В результате тяжелой болезни в детстве Хелен Адамс Келлер (1880-1968) оглохла, ослепла и потеряла только начавшую развиваться речь. Родители пригласили к ней учительницу Энн Салливан, которая научила девочку говорить на языке жестов, рисуя на ладони буквы, читать и писать с помощью азбуки Брайля. Келлер окончила школу для девушек в Гарвардском университете и Колледж Рэдклифф и стала первым в мире слепоглухим бакалавром. В 1920-е вступила в Американский фонд слепых и сконцентрировалась на просветительской и правозащитной деятельности, а также сборе средств в пользу слепых. Вместе с Салливан она девять раз объехала вокруг света с лекциями и написала 12 книг, первая из которых – «История моей жизни» – долгое время входила в американскую школьную программу.
3.01.1932. Письмо доктору Финли по прошествии многих дней и многих треволнений, неразрывно связанных с нашим земным существованием, я, наконец, приступаю к ответу на ваш чудный вопрос: «Что вы думали об открывшемся вам «зрелище», стоя на вершине Эмпайр-стейт-билдинга?» Честно говоря, я была в таком восторге от того, что «вижу», что и не думала о виде. Единственной мыслью, пронесшейся в моем подсознании, была благодарность Господу за то, что он дал слепым зрячие мозги. Теперь, вспоминая вид, открывшийся мне с башни, я абсолютно убеждена, что человек, никогда не вглядывавшийся во тьму, не может понять, каким даром является зрение. Возможно, открывшаяся мне перспектива была ярче той, которую увидели мои спутники, обладающие здоровыми глазами.
Но, так или иначе, лучшее описание Эмпайр-стейт-билдинга, которое попадалось мне прежде, дал мой слепой друг. Как ни сложно в это поверить, трава и небо, которые видят слепые, зеленее и синее тех, что открываются обычным глазам. Уму не сложнее думать о звездах, чем о булыжниках. Незрячему Мильтону являлись видения, которых больше не мог увидеть никто. Его внутренний свет озарил человечеству райское царство.
Но как же насчет Эмпайр-стейт-билдинга? Это было очень волнительно – со свистом взлететь в «подъемнике» на четверть мили ввысь и увидеть Нью-Йорк, распростертый, подобно прекрасному ковру. Островок Манхэттен, обрамленный, как бриллиант, гнездом радужных вод, смотрел мне прямо в лицо, и Солнечная система кружила вокруг моей головы. Ну надо же, – подумала я. – Солнце и звезды – это пригороды Нью-Йорка. У меня даже появилось сумасбродное желание купить небольшой участок на одной из планет. Депрессия, осознание тягот жизни – все исчезло.
Я была приятно удивлена, обнаружив, как поэтичен Эмпайр-стейт-билдинг. Все, кроме моего слепого друга, говорили, что он являет собой свидетельство отвратительного материализма: нагромождение стальных сот без всякой цели, кроме разве одной – удовлетворить американскую страсть во всем превосходить остальных. Как сказал один француз, в моменты экзальтации американец воображает себя полубогом – да что там, богом, потому что только боги никогда не устают от таких громадин. Самое высокое, самое большое, самое дорогое – только этим дышит его тщеславие.
Ну а я вижу в Эмпайр-билдинге что-то еще: страстное мастерство, неутомимый идеализм. Самое высокое здание – это победа воображения. Вместо того чтобы пригибаться к земле, как животное, человек воспаряет духом к вышним сферам и с этой новой точки, укрепив свое мужество, вновь устремляется взором к невозможному и мечтает о еще более величественных свершениях.
Пусть циники говорят об американском материализме что угодно. За этим – поэзия, мистицизм и вдохновение, которые символизирует Эмпайр-стейт-билдинг. В его гигантской оси я вижу поиск красоты и духовного зрения. Я – одна из тех, кто видит, и все же верит.
02.02.1924. письмо Нью-Йоркскому симфоническому оркестру
Имею удовольствие сообщить вам, что вчера вечером я прожила восхитительный час, слушая по радио Девятую симфонию Бетховена. Я ни в коем случае не хочу сказать, что «слышала» музыку так же, как ее слышали все остальные. И не уверена, что сумею объяснить вам, как мне удалось получить от симфонии такое удовольствие. Прошлой ночью моя семья слушала ваше прекрасное исполнение бессмертной симфонии, и кто-то предложил мне положить руку на динамик – вдруг я почувствую какие-нибудь вибрации. От радиоприемника отвинтили крышку, и я дотронулась до мембраны. Представьте, каково было мое изумление, когда я почувствовала не только вибрации, но и ритм, пульс, движение музыки! Меня захватили переплетающиеся и смешивающиеся вибрации разных инструментов. Я слышала корнеты (в классическом исполнении Девятая симфония не предусматривает этого духового инструмента. – Esquire) и ударные, грудные голоса альтов и совершенный унисон скрипок.
Прекрасная речь скрипок текла над глубочайшими звуками, издаваемыми остальными инструментами. Когда вступили человеческие голоса, взволнованные дыханием гармонии, я сразу их узнала. Я чувствовала, как хор становится все более торжественным и восторженным, как он стремится ввысь, подобно пламени.
Мое сердце замерло. Женские голоса показались мне воплощенными голосами ангелов. Великий хор пульсировал на моих пальцах, замирая и вновь набирая силу. Наконец, все инструменты и голоса слились в океан божественных вибраций – и стихли, как ветер, когда весь его импульс растрачен, завершившись нежным дождем сладких нот. Конечно, это нельзя назвать «слушанием», но я точно знаю, что звуки и гармонии погрузили меня в атмосферу восхитительной красоты и величия.
Комнату заполняли тьма и мелодия, тени и звуки, и я не могла не подумать о композиторе, который, как и я, был глухим. Меня поразила сила его неутомимого духа, из его боли выковавшая такое наслаждение для других. Я сидела, нащупывая рукой великолепную симфонию, разлившуюся, как море, по безмолвным берегам наших с ним душ. Позвольте мне от всей души поблагодарить вас за наслаждение, которое ваша музыка принесла моему дому и мне. Я хочу также поблагодарить радиостанцию WEAF за радость, которую они сообщают миру.
https://youtu.be/gbCk_DQCOp4Перевод Ирины Кальеевской
