Каждый месяц британский писатель и журналист Уилл Селф рассматривает ту или иную часть мужского тела. В этот раз он крутит бедрами.
В слове «хипстер» прячется английское hip — бедро, и если верить гипотезе, выловленной из каши, которая уже много лет булькает в моем ржавом котелке, причину этого следует искать в повадках курильщиков опиума: чтобы втянуть очередную порцию дурмана, они обыкновенно укладываются на бок. Согласитесь, что ассоциация ясна. Позицию же (а точнее позу) американских хипстеров сороковых годов по отношению к власти вполне можно охарактеризовать как пассивно-подрывную. Кроме того, они были стильными ребятами. Большинство частей человеческого тела связываются с той или иной гранью человеческой души — в этом нам помогают фольклор, религия или модные заклинания на языке нейропсихологии, — но нет на свете такого провидца, который сумел бы объяснить, почему людям с узкими бедрами, и мне в том числе, так катастрофически не хватает стиля.
Люди на улице часто спрашивают меня: «Скажите, как это вы живете совсем без бедер?» Почему бы им просто не пройти мимо? Наверное, и впрямь трудно без раздражения видеть мужчину довольно-таки зрелого возраста, который либо гуляет по улицам в спущенных джинсах, либо каждую минуту подтягивает их, слегка подпрыгивая, — так женщины обыкновенно поправляют сползающие колготки. Да-да, мне отлично известно, что по нелепой современной моде штаны должны болтаться на заднице мешком, кое-как прикрывая только ее нижнюю половину, но у меня нет ни малейшей охоты подражать темным как ночь (в обоих смыслах) завсегдатаям американских тюрем, и я по-прежнему отдаю предпочтение классическим левисам. Но что бы я ни надел — высоко сидящие брюки со стрелкой или свободные бесформенные портки, на которых столь часто останавливают свой выбор пузатые стареющие повесы, — результат всегда один и тот же: ни посредством наиширочайшего из кожаных корсетов, ни благодаря комплекту наиэластичнейших подтяжек мне не удается удержать пояс штанов на своей... гм... талии. Такова горькая доля безбедренного мужчины.
Мой собственный папаша, благослови его Бог, сроду не имел ни бедер, ни стиля. На моей памяти он всегда ходил только в мятых просторных брюках из серой фланели, фиксируя их на том месте, где полагается быть талии, при помощи ремня, который он даже не давал себе труда пропустить в шлевки. Подпрыгивать? Еще чего! Я никогда не видел, чтобы он хоть на миг оторвал от земли обе ноги сразу; вместо этого он без малейшего стеснения расстегивал ремень и штаны и приводил в порядок всю нижнюю часть костюма, включая исподнее. Когда я пытался взывать к его стыдливости, он отвечал мне с непоколебимой уверенностью, к которой примешивалась легкая нотка досады. «Послушай меня, малыш Вилли, — говорил он, — когда ты по-настоящему повзрослеешь и поймешь, что отсутствие бедер неизлечимо, ты и сам, подобно мне, будешь пускать в ход все способы избежать нездорового любопытства публики, дозволенные калекам. Ни одному из наших славных земляков не придет в голову возмущаться, глядя, как я при честном народе спускаю с себя штаны и трусы, — ведь не станут же они упрекать слепого за то, что он стучит по тротуару белой тросточкой. Люди не дураки, и если кому-то выпало счастье иметь нормальные бедра, он по крайней мере должен проявлять сочувствие к тем из нас, кому повезло меньше».
Что ж, он рассуждал мудро, но не чересчур ли оптимистично? В конце концов, с тех пор минуло добрых сорок лет, а никто так и не подумал провести публичную кампанию с целью защиты прав британцев, обезбедренных c рождения. В нашу пользу не делают пожертвований, и в календаре нет специального Дня бедра, когда знаменитости ходили бы в спущенных штанах. Брошенные на произвол судьбы, мы, безбедренные, вынуждены самостоятельно бороться с житейскими невзгодами, параллельно по мере сил взращивая наших безбедренных детей. Убедившись, что сыновья унаследовали мой роковой изъян, я сразу же сказал им обоим: «Вы навсегда останетесь отщепенцами, вы будете прозябать в тени крепкобедрых мужчин и терпеть презрение крутобедрых женщин, если только не изберете в качестве защиты единственный перспективный путь — наступление. Компенсировать отсутствие бедер, мои маленькие несмышленыши, можно лишь одним способом: вы должны культивировать стиль».
Да, именно так я им и сказал и так их воспитал. Я учил их мурлыкать себе под нос песни The Velvet Underground, а не детские считалки, пить кофе, а не кефир, и носить килты, саронги, дхоти и балетные пачки — все что угодно ради создания имиджа стильного парня с мужскими бедрами. Иные родители, пожалуй, не согласятся с таким подходом, но мои сыновья, по крайней мере, никогда не страдали от пассивного курения, регулярно вдыхая дым собственного производства, и на каждый день рождения получали пару самых модных солнечных очков а-ля Киану Ривз. Помогло ли им это забыть о своем врожденном дефекте? Понятия не имею: один из них живет в Хего и разводит коров, другой занимается добычей танталовой руды в Киншасе. Даже вздумай они вернуться в добрую старую Англию, им едва ли захочется пускаться в откровения перед своим дряхлеющим предком — для этого они оба слишком круты.
В слове «хипстер» прячется английское hip — бедро, и если верить гипотезе, выловленной из каши, которая уже много лет булькает в моем ржавом котелке, причину этого следует искать в повадках курильщиков опиума: чтобы втянуть очередную порцию дурмана, они обыкновенно укладываются на бок. Согласитесь, что ассоциация ясна. Позицию же (а точнее позу) американских хипстеров сороковых годов по отношению к власти вполне можно охарактеризовать как пассивно-подрывную. Кроме того, они были стильными ребятами. Большинство частей человеческого тела связываются с той или иной гранью человеческой души — в этом нам помогают фольклор, религия или модные заклинания на языке нейропсихологии, — но нет на свете такого провидца, который сумел бы объяснить, почему людям с узкими бедрами, и мне в том числе, так катастрофически не хватает стиля.
Давайте попробуем подойти к решению этой проблемы исподволь. Что может быть печальнее для отца, нежели услышать от своего мужающего сына слова: «Пап, у меня совсем нет бедер»? А вот мне пришлось услышать их дважды, оба раза с мучительным холодом в груди. У двух из троих моих чудесных сынишек бедра — увы! — узки настолько, что их словно бы и нет вовсе. Сознание того, что я передал этот ужасный недостаток пятидесяти процентам своего потомства (абсолютно полноценные бедра моей дочери не вызывают у нас никакой тревоги), сравнимо разве что с переживаниями императрицы Александры Федоровны, которая породила ветвь царского древа, увешанную страдающими гемофилией плодами. Эх, если бы у меня под рукой был второй Распутин, способный гипнозом исцелить моих сыновей от безбедренности (и, соответственно, добавить им стиля) так же легко, как первый останавливал кровь наследнику российской короны! Но поскольку бедра, которых недостает моим сыновьям, — вещь материальная и состоит из кости, я сомневаюсь, что их можно усовершенствовать путем духовных манипуляций.
