В день памяти жертв репрессий Гульнара Баженова говорит о новых «добрых» репрессиях десятых годов, которые в глазах общественности выглядят не такими уж невыносимыми.
Два события на одной неделе с интервалом в день – громкое убийство российского журналиста Аркадия Бабченко, оказавшееся инсценировкой в рамках операции украинских спецслужб, и закрытие судом казахстанского сайта «Ратель» с параллельным запретом на профессию для главреда и основателя Марата Асипова.
Произойди убийство по-настоящему, события были бы несоизмеримы по масштабу настолько, что нельзя было бы перечислять их вот так одной строкой, даже если они произошли друг за другом. На фоне выстрела в спину на пороге дома приговор Медеуского суда Алматы выглядит если не справедливым, то не людоедским точно. Политические убийства в соседних странах как бы подчеркивают, что самое страшное, что может произойти с независимым журналистом или оппозиционным политиком в Казахстане, на самом деле совсем не страшно.
При каждом новом уголовно-политическом деле у нас любят вспоминать репрессии 1937-го, что, конечно же, большое эмоциональное натяжение, даже по сравнению с соседями – посмотрите, как у нас все пристойно. Там заказывают и убивают – у нас судят. Примерно так все видится из кабинетов левого берега Астаны.
Два события на одной неделе с интервалом в день – громкое убийство российского журналиста Аркадия Бабченко, оказавшееся инсценировкой в рамках операции украинских спецслужб, и закрытие судом казахстанского сайта «Ратель» с параллельным запретом на профессию для главреда и основателя Марата Асипова.
Произойди убийство по-настоящему, события были бы несоизмеримы по масштабу настолько, что нельзя было бы перечислять их вот так одной строкой, даже если они произошли друг за другом. На фоне выстрела в спину на пороге дома приговор Медеуского суда Алматы выглядит если не справедливым, то не людоедским точно. Политические убийства в соседних странах как бы подчеркивают, что самое страшное, что может произойти с независимым журналистом или оппозиционным политиком в Казахстане, на самом деле совсем не страшно.
При каждом новом уголовно-политическом деле у нас любят вспоминать репрессии 1937-го, что, конечно же, большое эмоциональное натяжение, даже по сравнению с соседями – посмотрите, как у нас все пристойно. Там заказывают и убивают – у нас судят. Примерно так все видится из кабинетов левого берега Астаны.
Засудить до потери сознания, оставить без работы и без штанов – это новая казахстанская гуманность.Приговор Медеуского суда возмущает, но не задевает глубинных струн души широких масс, как это бывает, когда стреляют в спину. Если бы Марата Асипова заковали в кандалы и отправили на рудники, толпа боготворила бы его и рыдала. Люди любят трагедию – но не получат ее, Астана не дает нам героев на ровном месте. Просто на наших глазах в очередной раз произойдет тихая драма, когда у человека отнимают все вплоть до смысла жизни, и на самом деле это не легче жестокой пытки, но понять невыносимость такой легкости бытия способны единицы. Что такое лишение человека дела всей его жизни, как не бескровное и символическое лишение жизни? Что такое Марат Асипов без журналистики? Люди, которые выносят свои решения далеко от зала заседаний Медеуского суда, знают ответ. Для таких, как он, работа является смыслом и главным двигателем, без нее они в буквальном смысле - ничто. Сайт «Ратель» для бывшего главреда самой популярной и влиятельной в нулевые годы газеты «Время» был последней возможностью набрать высоту и вернуть былую значимость. И это ему удалось: сайт, который поначалу делался на коленке, стал одним из самых массовых и цитируемых в Казнете. Расследований и разоблачений «Рателя» боялись. За приговором о его закрытии может стоять не только и не столько отставной министр Зейнулла Какимжанов, но и любой другой действующий высокопоставленный герой публикаций. То, что позволяли себе журналисты «Рателя», в Казахстане давно уже никто себе не позволяет. Они надоели влиятельным людям и поплатились за свою дерзость, как до них платили другие, и это не ранило общественность, потому что «не убивают же». Впереди надоевшего главреда надоевшего сайта ждет суд по уголовному делу. Осмелюсь предположить, что при аккуратной поддержке, без массовых петиций и нагнетания страстей (этого большие люди в Астане на дух не переносят, и приговор в таких случаях звучит жестче) его не посадят. Другое дело, оставить противника без работы и средств к существованию, заставить испытывать банальные житейские трудности, когда невозможно даже оформить нотариальную бумажку, как в случае с председателем незарегистрированной партии «Алга» Владимиром Козловым, который, отсидев четыре года из семи, вышел на свободу условно-досрочно без возможности вести нормальную жизнь. У него нет даже индивидуального номера налогоплательщика – мера, сопоставимая с лишением гражданства, и честнее было бы уже отнять паспорт, но это подняло бы события до высоких драматических нот, а так, ну что такое лишение ИИН? Иезуитский канцелярит. Оппозиционера лишили ИИН – новость, достойная заголовка в провинциальной желтой газетенке. На прошлой неделе, после того как я написала про медиагероев и сбитых летчиков, сразу несколько человек упрекнули меня в том, что я назвала Асипова неудачником. Серьезное оскорбление для казахстанцев, амбициозность и стремление которых к социальному преуспеванию - одна из важных черт национального характера. Изгнанный в маргинальную плоскость, обреченный на бездействие оппозиционер в старом костюме, потому что новый купить не на что – это и есть высшая мера гражданского наказания по-казахстански.
Смерть на миру красна, а «добрые» репрессии десятых годов каждый переживает в одиночку. Сводить драму до фарса, делать трагичное в глазах окружающих смешным, курьезным или обыденно-бытовым – это и есть метод борьбы с инакомыслием в Казахстане десятых годов.Каждый перебегающий за нечеткую красную линию может быть уверен, что жить-то он будет, но жить будет довольно бедно и бесцельно.
