Британский и американский кинорежиссер, продюсер, сценарист. Лучший мастер триллера, король саспенса, эксцентричный любитель блондинок. Ушел из жизни в возрасте 80 лет.
Мне было пять лет, когда мой отец отправил меня с какой-то запиской к начальнику полицейского участка. Тот прочел записку и запер меня в камере минут на пять, а потом открыл дверь и сказал: «Вот так мы поступаем с непослушными маленькими мальчиками». С теx пор мне так и не удалось избавиться от ужаса перед полицейскими.
Я учился в школе иезуитов, которые научили меня все контролировать и анализировать. Иезуитское образование очень суровое.
Когда я переехал в Америку, я не водил машину одиннадцать лет, потому что боялся, что меня оштрафуют. Псиxиатры говорили, что мою фобию можно вылечить, но я что-то сомневаюсь.
Меня легко испугать. И вот что меня особо страшит: маленькие дети, полицейские, высокие места, мысль, что следующий фильм не будет столь же хорош, как предыдущий.
Я не против полиции, я просто очень ее боюсь.
Мне было ясно, что на «Психо» зрители будут кричать и пищать, но не громче, чем на американских горках. Я хотел, чтобы люди выходили из зала, улыбаясь от удовольствия.
Когда я снимаю кино, я уже слышу крики зрителей.
Один критик написал, что «Окно во двор» – ужасный фильм, потому что человек подглядывает за жизнью других. Я думаю, это глупейшее замечание. Все подглядывают. Люди просто не могут этого не делать.
Самоплагиат – это стиль.
Я знаю панацею от больного горла: его надо перерезать.
Если бы меня спросили: «Почему вам нравится работать в Голливуде?», я бы ответил: «Потому что я могу вернуться домой к семи вечера – как раз к ужину».
Мне повезло, что я трус: смельчак не смог бы стать мастером саспенса.
Женщина должна быть, как хороший фильм ужасов: чем больше пространства остается воображению, тем лучше.
Фильм «Неприятности с Гарри» – про мое отношение к смерти. Там есть моя любимая фраза: Тедди Гвенн тащит тело Гарри за ноги, как тачку, а к нему подходит старая дева и говорит: «Какие-то проблемы, капитан?».
У монтажа две цели – передавать идеи и передавать эмоции.
Никогда не смотрю в камеру на съемках, оператор меня хорошо знает и понимает, что мне надо.
Зритель всегда должен сопереживать беглецу.
Однажды я ехал на поезде, и он медленно проезжал мимо какой-то большой старой фабрики из красного кирпича. На ее фоне я заметил две маленькие фигуры – парня и девушку. Парень мочился на стену, а девушка держала его за руку. Любовь нельзя прерывать даже для того, чтобы помочиться.
Всегда заставляйте зрителя страдать: чем сильнее, тем лучше.
Дайте людям удовольствие. Такое же, какое они получают, пробудившись от кошмарного сна.
Как только сценарий закончен, можно уже и не снимать. Я сразу вижу картину до самых последних кадров.
Почему люди убивают? Когда-то это было обусловлено экономической необходимостью. Разводиться было очень сложно и дорого.
Я не чувствую ничего из того, что чувствуют мои герои. Я счастливо женат и не ассоциирую себя с ними.
Часто в кино убийцы какие-то чистюли. Я же показываю, как сложно убить человека и какая это грязная работа.
Если б я не стал, кем стал, я хотел бы стать криминалистом – копаться в жизни преступников и их преступлениях.
Нет ничего страшнее закрытой двери.
Продолжительность фильма должна напрямую зависеть от выдержки человеческого мочевого пузыря.
По-настоящему хороший фильм понятен, даже когда вдруг пропадает звук.
Для меня важнее стиль, чем сюжет.
Месть сладка, при этом от нее не толстеешь.
Мои фильмы со временем становятся классикой, но когда критики видят их впервые, они недовольны. Когда, например, вышел «Психо», один лондонский критик назвал его пятном позора на моей достойной карьере.
В художественном кино режиссер – бог, в документальном бог – режиссер.
Когда ко мне подходит актер, чтобы обсудить своего персонажа, я говорю: «Все есть в сценарии». А если он спрашивает: «Чем мотивированы мои поступки?», я отвечаю: «Твоей зарплатой».
Хорошее кино – это такое кино, когда не жалко денег, потраченных на билет, ужин и няню.
Я не говорил, что актеры – это скот, я говорил, что к актерам надо относиться, как к скоту.
Диалоги – это просто звуки посреди моря других звуков, просто что-то, что доносится изо рта людей, чьи глаза рассказывают историю.
У Диснея нет проблем с кастингом: если ему не нравится актер, он просто разрезает его на мелкие кусочки.
Если бы я снял «Золушку», зритель тут же стал бы искать труп в карете.
Лучшие жертвы — блондинки. Они, как девственный снег, на котором видны кровавые следы.