Гульнара Бажкенова размышляет о том, как Казахстан пытается забыть о самом тяжелом опыте за все годы независимости – событиях 2011 года в Жанаозене.
Один из лидеров забастовки нефтяников 2011 года Максат Досмагамбетов умер. Это значит, что жертв «Жанаозена» спустя семь лет стало больше. По официальным данным, при разгоне забастовки погибло шестнадцать человек, теперь эти данные следует изменить на цифру семнадцать.
Максат Досмагамбетов первым на суде сделал заявление о пытках во время следствия. В полиции ему сломали ребра и лицевую кость. Через шесть месяцев после суда в колонии у него начались непонятные головные боли, от которых ему давали аспирин. Еще через два года, когда игнорировать тяжелое состояние заключенного стало уже невозможно, его отправили на медицинское обследование и был поставлен диагноз «злокачественная опухоль лицевой кости».
То есть сама хронология событий: в 2011 году человеку ломают лицевую кость, через шесть месяцев она начинает болеть, а через два года на ней находят злокачественную опухоль, от которой в 2018 году наступает смерть, – не оставляет шансов для сомнений. Досмагамбетов умер от пыток. На суде и позже в единственном интервью после освобождения он рассказывал жуткие подробности того, что происходило в полиции Жанаозена после разгона забастовки с указанием фамилий следователей. Полиция все отрицала, но их бывший подследственный ценой собственной жизни заплатил за доказательство. Взял назло заболел и умер.
Теперь мы знаем точно: да, все было именно так, как он рассказывал: «В отдельной комнате мне заталкивали иглы под ногти и в колено, били пистолетом и дубинкой, прокалывали уши степлером». И характерные журналистские оговорки-клише («по его словам», «он связывал свою болезнь с пытками»), призванные дистанцировать репортера от объекта, звучат излишней данью непонятно кем выдуманной и неправильно понятой объективистской этике. А с чем еще можно связывать злокачественную опухоль кости, которую вам сломали? Прямую причинно-следственную связь в данном случае можно не замечать только сознательно, что в общем-то и происходит. Смерть участника жестоко подавленной забастовки нефтяников осталась почти незамеченной, об этом не написало ни одно республиканское СМИ, кроме отдувающегося за свободу слова и профессиональный долг журналиста в Казахстане "Радио Азаттык".
Про Жанаозен в Казахстане слишком многие предпочли бы навсегда забыть, стереть из истории. Покушение на искусственно созданное молчание пресекается на корню. Французского журналиста, решившего снять фильм про события 2011 года, задержали в тот момент, когда он брал интервью. Иностранец отделался штрафом и легким испугом, но, возникни подобная идея у его казахстанского коллеги, его ждала бы более суровая участь. Например, тюремное заключение по статье «разжигание ненависти». В прошлом году в Актау голодную забастовку рабочих-нефтяников в поддержку Конфедерации независимых профсоюзов без промедления разогнали, а организаторов посадили. Решительность и отсутствие сомнений как поступить с нарушителями спокойствия явно исходят из уроков, усвоенных в Жанаозене.
Про Жанаозен хотели бы забыть, но он не дает, каждый раз напоминая о себе так или иначе. Сама дата события отныне навсегда увязывает разгон забастовки нефтяников 16 декабря 2011 года с разгоном демонстрации студентов 16 декабря 1986 года, придавая двусмысленность любым торжественным словам в День независимости страны.
В относительно новом гуманистическом направлении психотерапии есть понятие «незакрытый гештальт». Люди трусливо закрываются от тяжелых жизненных потрясений, не найдя в себе сил принять их, переосмыслить и пережить осознанно. В результате прошлое исподволь разрушает человека, даже если внешне он выглядит вполне благополучно и стабильно.
Вопросы без ответов, трагедия без осмысления, преступление без наказания и много места для воображения. Меня всегда удивляло, насколько устойчиво мнение, что убитых в Жанаозене было гораздо больше, чем это признают власти. Такое предположение легко разбивает очевидное и очень простое несоответствие: а где же родственники сокрытых жертв? У них обязательно были бы родственники, которых в Жанаозене, еще и как правило, много. Родители, жены, дети, братья и сестры неизбежно бы начали поиски. Однако нет ни одного человека, который числится пропавшим без вести в Жанаозене после 16 декабря 2011 года, нет никаких заявлений хотя бы правозащитных и общественных организаций о том, что именно в те дни у кого-то бесследно исчезли сыновья, мужья или братья.
Тем не менее слух, со временем принявший форму убеждения, живет даже в весьма респектабельных кругах и периодически появляется в зарубежной прессе. Видимо, общественному мнению шестнадцать безоружных, ни в чем не повинных людей, погибших в мирное время от полицейских пуль, слишком мало. Эмоциональный порог требует большего. Ну так вот теперь не нужно ничего домысливать: в Жанаозене погибло не шестнадцать, а семнадцать человек. На целую жизнь больше.
Фотографии tengrinews.kz Читайте другие публикации Гульнары Бажкеновой в рубрике «Бажкенова Weekly»
Один из лидеров забастовки нефтяников 2011 года Максат Досмагамбетов умер. Это значит, что жертв «Жанаозена» спустя семь лет стало больше. По официальным данным, при разгоне забастовки погибло шестнадцать человек, теперь эти данные следует изменить на цифру семнадцать.
Максат Досмагамбетов первым на суде сделал заявление о пытках во время следствия. В полиции ему сломали ребра и лицевую кость. Через шесть месяцев после суда в колонии у него начались непонятные головные боли, от которых ему давали аспирин. Еще через два года, когда игнорировать тяжелое состояние заключенного стало уже невозможно, его отправили на медицинское обследование и был поставлен диагноз «злокачественная опухоль лицевой кости».
То есть сама хронология событий: в 2011 году человеку ломают лицевую кость, через шесть месяцев она начинает болеть, а через два года на ней находят злокачественную опухоль, от которой в 2018 году наступает смерть, – не оставляет шансов для сомнений. Досмагамбетов умер от пыток. На суде и позже в единственном интервью после освобождения он рассказывал жуткие подробности того, что происходило в полиции Жанаозена после разгона забастовки с указанием фамилий следователей. Полиция все отрицала, но их бывший подследственный ценой собственной жизни заплатил за доказательство. Взял назло заболел и умер.
Теперь мы знаем точно: да, все было именно так, как он рассказывал: «В отдельной комнате мне заталкивали иглы под ногти и в колено, били пистолетом и дубинкой, прокалывали уши степлером». И характерные журналистские оговорки-клише («по его словам», «он связывал свою болезнь с пытками»), призванные дистанцировать репортера от объекта, звучат излишней данью непонятно кем выдуманной и неправильно понятой объективистской этике. А с чем еще можно связывать злокачественную опухоль кости, которую вам сломали? Прямую причинно-следственную связь в данном случае можно не замечать только сознательно, что в общем-то и происходит. Смерть участника жестоко подавленной забастовки нефтяников осталась почти незамеченной, об этом не написало ни одно республиканское СМИ, кроме отдувающегося за свободу слова и профессиональный долг журналиста в Казахстане "Радио Азаттык".
Между тем Максат Досмагамбетов умер не просто от пыток – в последние годы он скитался по больницам, не мог спать по ночам, ему удалили небо и злополучную лицевую кость, сломанную рьяным следователем. Пройдя несколько кругов ада, он умер мучеником.
Про Жанаозен в Казахстане слишком многие предпочли бы навсегда забыть, стереть из истории. Покушение на искусственно созданное молчание пресекается на корню. Французского журналиста, решившего снять фильм про события 2011 года, задержали в тот момент, когда он брал интервью. Иностранец отделался штрафом и легким испугом, но, возникни подобная идея у его казахстанского коллеги, его ждала бы более суровая участь. Например, тюремное заключение по статье «разжигание ненависти». В прошлом году в Актау голодную забастовку рабочих-нефтяников в поддержку Конфедерации независимых профсоюзов без промедления разогнали, а организаторов посадили. Решительность и отсутствие сомнений как поступить с нарушителями спокойствия явно исходят из уроков, усвоенных в Жанаозене.
Про Жанаозен хотели бы забыть, но он не дает, каждый раз напоминая о себе так или иначе. Сама дата события отныне навсегда увязывает разгон забастовки нефтяников 16 декабря 2011 года с разгоном демонстрации студентов 16 декабря 1986 года, придавая двусмысленность любым торжественным словам в День независимости страны.
В относительно новом гуманистическом направлении психотерапии есть понятие «незакрытый гештальт». Люди трусливо закрываются от тяжелых жизненных потрясений, не найдя в себе сил принять их, переосмыслить и пережить осознанно. В результате прошлое исподволь разрушает человека, даже если внешне он выглядит вполне благополучно и стабильно.
Жанаозен – наш общий незакрытый гештальт.Загнанная в глубины общественной души или, если хотите, духа травма, которая все еще пожирает. На события 2011 года наложено информационное табу. Журналисты не ведут расследования в попытке узнать правду, политологи и общественные деятели не обсуждают проблему, как они любят, на круглом столе и конференции, ученые не исследуют «кейс» и не пишут диссертации, режиссеры не снимают фильмы, беллетристы не пишут книги, поэты не слагают грустные баллады – не происходит ничего из того, что помогло бы обществу понять, что и почему произошло однажды в Жанаозене. А еще никто ведь так и не повинился даже перед родными совсем уж невинных, случайных жертв, пришедших в День независимости на площадь города праздновать.
Мы не разобрались в самом тяжелом своем опыте периода независимости.Поспешный суд и показная раздача всем сестрам по серьгам, когда на скамье подсудимых сидели, а потом вместе пошли по этапу и бастовавшие, и полицейские, не ответили на проклятые и вполне конкретные вопросы. Кто начал стрелять? Что это были за подтянутые парни в черных куртках, о которых много писали и лично мне рассказывали все непосредственные участники событий, с которыми я встречалась в Жанаозене год спустя? Какую роль в трагической развязке многомесячной мирной забастовки рабочих сыграли братья Рыскалиевы? Связана ли их опала и таинственное исчезновение с Жанаозенем-2011? Почему министр МВД не понес никаких карьерных потерь?
Вопросы без ответов, трагедия без осмысления, преступление без наказания и много места для воображения. Меня всегда удивляло, насколько устойчиво мнение, что убитых в Жанаозене было гораздо больше, чем это признают власти. Такое предположение легко разбивает очевидное и очень простое несоответствие: а где же родственники сокрытых жертв? У них обязательно были бы родственники, которых в Жанаозене, еще и как правило, много. Родители, жены, дети, братья и сестры неизбежно бы начали поиски. Однако нет ни одного человека, который числится пропавшим без вести в Жанаозене после 16 декабря 2011 года, нет никаких заявлений хотя бы правозащитных и общественных организаций о том, что именно в те дни у кого-то бесследно исчезли сыновья, мужья или братья.
Тем не менее слух, со временем принявший форму убеждения, живет даже в весьма респектабельных кругах и периодически появляется в зарубежной прессе. Видимо, общественному мнению шестнадцать безоружных, ни в чем не повинных людей, погибших в мирное время от полицейских пуль, слишком мало. Эмоциональный порог требует большего. Ну так вот теперь не нужно ничего домысливать: в Жанаозене погибло не шестнадцать, а семнадцать человек. На целую жизнь больше.
Фотографии tengrinews.kz Читайте другие публикации Гульнары Бажкеновой в рубрике «Бажкенова Weekly»
