Казахстанский специалист и общественный деятель Айнура Абсеметова, уехавшая по линии ООН работать в Малави, в своем двадцать первом письме рассказывает, где отдыхает Мадонна и в чем Трамп прав.
Была бы я одна, то давно бы уже выдвинулась на машине к озеру и на месте определилась, где остановиться. А так, при выборе места отдыха надо учитывать вкусы и интересы дамы 65 лет, перманентно протестующего и подвергающего все сомнению подростка и его беспокойного друга-щенка.
После долгих обсуждений мы нашли компромиссный вариант – отель у озера с почти казахским названием «Кумбали», ностальгически напомнившим мне наш «Кумбель». Официальный сайт обещал первозданную красоту африканской природы наряду с цивилизованным комфортом. Закрытый пляж. Уединенный коттедж на склоне горы и трехразовое питание. Из развлечений – катание на лодке по озеру, кормление рыбами орлов и горная прогулка на рассвете. На фотографиях сайта потенциальных туристов так же заманивали гамаки и чистый песок. При этом мне даже не надо расчехлять свою машину, фирма предоставляла транспорт туда и обратно. И все это входит в одну цену без скрытых или неучтенных выплат. Последним доводом стало разрешение брать с собой домашних питомцев, мы ведь не могли предательски бросить в душном городе нашего любимца, щенка Рикки.
Словом, слишком хорошо, чтобы сомневаться дальше. Я забронировала в Кумбали двухдневный отдых и ранним субботним утром мы всей семьи с гостьей из Мозамбик – дочерью близкой подруги, коллегой-волонтером ООН из соседней страны – мы выдвинулись в путь.
Честно скажу, всю дорогу меня, как организатора тура, одолевали сомнения, не увидим ли мы на месте африканского пятизвездочного отдыха картинку далекую от рекламы, а именно грязь, убогость, разваленные хижины из глины и босоногих ребятишек…
Единственное, что служило гарантом – лодж (так здесь называют отели и гостиницы) является частью дорогущего гостиничного комплекса в центре столице, где раз в год любит отдыхать Мадонна. Буквально пару недель назад мировая селебрити опять приезжала со своими детьми, пару которых усыновила в Малави. «Ну, раз сама Мадонна, значит, опасность заразиться и заболеть невесть чем, не грозит» – успокаивала я себя. Риск подцепить какую-нибудь инфекцию – фобия любого, даже самого прекраснодушного экспата в Африке. Естественный синдром, когда каждый день имеешь дело со страшной статистикой заболеваемости и новостями вроде той, что водосточная и канализационная трубы прохудились настолько, что канализационные сливы проникли в трубы, по которой вода течет к нам в душ и краны. Весь город, особенно иностранцы, замерли от омерзения и ужаса. Все чаты были посвящены вопросу, как и где мыть посуду, как должна пахнуть заразная вода и когда проблему решат. Аварию, согласно официальным новостям, устранили в течении двух суток, но сколько еще отходной жидкости будет плавать по трубам, не известно. Неделю спустя в газетах вышли новости о первых жертвах канализационной воды… В другой раз на несколько дней отключился интернет. Новости в газетах и события на работе постоянно держат тебя в стрессе – любая вселенская катастрофа возможна в этой стране.
Побег из города был остро необходим нашим измученным телам и душам. В семь утра мы всей компанией погрузились в машину, предоставленную гостиницей, и отправились в путь.
За окном мелькали деревни, полуголые босоногие детки, козы, костры, пыльные кустарники, поля. По прибытию, мы были настолько уставшие, что хотелось только быстро в душ и лечь. Нас встретили местные служащие, которые как будто зная о нашем состоянии, подхватили наши вещи и проворно понесли их куда-то вглубь чащи и камней. Я от изумления окружающим открыла рот и не закрывала, пока мне не подали американо. Лодж расположен у подножья каменистой горы. Пейзаж был таким же красивым как на сайте, только фотография не могла передать ощущения, что гостиница – это пещера в горе. Внутри темно, прохладно, чисто и уютно. Мы приехали в 10 утра, но на завтрак не опоздали – его подают в любое время дня! Нас проводили наверх, к нашему коттеджу вела красивая выложенная валунами тропинка. По пути мы обогнули огромный баобаб, судя по размеру, ему лет шестьсот. И наконец наверху перед нами открылся восхитительный вид на озеро.
Коттедж стал еще одним поводом для восхищения – сделанный под хижину из соломы, бамбука и дерева, он очень точно воспроизводил аутентичный африканский стиль, я даже подумала, что только сейчас и попала в Африку. Все сделано из местных подручных материалов, удобно и лаконично.
Побросав быстро рюкзаки и наспех освежившись, мы уже окрыленные, отличном настроении спустились вниз. Каждый шел за своим. Я и моя подруга за кофе, мама за чаем, Жаник к озеру поплавать, Рики – за свободой от нас. Только мы расселись в широкие кресла веранды, оформленной в колониальном стиле под крышей из соломы, к нам подошел администратор, взял заказ на завтрак, предложил кофе и чай, и бесшумно удалился.
За соседним столиком сидела и красиво курила белая, широкая в кости женщина, несмотря на утро в украшениях и при макияже.
Ей было за пятьдесят и именно так в моих глазах выглядят колонизаторы: ухоженность, легкая непринужденность в одежде, леность в британском говоре, осанка европейских аристократов, неторопливость в движениях, приятная улыбка, фермерская простота в общении с себе подобными, но ощутимая дистанция с обслуживающим персоналом.
Женщина дружелюбно приветствовала нас. Сначала я приняла ее за администратора, с которой говорила по телефону. Она скромно промолчала о том, что вместе с мужем является собственником знаменитой «мадонновской» гостиницы и лоджа «Кумбали». Ее звали Маорин и была она не только приветливой, но и словоохотливой женщиной. Я то думала, что причиняю неудобство, задавая слишком много вопросов, но выяснилось, что неудобно будет нам, поскольку Маорин слишком очевидно хотелось поболтать. Разговорчивым оказался и ее супруг Гай. Они подходили к нам несколько раз на дню и каждый раз мы продолжали начатый с утра разговор, так что за время уикенда у нас сложилась длинная беседа.
Гай – крупный, коренастый мужчина пятидесяти семи лет, с голосом как у пирата из старых советских фильмов и – воплощение колониального духа и характера. Он охотно делился с нами своим мнением о Малави, переодически предупреждая, что это его личное мнение и оно не официальное. Он просил не озвучивать его нигде и то понятно: высказывания пестрили сексизмом, расизмом и взглядами, которые вот уже полвека считаются не приличными. Несмотря на это, мне было интересно слушать, как интересно хоть и малоприятно слушать любое честное высказывание, и не интересно хоть и приятно – лицемерно—беззубо-политкорректное.
Гай открыто говорил о том, что давно уже не принято говорить вслух не только среди европейцев, но и мало-мальски образованных людей. Такое редко услышишь даже в фейсбуке.
Гай и Маорин являются потомками белых колонизаторов, двести лет назад причаливших на мыс Доброй Надежды. Если Гай еще может сомневаться как, откуда и куда именно прибыли его предки, то у Маорин бабушка сохранила семейную историю до и после переселения. В 1820 году пра-пра-пра-бабушка Маорин приплыла в Африку со своей семьей то ли из Ирландии, то ли из Шотландии. Они были фермерами и искали лучшей доли на черном континенте, в то время как их соплеменники уже составили процветающие колонии в Америке и Австралии. Слушая супружескую пару я вспомнила один эпизод «Детей капитана Гранта», где почти такая же история семьи-переселенцев со старого света в Австралию. Гай и Маорин являли собой живое продолжение романа, только в Африке. Их предки в разное время жили в разных странах огромной Южной части черного материка. Сложилось так, что в итоге Маорин родилась в Замбии и жила там, пока земли ее родителей не отобрали в период обретения этой страной независимости. Затем они осели в ЮАР, где Маорин встретила Гая и вышла за него замуж. Свержение режима Апартеида вынудило молодых супругов с тремя детьми переехать из неспокойного и уже недружелюбного для белых ЮАР в мирный и тихий как болото Малави. На сегодняшний день они являются владельцами 650 тысяч гектар земли в Малави. Ее братья и сестры владеют землями по ту сторону Малавийского озера в Мозамбик, а кто-то остался в Южной Африке.
Почему вы выбрали Малави, такую бедную страну, где ничего нет? Почему не Австралия или какая-нибудь другая европейская страна? С такими деньгами можно было неплохо устроиться и в «белых» странах...
В ответ я получила неожиданно честный, до оскомины во рту обнажающий суть оставшихся белых колонизаторов ответ: «А зачем нам переезжать туда? Там (в Австралии, Европе) работают законы и порядки, там у нас нет таких возможностей, как здесь. Где еще я смогу жить так, как живу сейчас?» – признался Гай, раскидывая руками жестом, указывающим на все вокруг – на шикарный лодж, гору и черных служащих.
Тут же окрикнув менеджера, дал ему поручения на чичеуа.
«Окей, Босс» – сказал тот и сделав легкий поклон, удалился.
«Я здесь имею возможность реализовать свои таланты, – по-своему продолжила мысль супруга Маорин, стараясь смягчить слишком уж резкое высказывание колонизатора-расиста, – здесь можно делать то, что никто не делает, для этого есть пространство и безграничные возможности. Все что вы видите, я создала вместе с супругом. Вот эта мебель, столы, кресла – все создано по моим эскизам. Мы тут свободны и можем реализовать любую нашу идею! Вот эту гору и ее природные особенности мы использовали во благо, создав уютный лодж. Из 650 тысяч гектаров земли у нас изначально было 300 тысяч гектаров леса. Сейчас осталось только 200 тысяч лесов – остальное медленно уничтожают жители деревень, вырубая лес для угля. Это местные уничтожают, мы же пытаемся сохранить местные ресурсы, красоту и богатство этой земли».
Я киваю в ответ, а у самой в голове взрываются маленькие бомбочки. За пределами этого хозяйства, вид окрестности резко меняется. Бедность и убогость соседней деревни бьет в глаза резким контрастом. Служащий рассказал, что тамошние мальчишки не ходят в школу и рано начинают зарабатывать рыбачеством. Да и кто все-таки решается учиться, идут в медресе при мечети, а в государственную школу – община не одобряет. Нужда заставляет людей вырубать все деревья в округе и выкорчевывать остатки пней, а невежество – засорять пластиковыми пакетами все вокруг, так что козы уже давно научились жевать пакеты наравне с травой.
«Эту страну уже ничто не спасет. У людей тут нет самого главного – образования. Было бы образование, они бы знали, что так плодиться нельзя. Это вторая беда Малави – бум рождения детей. Все эти международные организации типа вашей ООН, все эти НПО сами усугубляют ситуацию с бедностью. Смотрите, что они натворили своими программами: сократили смертность матерей и младенцев, борются со СПИДом, увеличили продолжительность жизни. Помогают выжить инвалидам, больным и всем тем, кому было суждено умереть. Что это дало? Перенаселение страны! Еще 10 лет тут было всего 5 миллионов человек, а сегодня в Малави почти 20 миллионов! Я считаю, что это наихудший вред, который могла причинить вся эта ваша международная помощь. Смерть – это нормально, это естественный контролер баланса в природе. Вы не подумайте, я люблю этих людей. Но нельзя стоять на пути смерти. Даже я сказал своей жене, если я заболею раком, не надо меня лечить. Мы все рождены чтобы умереть!»
– А еще, я скажу одну вещь, - близко склоняясь к моему лицу прошептал Гай голосом пирата, – только не подумай ничего, но я скажу тебе, что Трамп прав! Все его ненавидят, а ведь он честный мужик и говорит то, что думает! Так вот, Трам прав, когда сказал что эту Африку спасет только повторная колонизация. Но честность в этом мире не ценится. Мир стал лживым во благо утопичным принципам прав человека, поэтому его ничто не спасет.
Мне тоже досталось. Пришлось выслушать и о том, что «негодяи из международных организаций» на самом деле не заинтересованы в благополучии африканских народов так, как заинтересован он и его семья. Гай и Маорин выросли на руках африканских нянь, родители днями и ночами пропадали на фермах. Эти белые африканцы с гордостью называют себя африканцами, а Африку искренне считают родиной. Они по своему патриотичны, Гай не переставал убеждать, что он и его семья любит этих людей, которые однако не способны к самостоятельной жизни без них.
Я слушала эту казалось бы старомодную канувшую в небытие философию в душе Киплинга с широко открытыми от удивления глазами. Гай так громко и свободно говорил, что мне в какой-то момент стало неловко перед обслуживающими ребятами-малавийцами. Но самое неприятное было то и остается осадком до сих пор, что нечем было крыть. Гай будет прав до тех пор, пока африканцы, да и все постколониальные общества будут верить в то, что знания и умения передаются по крови. Независимость от белых людей ни к чему не привела африканские народы, кроме как тотальной коррупции, разбою, войнам и болезням.
…На следующий день мне уже не хотелось снова переживать глубокие ментальные противоречия. Каждый из нас погрузился в свой способ отдыха. Жаник и Рикки не выходили из воды. Мама углубилась в книгу. Мы с подругой погрузились в молчаливое медитативное созерцание. Думать не хотелось. Хотелось не думать. Я не желала сопоставлять услышанное со своими соображениями и убеждениями.
Перед отъездом мы еще раз пересеклись с хозяевами за чашкой кофе. Обменялись телефонами и пожеланиями созвониться. Маори и Гая впечатлило мамино увлечение шитьем, а им как раз нужны костюмы для маскарада.
Дорога домой была гораздо спокойнее и быстрее. Рикки всю дорогу спал на плече у Жаника. Мама довольная дремала на переднем сиденье.
Мне понадобилось пару дней после разговора, что бы собрать себя в кучу и сложить полученную информацию в полочку под названием «одно из мнений». Конечно, в чем-то Гай прав: в постколониальной истории Африки практически нет страны с историей успеха. Нет готовых рецептов освобождения человека из рабства без последствий для него и окружающих. Но многие аргументы и убеждения Гая рождены его прошлым, которое он не готов отпустить и до сих пор считает колониальное прошлое единственной верной моделью для процветания. Поэтому он выбирать жить там, где все еще нужен физический труд и всем рулят фермеры-феодалы.
Айнура Абсеметова
