Esquire попросил людей, родившихся в городах, основанных примерно 162 года назад, порассуждать о том, возможно ли нормальное становление творческой личности в пространстве без глубокого архитектурного, культурного и исторического бэкграунда.
Институт горного дела им. Кунаева, г. Алматы
Нестола – Лахти – Хельсинки • Юкка Маллинен • финский поэт, эссеист, славист, переводчик русской литературы на финский язык. Родился в поселке Нестола, вырос в городе Лахти, основанном в 1905 году. Люблю старый Таллин, Петербург, Стамбул, Флоренцию – возникают мощные внутренние чувства – «река времени в своем течении»… Но никакого комплекса неполноценности у меня перед ними нет – наоборот, думаю, что я как «чужой» воспринимаю их даже острее, свежее, чем те, кто привык, кто родился в этом благополучии. Родившиеся в замке, в усадьбе, в аристократии, обычно мало, что дают. Новая «инновационная» культура – это всегда новые люди, «варвары», это они создают новое, переворачивают ход игры. Я родился в деревне, в волости Настола в 1950 году. Помню песочные дороги, красные деревянные хутора. Мне было восемь лет, когда я впервые работал на сенокосе, помогая дяде. В 11 лет я поступил в гимназию в городе Лахти, ездил туда каждый день на электричке. Лахти был уже в то время быстро развивающимся, динамичным, как будто «американским» городом. Функциональные высотки, бары, Coca Cola. Лахти известен как «Чикаго Финляндии». Город без предыстории. Так что вся моя история связана с нашей волостью. Мы знали о битвах там между Новгородом и Швецией в средние века. Там была родовая усадьба графа Ернрута, генерала, служившего в российской армии и побывавшего даже премьер-министром Болгарии в 1870 году. Но самое главное – в нашей деревне была хорошая библиотека. Там я нашел уже тогда все финские и мировые модернизмы. И – конфликт поколений. Отцы и матери – ветераны, фронтовики, консервативные, а мы уже школьниками слушали Beatles, The Doors, Фрэнка Заппу, Боба Дилана – «The Times They Are A-Changin». Читали американских битников, анархистов, хиппи. Но, несмотря на свой космополитизм, я всегда сильно ощущал, что я родом из независимого, свободного, просвещенного, активного крестьянства!
Авотвокзал, г. Лахти
Донецк – Киев • Владимир Рафеенко • Украинский русскоязычный поэт и прозаик. Лауреат «Русской премии». Родился в Донецке, основанном в 1869 году. Город теней. Современные города возникали по-разному. Стоит мне закрыть глаза, как возвращаются ко мне частный сектор, в котором я родился и вырос: старый колодец с темной вкусной водой, абрикосы, которые в сезон густо устилали тропинки моего детства, крыжовник и малина, яблоки белого налива, черная черешня и пруд, берега которого густо заросли камышом. А еще мама молодая и отец, читающий нараспев Шекспира, пластинки «Битлз», терриконы, на которых можно было кричать в высокое синее небо. Прекрасная степь, дарящая ощущение свободы и пространства, которого почти нет в тех городах, в которых мне доводится жить. Я утратил все это навсегда, но стоит закрыть глаза и старый мой город возвращается теплом, пробирающимся сквозь ресницы и стекающий по моим небритым щекам медленной соленой водой. Некоторые города вырастали на основе уже имеющегося очага культуры. Долгие годы на этом месте пересекались торговые пути, из века в век за это пространство боролись разные племена. Культура и традиция человеческого самовосстановления в качестве существа метафизического (вопреки биологическому хаосу, стремящемуся каждую минуту нашей жизни свести человека к набору рефлексов), была здесь доминантой. Попытка удержать себя в качестве собственно человеческих существ фиксировалась здесь в виде механизмов культуры, таких как фольклор, религиозные институты, театр, книгоиздание, школы и университеты. Приходящие исторические бури иной раз уничтожали все это до тла. Но земля, на которой веками, а иногда и тысячелетиями человек боролся с забвением себя, как существа, не вмещающегося в мир, оказывалась теперь по-особенному плодородна. И даже если очередная империя уходила в небытие, формы, благодаря которым человек держал себя в пространстве онтологического проживания жизни, так или иначе сохранялись. И давали шанс. А случалось, что города возникали в угоду промышленной революции. Не культурные традиции и вековые корни вызывали их к жизни, а необходимость создания конгломерата людей, обслуживающих те или иные предприятия, отрасли промышленности и так далее. Здесь персоналистическое мышление оказывалось не в чести. Уголь, металл, руда и машины здесь всегда значили больше, чем театр и философия Платона. Когда исчезают империи, города первого рода возвращаются к накопленной и сохраненной традиции. Городам второго рода, людям в этих городах остаются только машины, металл, уголь и ветер. Таблица Менделеева, его чемоданы и горечь. И еще привычка посвящать себя тому, чего на самом деле нет – производству. Самодостаточному процессу, в котором пустоты больше, чем во всей остальной Вселенной. Каждый такой город чреват культурным взрывом, если его открыть миру, оторвав от империи, медленно уходящий во тьму. И трагедией, если именно этот город империя избрала себе в качестве надгробия. Тогда в город войдут тени прошлого, не имеющие жизни, но и не способные умереть.
Драматический театр, г. Донецк, 1962 год
Сиэтл-Лос-Анджелес – Фишерс • Френсис Фармер • Американская актриса. Снялась в 19 фильмах. Родилась в городе Сиэтл, основанном в 1869 году «Frances Farmer will have her revenge on Seattle» Родилась в 1913 году и выросла в одном из самых прогрессивных молодых городов Америки, Сиэтле. В воспоминаниях осталась городской девчонкой, впоследствии став одной из икон Голливуда сороковых. Той самой Френсис Фармер. Но прославила Френсис впервые не актерская игра. В 1931 году, в возрасте 18 лет она публикует скандальное эссе под названием «Бог умер». Сиэтл этого ей не простил, несмотря на прогрессивный дух и широкие взгляды. Она уехала в Голливуд, который ненавидела еще больше Сиэтла, сделала там стремительную карьеру и дважды побывала в психиатрической клинике. Умерла в небольшом тихом городке Фишерс. В 1993 году Курт Кобейн заставил ее вернуться, чтобы «отомстить Сиэтлу». Сегодня Сиэтл – крупнейший город на северо-западе США. Морской порт. Курт Кобейн застрелился из охотничьего ружья 5 апреля 1994 года в собственном доме, по адресу, 171, бульвар Лэйк Вашингтон, Сиэтл, штат Вашингтон.
Площадь Пайонир, г. Сиэтл
Владивосток • Руслан Вакулик • Журналист, колумнист, работал программным директором радиостанций «Европа Плюс Владивосток» и New Wave Radiо. Родился во Владивостоке, основанном в 1860 году. Дальний Восток заряжен историей. И хоть по принятым меркам Владивосток совсем молодой, есть такая фишка, как плотность событий. Отцы-основатели сошли буквально с корабля на бал, и этот танец истории с разной интенсивностью продолжается здесь уже 156 лет. Русско-японская война превратила форпост России в крупнейшую в мире морскую крепость – фортификационные сооружения из бетона, возведенные в тот период, до сих пор поражают воображение, и держат взятые еще тогда мировые рекорды. Вскоре после Великой Отечественной войны, когда город был базой Советской армии в операциях на Дальнем Востоке и Тихом океане, стартовал проект Хрущева «Большой Владивосток», который предполагал повышение статуса столицы Приморья до уровня городов-миллионников – со всеми связанными с таким решением делами и событиями. Затем случилось открытие порта для внешнего мира. Потом – АТЭС и строительный бум, от которого местные до сих пор не совсем отошли. Если поставить Владивосток в центр круга с радиусом в 1000 километров, то эта окружность охватит 400 миллионов человек, поэтому и будущее нашего города, как центра коммуникации с этим огромным азиатским миром, мне кажется предопределенным и увлекательным. Есть ли принципиальное отличие жителя молодого Владивостока от уроженца, скажем, древнего Козельска или Великого Новгорода? Конечно, есть. Новгородец видит каждый день по пути на работу купола старинных русских церквей, мы видим лежащую у входа в здание огромную каменную черепаху эпохи чжурчженей, которой почти тысяча лет, и парусник, стоящий на рейде бухты Золотой рог. Такие мелочи действительно определяют мировоззрение и самоощущение человека в мире, во времени – и здесь, на Востоке, оно отличается от европейской России. Но есть особенность. Владивосток не просто город с собственной историей, он и сам в некотором смысле – историческая веха, и особенная часть истории России в целом, в ее большой картине. Для большинства людей наш город есть синоним запредельного, синоним дальних расстояний. Именно Владивосток стал символом восточного окончания России. Владивосток – и дальше некуда. Место, где кончается Транссиб. Где вообще земля кончается, русская земля, а дальше море, потом только Япония, а за ней пустота, океан и белый шум. Для многих слово Владивосток наполнено и неким духовным смыслом – как символ того пути, что проделали русские люди к их Последнему Морю, многовековой дороги к своему последнему рубежу на Востоке, символ поколений людей, которые шли, оседали по дороге, жили, вставали, шли дальше, и наконец дошли. Это – последняя точка на их пути, город на ярком, теплом и ласковом море, своеобразная вспышка, итог русской колонизации необъятных пространств Азии. Русская крепость на самом дальнем берегу. Этот город – выражение всей мощи и упорства нашего народа. Конец одной истории и начало новой. Не знаю, как в древних городах – во Владивостоке самосознание такое.
Городской Дворец пионеров и школьников, г. Владивосток
Целиноград – Астана • Ярослав Антонюк • Архитектор-дизайнер, член союза художников Астаны. Родился в Целинограде, получившем статус города в 1862 году (первое название города –Акмолинск). Это все так относительно, что касаемо места рождения. Конечно, родившись в Европе всегда больше шансов добиться результатов. И тот замок, который веками стоит, дает определенный отпечаток на своего хозяина. Главное, все-таки, родители, окружение и те люди, которые любят и в тебя верят. Это ответ не одного предложения и даже не 2000 знаков. Здесь надо глубоко покопать. Очень сильно влияет, лично на меня, Природа. Она вдохновляет и, возможно, замки по сравнению с природой будут казаться слишком мелкими в плане воспитания вкуса и понимания красоты. Когда-то это был маленький городок, а сейчас... Просто иногда мы не ценим, что сделано и быстро забываем. Точнее – привыкаем. Другое дело, что всегда можно сделать лучше и поэтому есть много вопросов к местным архитекторам. От ошибок сложно уйти, когда ты первый, а за тобой идут и смотрят тысячи глаз. А глаза иногда бывают завистливые, к сожалению.... Поэтому мало общаются между собой архитекторы, художники, дизайнеры. Везде видят только конкурентов, а не партнеров и коллег. Для многих это место не для жизни, а для зарабатывания денег. Возвращаясь к древним городам, все – таки можно сказать, что там народ живет и по-настоящему любит свой город. Пусть это будет даже небольшой городок. Я, конечно, не буду утверждать, что в Астане живут городоненавистники, но, все – таки, пока таких людей, любящих по-настоящему, мало. Будем надеяться, что в будущем что-то изменится. Когда-то Кисе Курокава сделал попытку осмыслить... К сожалению, его не услышали. Вроде говорят, что все по его плану строится, но как-то мало в это верится. Нет в городе той утонченности и любви к природе, которая есть в крови у японцев. Возможно, потом поймут и исправят ошибки. Главное, чтобы это пораньше поняли. Время быстро летит. Важно создать такую атмосферу, которая стимулировала бы к творчеству, а это не только среда (городская или сельская), в которой все необходимое под рукой, но и такой немаловажный фактор, как творческая атмосфера вокруг. Если будет в районном центре Дом культуры, интересный преподаватель, окружение, которое поддерживает, то возможно это даст рост к дальнейшему творческому развитию личности. Поэтому молодые города в первую очередь обязаны просто собирать в своих стенах самых целеустремленных и творческих преподавателей, стимулировать их, поддерживать всячески. Это будет реальная работа, которая даст свои всходы.
Гостиница «Ишим», г. Астана
Коллажи Елены Гладковой
Институт горного дела им. Кунаева, г. Алматы
Нестола – Лахти – Хельсинки • Юкка Маллинен • финский поэт, эссеист, славист, переводчик русской литературы на финский язык. Родился в поселке Нестола, вырос в городе Лахти, основанном в 1905 году. Люблю старый Таллин, Петербург, Стамбул, Флоренцию – возникают мощные внутренние чувства – «река времени в своем течении»… Но никакого комплекса неполноценности у меня перед ними нет – наоборот, думаю, что я как «чужой» воспринимаю их даже острее, свежее, чем те, кто привык, кто родился в этом благополучии. Родившиеся в замке, в усадьбе, в аристократии, обычно мало, что дают. Новая «инновационная» культура – это всегда новые люди, «варвары», это они создают новое, переворачивают ход игры. Я родился в деревне, в волости Настола в 1950 году. Помню песочные дороги, красные деревянные хутора. Мне было восемь лет, когда я впервые работал на сенокосе, помогая дяде. В 11 лет я поступил в гимназию в городе Лахти, ездил туда каждый день на электричке. Лахти был уже в то время быстро развивающимся, динамичным, как будто «американским» городом. Функциональные высотки, бары, Coca Cola. Лахти известен как «Чикаго Финляндии». Город без предыстории. Так что вся моя история связана с нашей волостью. Мы знали о битвах там между Новгородом и Швецией в средние века. Там была родовая усадьба графа Ернрута, генерала, служившего в российской армии и побывавшего даже премьер-министром Болгарии в 1870 году. Но самое главное – в нашей деревне была хорошая библиотека. Там я нашел уже тогда все финские и мировые модернизмы. И – конфликт поколений. Отцы и матери – ветераны, фронтовики, консервативные, а мы уже школьниками слушали Beatles, The Doors, Фрэнка Заппу, Боба Дилана – «The Times They Are A-Changin». Читали американских битников, анархистов, хиппи. Но, несмотря на свой космополитизм, я всегда сильно ощущал, что я родом из независимого, свободного, просвещенного, активного крестьянства!
Авотвокзал, г. Лахти
Донецк – Киев • Владимир Рафеенко • Украинский русскоязычный поэт и прозаик. Лауреат «Русской премии». Родился в Донецке, основанном в 1869 году. Город теней. Современные города возникали по-разному. Стоит мне закрыть глаза, как возвращаются ко мне частный сектор, в котором я родился и вырос: старый колодец с темной вкусной водой, абрикосы, которые в сезон густо устилали тропинки моего детства, крыжовник и малина, яблоки белого налива, черная черешня и пруд, берега которого густо заросли камышом. А еще мама молодая и отец, читающий нараспев Шекспира, пластинки «Битлз», терриконы, на которых можно было кричать в высокое синее небо. Прекрасная степь, дарящая ощущение свободы и пространства, которого почти нет в тех городах, в которых мне доводится жить. Я утратил все это навсегда, но стоит закрыть глаза и старый мой город возвращается теплом, пробирающимся сквозь ресницы и стекающий по моим небритым щекам медленной соленой водой. Некоторые города вырастали на основе уже имеющегося очага культуры. Долгие годы на этом месте пересекались торговые пути, из века в век за это пространство боролись разные племена. Культура и традиция человеческого самовосстановления в качестве существа метафизического (вопреки биологическому хаосу, стремящемуся каждую минуту нашей жизни свести человека к набору рефлексов), была здесь доминантой. Попытка удержать себя в качестве собственно человеческих существ фиксировалась здесь в виде механизмов культуры, таких как фольклор, религиозные институты, театр, книгоиздание, школы и университеты. Приходящие исторические бури иной раз уничтожали все это до тла. Но земля, на которой веками, а иногда и тысячелетиями человек боролся с забвением себя, как существа, не вмещающегося в мир, оказывалась теперь по-особенному плодородна. И даже если очередная империя уходила в небытие, формы, благодаря которым человек держал себя в пространстве онтологического проживания жизни, так или иначе сохранялись. И давали шанс. А случалось, что города возникали в угоду промышленной революции. Не культурные традиции и вековые корни вызывали их к жизни, а необходимость создания конгломерата людей, обслуживающих те или иные предприятия, отрасли промышленности и так далее. Здесь персоналистическое мышление оказывалось не в чести. Уголь, металл, руда и машины здесь всегда значили больше, чем театр и философия Платона. Когда исчезают империи, города первого рода возвращаются к накопленной и сохраненной традиции. Городам второго рода, людям в этих городах остаются только машины, металл, уголь и ветер. Таблица Менделеева, его чемоданы и горечь. И еще привычка посвящать себя тому, чего на самом деле нет – производству. Самодостаточному процессу, в котором пустоты больше, чем во всей остальной Вселенной. Каждый такой город чреват культурным взрывом, если его открыть миру, оторвав от империи, медленно уходящий во тьму. И трагедией, если именно этот город империя избрала себе в качестве надгробия. Тогда в город войдут тени прошлого, не имеющие жизни, но и не способные умереть.
Драматический театр, г. Донецк, 1962 год
Сиэтл-Лос-Анджелес – Фишерс • Френсис Фармер • Американская актриса. Снялась в 19 фильмах. Родилась в городе Сиэтл, основанном в 1869 году «Frances Farmer will have her revenge on Seattle» Родилась в 1913 году и выросла в одном из самых прогрессивных молодых городов Америки, Сиэтле. В воспоминаниях осталась городской девчонкой, впоследствии став одной из икон Голливуда сороковых. Той самой Френсис Фармер. Но прославила Френсис впервые не актерская игра. В 1931 году, в возрасте 18 лет она публикует скандальное эссе под названием «Бог умер». Сиэтл этого ей не простил, несмотря на прогрессивный дух и широкие взгляды. Она уехала в Голливуд, который ненавидела еще больше Сиэтла, сделала там стремительную карьеру и дважды побывала в психиатрической клинике. Умерла в небольшом тихом городке Фишерс. В 1993 году Курт Кобейн заставил ее вернуться, чтобы «отомстить Сиэтлу». Сегодня Сиэтл – крупнейший город на северо-западе США. Морской порт. Курт Кобейн застрелился из охотничьего ружья 5 апреля 1994 года в собственном доме, по адресу, 171, бульвар Лэйк Вашингтон, Сиэтл, штат Вашингтон.
Площадь Пайонир, г. Сиэтл
Владивосток • Руслан Вакулик • Журналист, колумнист, работал программным директором радиостанций «Европа Плюс Владивосток» и New Wave Radiо. Родился во Владивостоке, основанном в 1860 году. Дальний Восток заряжен историей. И хоть по принятым меркам Владивосток совсем молодой, есть такая фишка, как плотность событий. Отцы-основатели сошли буквально с корабля на бал, и этот танец истории с разной интенсивностью продолжается здесь уже 156 лет. Русско-японская война превратила форпост России в крупнейшую в мире морскую крепость – фортификационные сооружения из бетона, возведенные в тот период, до сих пор поражают воображение, и держат взятые еще тогда мировые рекорды. Вскоре после Великой Отечественной войны, когда город был базой Советской армии в операциях на Дальнем Востоке и Тихом океане, стартовал проект Хрущева «Большой Владивосток», который предполагал повышение статуса столицы Приморья до уровня городов-миллионников – со всеми связанными с таким решением делами и событиями. Затем случилось открытие порта для внешнего мира. Потом – АТЭС и строительный бум, от которого местные до сих пор не совсем отошли. Если поставить Владивосток в центр круга с радиусом в 1000 километров, то эта окружность охватит 400 миллионов человек, поэтому и будущее нашего города, как центра коммуникации с этим огромным азиатским миром, мне кажется предопределенным и увлекательным. Есть ли принципиальное отличие жителя молодого Владивостока от уроженца, скажем, древнего Козельска или Великого Новгорода? Конечно, есть. Новгородец видит каждый день по пути на работу купола старинных русских церквей, мы видим лежащую у входа в здание огромную каменную черепаху эпохи чжурчженей, которой почти тысяча лет, и парусник, стоящий на рейде бухты Золотой рог. Такие мелочи действительно определяют мировоззрение и самоощущение человека в мире, во времени – и здесь, на Востоке, оно отличается от европейской России. Но есть особенность. Владивосток не просто город с собственной историей, он и сам в некотором смысле – историческая веха, и особенная часть истории России в целом, в ее большой картине. Для большинства людей наш город есть синоним запредельного, синоним дальних расстояний. Именно Владивосток стал символом восточного окончания России. Владивосток – и дальше некуда. Место, где кончается Транссиб. Где вообще земля кончается, русская земля, а дальше море, потом только Япония, а за ней пустота, океан и белый шум. Для многих слово Владивосток наполнено и неким духовным смыслом – как символ того пути, что проделали русские люди к их Последнему Морю, многовековой дороги к своему последнему рубежу на Востоке, символ поколений людей, которые шли, оседали по дороге, жили, вставали, шли дальше, и наконец дошли. Это – последняя точка на их пути, город на ярком, теплом и ласковом море, своеобразная вспышка, итог русской колонизации необъятных пространств Азии. Русская крепость на самом дальнем берегу. Этот город – выражение всей мощи и упорства нашего народа. Конец одной истории и начало новой. Не знаю, как в древних городах – во Владивостоке самосознание такое.
Городской Дворец пионеров и школьников, г. Владивосток
Целиноград – Астана • Ярослав Антонюк • Архитектор-дизайнер, член союза художников Астаны. Родился в Целинограде, получившем статус города в 1862 году (первое название города –Акмолинск). Это все так относительно, что касаемо места рождения. Конечно, родившись в Европе всегда больше шансов добиться результатов. И тот замок, который веками стоит, дает определенный отпечаток на своего хозяина. Главное, все-таки, родители, окружение и те люди, которые любят и в тебя верят. Это ответ не одного предложения и даже не 2000 знаков. Здесь надо глубоко покопать. Очень сильно влияет, лично на меня, Природа. Она вдохновляет и, возможно, замки по сравнению с природой будут казаться слишком мелкими в плане воспитания вкуса и понимания красоты. Когда-то это был маленький городок, а сейчас... Просто иногда мы не ценим, что сделано и быстро забываем. Точнее – привыкаем. Другое дело, что всегда можно сделать лучше и поэтому есть много вопросов к местным архитекторам. От ошибок сложно уйти, когда ты первый, а за тобой идут и смотрят тысячи глаз. А глаза иногда бывают завистливые, к сожалению.... Поэтому мало общаются между собой архитекторы, художники, дизайнеры. Везде видят только конкурентов, а не партнеров и коллег. Для многих это место не для жизни, а для зарабатывания денег. Возвращаясь к древним городам, все – таки можно сказать, что там народ живет и по-настоящему любит свой город. Пусть это будет даже небольшой городок. Я, конечно, не буду утверждать, что в Астане живут городоненавистники, но, все – таки, пока таких людей, любящих по-настоящему, мало. Будем надеяться, что в будущем что-то изменится. Когда-то Кисе Курокава сделал попытку осмыслить... К сожалению, его не услышали. Вроде говорят, что все по его плану строится, но как-то мало в это верится. Нет в городе той утонченности и любви к природе, которая есть в крови у японцев. Возможно, потом поймут и исправят ошибки. Главное, чтобы это пораньше поняли. Время быстро летит. Важно создать такую атмосферу, которая стимулировала бы к творчеству, а это не только среда (городская или сельская), в которой все необходимое под рукой, но и такой немаловажный фактор, как творческая атмосфера вокруг. Если будет в районном центре Дом культуры, интересный преподаватель, окружение, которое поддерживает, то возможно это даст рост к дальнейшему творческому развитию личности. Поэтому молодые города в первую очередь обязаны просто собирать в своих стенах самых целеустремленных и творческих преподавателей, стимулировать их, поддерживать всячески. Это будет реальная работа, которая даст свои всходы.
Гостиница «Ишим», г. Астана
Коллажи Елены Гладковой
Не забудьте подписаться на текущий номер
