Родившийся в поселке Каракол Кызылординской области, Галымжан Молданазар мечтал в детстве стать космонавтом. К сожалению, в космос отправиться мы не смогли, но стать чуть ближе к звездам у нас получилось.
В прошлом году группе Moldanazar исполнилось десять лет. Появилась ли у тебя какая-нибудь рефлексия по этому поводу?
Честно, я особо не отмечал эту дату, да и итогов каких-то не подводил. Мне по-прежнему комфортно играть небольшие концерты на 1500-2000 человек. Но все вокруг хотят, чтобы я сделал большой концерт.
Мне рассказывали случай на одном из концертов, когда ради одной композиции ты пригласил музыканта, который прилетел, сыграл свою партию в 20-30 секунд и улетел. Это впечатлило многих! Почему для тебя так важно добиваться идеального звучания, даже в таких вещах?
Хочется всегда делать круто, стараться по максимуму. В команде сейчас есть очень сильные музыканты, которыми я горжусь, мы вместе создаем качественную музыку. Раньше было сложно — когда я привозил хор из 30 человек, а нам говорили, что сцена маленькая — вы просто не поместитесь. Вначале вообще многие удивлялись, что мы хотим заявить небольшой оркестр, сложные аранжировки. Но я тратил все свои гонорары на музыкантов, просто чтобы все звучало так, как должно. Сейчас с этим уже проще — все работают профессионально и таких проблем почти нет.
Ты часто говоришь о возвращении к более сложному звучанию, экспериментам. Новый концерт будет заметно отличаться от предыдущих?
В этом году мы планируем большой концерт с участием хора, а также оркестра и музыкантов. Думаю, он состоится только в Алматы и Астане. Полностью пересмотрю сет-лист: сыграю песни, которые никогда не исполнял на концертах. Обычно мы старались придерживаться концертного формата, чтобы привлекать людей и хоть как-то зарабатывать. В начале, в 2012-2013 годах, когда мы играли чистую электронику на синтах, люди сходили с ума, но денег это не приносило. Но тогда я действительно кайфовал от звучания — три синтезатора, плотный электронный звук… Приходили хипстеры алматинские, а платить за это никто не хотел. В итоге пришлось добавить элементы поп-рока, сделать музыку более доступной, в духе Modern Talking, синтвейва. Сейчас хочется сделать концерт более творческим, ближе к тому, что мы делали с детским хором Kogershin, — усложнять, экспериментировать, идти глубже.
Планируешь сильно экспериментировать с жанрами?
Да, я хочу смешать электронику с оркестром. Давно об этом думаю, и очень хочется реализовать. Я никогда не придерживался одной парадигмы. Раньше много писал для других артистов, занимался коммерческой музыкой в разных жанрах: хаус, фанк, поп-биты, диско. Оставаться в рамках одного стиля — скучно. Но люди хотят, чтобы ты снова и снова делал то, что уже стало популярным и что они полюбили. То же самое с Radiohead — всем нравится их старая музыка. А Том Йорк ненавидит Creep, просто потому, что ему хочется двигаться дальше, пробовать новое.
В конце прошлого года ты был во всех новостных заметках после того, как побывал в AIR Studios в Лондоне. Мы уже видели и клип, и документальный фильм об этом, но расскажи сам — что ты там почувствовал?
Это было классно! В целом я уже давно живу на студиях. Думаю, каждый, кто работает в студии, мечтает побывать в лондонской AIR Studios — потрогать, прочувствовать атмосферу. Это такая маленькая мечта для всех нас. Мы поехали туда с Марией Мун, моим генеральным продюсером, и с Маликом Зенгером, режиссером моих клипов. Посмотрели, поработали, прочувствовали все на себе. И это было невероятно круто. Самое мощное ощущение — когда стоишь внутри. Акустика старой церкви просто завораживает. Я дико кайфанул.
На сведение ты, кажется, поехал в Москву, но там тебе не понравилось, и в итоге ты сводил все в Астане…
Да, мы пробовали делать сведение и в Англии, и в России. Потом у меня были переговоры с Лос-Анджелесом. В итоге пришлось поехать к другу в Астану — у него огромный опыт, он уже работал с оркестром. Я прилетел, мы сидели бок о бок и сводили вместе. Потому что для меня, как и, наверное, для всех, кто пишет музыку, важно одно: ты уже в голове знаешь, какой должен быть вайб. А когда работаешь на расстоянии, объяснить это словами — почти нереально. Отправляешь кучу комментариев, но процесс все равно затягивается.
В результате в Астане удалось свести так, как тебе нравится. Это просто дело привычки? Или звучание действительно изменилось?
Думаю, скорее дело привычки. Я изначально создавал этот трек с определенным звучанием в голове — более камерным, теплым. В итоге финальная версия была ближе всего к тому, что я хотел услышать.
Правда, что вы записывались параллельно с Coldplay?
Да! Когда мы приехали на запись, нас встретила табличка: большой зал — Moldanazar, средний зал — Coldplay. Я большой фанат Coldplay и Radiohead. Как раз за неделю до нас там был Том Йорк. Все говорили: «Давай зайдем, познакомимся, посмотрим, как они записываются». Но я отвечал: «Нет, это неправильно. Нельзя мешать, когда люди работают. Не хочу так».
А ты думал, что скажешь, если бы зашел Крис Мартин (солист группы Coldplay. — Прим. ред.)?
Я бы просто поздоровался. И этого мне было бы достаточно.
То есть ты не хотел бы показать ему свою музыку?
Нет. Я не люблю, когда работаю, а кто-то подходит и пытается показать свою музыку. В студию приходят работать, и в такие моменты все мысли только об этом. Для меня было бы достаточно просто увидеть и поздороваться.
Это круто, очень тактично. А что насчет концерта мечты? На чей живой концерт ты бы хотел попасть, но все никак не получается?
Led Zeppelin. И очень надеюсь, что еще успею на Radiohead. До сих пор не получается.
Ты чувствуешь какой-то груз, осознавая, что молодые артисты смотрят на тебя как на пример продюсирования, развития, создания музыки?
Я не хочу об этом думать. Я вообще не выхожу из дома. Не люблю тусить с музыкантами, обсуждать что-то, слушать чье-то мнение — вообще чье-либо мнение. Потому что оно в любом случае на тебя влияет, даже если ты этого не хочешь. Я видел, как талантливые ребята, с которыми я работал, становились популярными, начинали слушать всех подряд, и это их ломало. В итоге они теряли себя, переставали понимать, кто они такие на самом деле. Это страшно. Поэтому я стараюсь держать дистанцию.
Бывает ли, что ты сознательно слушаешь свою музыку именно как музыку?
Бывает. Это происходит обычно примерно через год после релиза.
Это работа над ошибками?
Просто потому, что я помню: когда писал, мне это нравилось. Но потом, пока сводишь трек, доводишь до ума, он начинает бесить. Год вообще не хочется его слышать. А потом слушаешь — «мм, вроде нормально» — и кайфуешь.
Как ты видишь свою аудиторию?
Я очень горжусь своей аудиторией. На моих концертах всегда все цивильно и культурно — никаких драк, никаких беспорядков. В прошлом году, когда мы делали концерт, вся Фурманова (прежнее название проспекта Назарбаева. — Прим. ред.) стояла в очереди. В новостях писали: «Какие странные люди — никто не дерется, никто мусор не кидает». Это начали репостить. И так приятно видеть, что наша аудитория — хорошие, воспитанные люди.
Получается, можно сказать, что музыка воспитывает человека и делает его лучше?
Музыка — это оружие. А любое оружие можно использовать по-разному.
Думаешь ли ты о том, какое наследие оставишь?
Я воспитал двух артистов — Орынхана и Kunzharyq. Горжусь этим. Горжусь, что смог как-то повлиять на них. Сейчас они пишут крутые песни с богатой лирикой. Еще мы работаем над проектом казахских сказок. Но я до сих пор не написал достойную колыбельную. Пробовал — пока не получилось. Мне не нравится. Нужно что-то очень простое, но крутое, чтобы каждая мама могла спеть это своему ребенку. Я обязательно должен сделать сборник казахских колыбельных. Чувствую, что это моя задача.
Ты помнишь колыбельную, которую тебе пела мама?
Да, моя мама пела Bir Bala. Но она не совсем колыбельная — довольно тяжелая по смыслу. Вообще, колыбельные петь сложно. Они должны быть спокойными, умиротворяющими. А я сам, став родителем, все больше думаю о детях. Потому что для детей у нас мало чего есть. По сути, вообще нет — никакого контента. Все говорят о чем-то глобальном: где-то там глобальное потепление… Но есть вещи, которые важны здесь и сейчас. Когда я с детьми, часто думаю: хочется сначала дать им больше. А дальше они уже сами будут двигаться правильно.
Стиль Сергей Агасфер
Грим Елена Лищенко
Продюсер Сергей Штоль
Ассистент продюсера Динмухаммед Керимов
Выражаем благодарность за содействие в съемках Астрофизическому институту имени В.Г. Фесенкова в лице Чингиса Тукеновича Омарова и Рашита Равилевича Валиуллина.
