.
Разве может быть такая реакция на внезапно оживший комсомол искренней, если его никогда не хоронили?Ни с ним, ни с его старшим братом коммунизмом мы никогда не прощались – расставания, несмотря на все пережитые исторические события, не произошло, и реальность, в которой мы живем, есть прямое наследие застойных восьмидесятых, поменялись только внешние атрибуты. На собраниях в альтернативной реальности сидели бы знакомые нам люди и произносили бы знакомые слова. Своим вниманием концерт в ГАТОБе удостоили последний первый секретарь ЦК ВЛКСМ РК, ныне посол Казахстана в России Имангали Тасмагамбетов, депутаты Сената Бырганым Айтимова, Бахытжан Жумагулов и мажилисмен Куаныш Султанов. С большой долей вероятности можно сказать, что они сидели бы там и в альтернативном 2018-м, разве что Тасмагамбетов занимал бы более значимую должность, чем полпред республики (его отъезд в Москву – результат такого суверенного политического расклада, какой вряд ли имел бы место в социалистическом Казахстане). На альтернативном концерте Тасмагамбетов тоже мог бы быть самым высокопоставленным гостем ввиду отъезда Нурсултана Назарбаева на аналогичное мероприятие союзного значения, а рядом с ним сидел бы первый секретарь ЦК ЛКСМ. Вот относительно его фигуры можно пофантазировать – главным комсомольцем республики вполне мог быть Бауыржан Байбек, еще не доросший по возрасту до первого секретаря горкома Алматы: в СССР номенклатурная карьера росла верно, но медленно. Говоря сегодня о КПСС или ВЛКСМ, обличители вспоминают самые ужасные преступления сталинизма, но ни коммунисты, ни комсомольцы 1970-80-х годов не имели отношения ни к славному, ни к ужасному прошлому своей партии, и вообще давно уже были «не те». Это были не добрые, не злые, не страшные, не прекрасные молодые люди без идеалов в душе, не способные ни на подвиг, ни на преступления. Им было далеко до идейности и уж тем более до фанатичности первых комсомольцев Средней Азии, боровшихся с пережитками прошлого во имя светлого будущего. Они верили в то, что делали, даже если творили откровенное зло. Но и добра было немало.
В истории советизации Средней Азии не только коллективизация, голод и репрессии, но и всеобщая грамотность населения, и то самое «освобождение женщины Востока», построенные по всей стране школы и институты, фабрики и заводы, театры и сельские клубы.Советская власть принесла в Среднюю Азию и Казахстан то, что называется цивилизацией и прогрессом. Без фанатичного стремления новой власти поднять на дыбы и изменить мир, наш регион еще долго пребывал бы в средневековой спячке. В Бухаре, до того как туда прискакал на белом коне командарм Фрунзе и разгромил эмирский гарем, на площадях продавали рабов. В Хиве и Коканде ради жалкого престола родные братья, отцы и сыновья резали друг друга как баранов, а простых ремесленников и дехкан эксплуатировали с беспрецедентной жестокостью. В то же самое время в казахской степи вековыми тропами, как заклятое, ходило по магическому кругу кочевье. Только самая неистовая революция могла изменить этот неизменный ход жизни. Первые коммунисты с комсомольцами оказались достаточно фанатичными, чтобы свершить ее. Что бы они ни делали, они делали это с глубоким убеждением, с верой в светлое будущее.
К семидесятым, восьмидесятым годам от той идейности остались только слова, комсомольцы-добровольцы выродились в циничных карьеристов, которые сами не верили, да и не задумывались над тем, что произносили, и, конечно, им уже не верили те, кто их слушал.Состояние лицемерия, обреченного бездействия и всеобщего ожидания конца или какой-то развязки распространялось по стране: от центра до республик, от ЦК до районных комитетов. Атмосферу времени хорошо передает трешевое кино, которое в конце восьмидесятых и начале девяностых годов штамповалось в промышленных масштабах. Яркими персонажами разоблачительной кинопродукции часто выступали комсомольские начальники и комсорги, по сюжету любившие устраивать групповые сексуальные оргии в банях, и хотя в каждой республике были свои нравы с поправкой на местный колорит, в общем и целом настроение от Москвы до самых окраин было одинаковое – это был упадок и распад. К 1991 году комсомольцы, как и вся страна, уже ни во что и ни в кого не верили. Поэтому, наверное, исторический слом люди пережили относительно ровно, никто из-за комсомольского билета не стрелялся, наоборот, многие с готовностью демонстративно складывали его на стол. Большинство просто не помнит, куда его выкинули. Падение семидесятилетней идеологии не стало ни геополитической, ни личностной трагедией.
Первые комсомольцы были уже слишком стары или мертвы, а последние просто органично влились в новое время.Поэтому возмущенные восклицания и припоминания «кровавых преступлений комсомола» выглядят сегодня не менее абсурдно, чем комсомольские лозунги в восьмидесятых. «Необходимо, чтобы преступные действия коммунистического режима получили принципиальную оценку, – пишет в "Фейсбуке" Сергей Дуванов. – Очень важно, чтобы на государственном уровне было закреплено, что коммунистические идеи преступны по своей сути, а их пропаганда – запрещена законом….» Если бы я встала посреди какого-нибудь круглого стола с самой оппозиционной повесткой и начала петь «Вихри враждебные веют над нами», то выглядела бы не более уместно.
Какие преступления? Какая кровь?Имангали Тасмагамбетов в году 1985 был таким же пламенным комсомольцем, как сегодня Танирберген Бердонгар нуротановец. Ни подвигов, ни крови. А тот комсомол, который мы знаем и помним, он родом оттуда, из восьмидесятых, а не из легендарных двадцатых годов, когда молодые идеалисты умирали под пулями и саблями басмачей и кулаков, но не отрекались от заветных значков с портретом Ильича. В глубоких восьмидесятых об этом уже рассказывали анекдоты. Концерты в честь столетия комсомола по всей стране в 2018 году выглядят странным анахронизмом, но не более, чем они выглядели бы в альтернативной реальности. Это анахронизм времени, стилистический треш, но не принципиальная несовместимость идеологии, с которой суверенная казахстанская власть никогда особо не расходилась.
В альтернативной реальности на концерте «100 лет комсомолу» и пели, и сидели бы в первых рядах те же лица.Если есть тут какой-то символизм, то только для Имангали Тасмагамбетова – последнего казахстанского комсорга, которого слишком долго рассматривали как самого вероятного преемника президента. За все эти годы, без малого тридцать лет, он никогда не вспоминал свое комсомольское прошлое, а тут приехал на странноватый концерт из Москвы и демонстративно уселся под красным флагом. Как это рассматривать, как не окончательное прощание с любыми возможными большими амбициями, даже если таковые были? Тасмагамбетову 62 года, скоро на пенсию, можно сказать, что политическая карьера, видавшая и взлеты, и падения, на исходе. В театре оперы и балета в музей сдали не комсомольское знамя – оно пылится в музее давным-давно, это Имангали Тасмагамбетов окончательно сложил свои боевые знамена большого политика. В таких случаях стало модно говорить, ушла эпоха, но в данном случае и на этот штамп не тянет.
Читайте статьи Гульнары Бажкеновой в рубрике "Бажкенова Weekly»
