Esquire выяснил, почему медиадива предпочитает держаться подальше от родного города, за что обожает глянец и каково это – задать неожиданный вопрос президенту.
Настроившись на долгое, вальяжное интервью за бесконечными кофе и сигаретами, я сильно не угадал. Галина давала ответы короткими, выверенными предложениями. Сначала чуть недоумевая, я позже понял, откуда это. Многие воспринимают Рыжкину по работе на сайте Buro247.kz, блистающим всеми гранями моды и светской жизни, но мало кто помнит ее радикальное (по нынешним меркам) репортерское прошлое, с закалкой в главной журналисткой кузнице рубежа 90-х и 2000-х – «Информбюро» на «31 канале». Отсюда эта лаконичность – в теленовостях не до велеречивости.
Такое впечатление, что знал я Галу (она именно так просит себя называть) почти всегда. Точки отсчета нашего знакомства не помню. И было ли оно? Мы просто с разной степенью регулярности встречались то на официальных мероприятиях, то на людных презентациях и – куда без этого – на крайне нетрезвых афтепати. Кроме того, я замечал ее на разных блог-платформах (было лет-5-6 назад такое увлечение у казахстанской пишущей и читающей публики, которое ныне бесповоротно накрылось Фейсбуком).
Благодаря Инстаграму стало понятно, что у Галы есть дочь, теперь уже двое барбосов – Макар и Мята, изредка на фото появлялся брат (о ее отношениях с ним можно написать отдельный и очень личный текст. И, наверное, его должна написать она сама).
Больше всего картинки в Инстаграме Рыжкиной, конечно же, сообщали о ее работе, которая плавно перетекала в лайфстайл и обратно. И даже когда она ушла из Buro, ладно скадрированных и отфильтрованных снимков не стало меньше. То девушка красиво сидит в кресле на перезапуске Esentai Gallery, то редактирует книгу оскандалившемуся блогеру, то распинает глаголом очередного сморозившего глупость чиновника.
Так вот, с нового года Галина завязала со штатной работой и буквально сбежала в Индию, только в самолете задавшись вопросом: куда же она собственно летит. Добровольно погрузив себя на несколько недель в «аюрведическую тюрьму», она вернулась с панчакармы (древний метод очищения организма, – Esquire) похудевшая, загоревшая и с новыми запросами к себе и к тому, что собирается делать. Например: исследовать казахстанский сегмент Тиндера – онлайн-сервис для знакомств не только забавляет ее своими разномастными персонажами, но и интересует с журналистской точки зрения. Очередную галочку (sic!) напротив своего имени Гала в моих глазах заработала, когда ради интервью отложила свидание с интернет-красавцем из огненного приложения.
Я родилась в южно-казахстанской провинции. Сюда не ходят поезда, не летают самолеты. Кентау сегодня – это почти мертвый город. Но я его люблю, люблю провинцию, люблю ее в себе, и никогда этого не стеснялась. Эта любовь очень противоречива, как, в общем, любая сильная любовь. А любовь к Родине – всегда сильная, она – как Балабановские фильмы, от слез – до отвращения.
Главное, что мне дал этот город – понимание, что из него надо бежать. Если бы я там осталась, наверное, умерла бы от тоски или передозировки героином, как мои ровесники. В нулевых Кентау завалили дешевыми наркотиками, их можно было легко достать, почти как сигареты.
Первыми стали умирать молодые мужчины. А я стала реже туда возвращаться.
Со стороны этот город любить проще. Так не больно, так о нем помнишь и рассказываешь хорошее. Вот и мои друзья думают, что в Кентау все до сих пор варят греческий кофе в турке, а в городе пахнет не дерьмом, а исключительно – спелым виноградом. Потому что я так помню, я так хочу помнить. И у меня всегда будет с ним живая и чувственная связь – мой отец, мама, мой дом.
Журналистом я хотела стать с двенадцати лет. Еще раньше, когда в третьем классе увидела, как с одноклассников срывают галстуки за их «поведение, недостойное пионера», а они плакали, советская власть мне стала явно несимпатична.
В перестройку я полюбила телевидение, увидела первые политические ток-шоу и прямые трансляции. От возможностей и силы слова захватывало дух. Тогда журналистика была романтичным призванием, а я – романтичной девочкой.
В двенадцать лет я, естественно, не знала, что в США журналистика уже свергла с престола романистов и определила дальнейшее направление всей американской литературы. В это время там никто не мечтал написать свой роман – колонки на первых полосах газет, статьи и рассказы в журналах сами стали литературой.
Информационной журналистике меня учили лучшие люди: Виктор Климов, Дима Бациев, Вадим Борейко, Гульнара Бажкенова, Женя Грюнберг. Мне повезло – я никогда не устану это повторять и всегда буду любить их за то, что они мне привили. При других обстоятельствах я бы до сих пор работала репортером новостей или ведущей.
Большего адреналина и важности от того, что я делала, я никогда ни до того, ни после не чувствовала. В каком-то возрасте ремесло становится частью нас, даже частью нашего характера. Честность в себе я ненавижу, но умею задавать вопросы. Когда мне было девятнадцать, выпускающий редактор Гульнара Бажкенова отправила меня спросить президента о заочном осуждении Акежана Кажегельдина. Символично, что он тогда открывал памятник жертвам политических репрессий, а в независимом Казахстане состоялся первый суд без подсудимого. После открытия был короткий брифинг. Представьте, что было время, когда главе государства можно было задать неожиданный вопрос, сейчас даже с депутатом такое не прокатит. И я тогда спросила. Не помню, что он ответил, но взгляд я запомнила.
Сильный страх я ощущала только однажды, когда мы с оператором Матвеем Шестаковым заезжали в Бишкек после первой революции. Моей дочери было восемь месяцев, я вымаливала эту командировку, но когда увидела город, испугалась. Мы видели разграбленные магазины и полицейских, которые забаррикадировались в участке от толпы. По улицам ходили ребята с дубинками, драки происходили на каждом углу, а в нашей гостинице, где жили журналисты со всего мира, дежурила народная дружина. Одни люди хотели уберечь нас от других людей, возможно, от своих вчерашних соседей. Как такое возможно – до сих пор не понимаю. Одна ночь, и кто-то даже не остается, а становится человеком, а кто-то перестает им быть.
Тогда я защищала свой сюжет, но сейчас понимаю, за что меня ругал Климов в редакции «Информбюро». Я показала все, кроме того условного человека, который эту революцию совершил, выгнал президента из страны и захватил власть. И все за одну ночь.
А мне просто было страшно к нему подойти. Я струсила.
Самый абсурдный материал, который я делала, был для газеты «Время» про спектакль «Сердце президента». Такой реально ставили в Туркестанском драмтеатре. Сердце президента там было живым, его играл какой-то заслуженный актер. Это было невероятно смешно. И грустно. За эту способность видеть абсурдность, комичность и непридуманные истории из жизни, я благодарна любимым журналистам – писателям – Вулфу, Капоте, Томпсону, Довлатову. Кстати, первый журналистский материал, написанный «как роман» Вулф заметил именно в Esquire в 1962 году.
Последние четыре года я работала в Buro 24/7 Kazakhstan, два из них была главным редактором. Обожаю глянец. Обыватель до сих пор приравнивает глянец и гламур, но не будешь же каждому объяснять, что эпоха гламура была короткой и давно закончилась, но, например, Esquire это – тоже глянцевый журнал, а не только Vogue и Harper's Bazaar.
Я очень люблю казахстанское Buro 24/7, всегда буду любить. Этот проект дал мне возможность вырасти и жить в мире, а не в одной из стран мира. Модой я стала интересоваться только там, а современное искусство полюбила чуть раньше. Теперь это все – тоже часть меня, часть моего характера, если хотите, это – мои убеждения. Сегодня, когда мир учится жить в городах, которые построил себе в XX веке, лайфстайл становится, как мне кажется, важной частью журналистики. Это своего рода библия городского жителя. Удобство города для каждого, качество потребления, качество жизни, одежда, которую мы покупаем, бизнес, ответственность друг перед другом – это все темы лайфстайл-журналов. У нас этот жанр, вроде, развивается в Интернете, жаль нет ни одного печатного журнала.
Журналистика – такая профессия, которая всегда борется за свое место, во все времена. Буквально его отвоевывает. Еще полвека назад – у надменных романистов, теперь у соцсетей.
Я все еще наивно надеюсь, что она и в этот раз победит. Сегодня в медиа все иначе. Есть агрессивная идеология, есть журналистика, а есть блогерство. Я не работала в правительственных СМИ, и честно говоря, немного горжусь этим. А вот тексты для блог-платформ писала, но блогером быть никогда не хотела и не хочу. Нет такой профессии – блогерство. Это чушь.
Блогерство в отличие от журналистики не может стать литературой, и не должно, на самом деле. Но медиа оно сильно изменило. В какой-то момент зрителю и читателю объективно перестало хватать третьего и даже второго мнения, и появились люди, которые решились его высказывать. Мне жаль, что в Казахстане из них сделали апостолов, что сразу повлекло за собой манипуляции, но я – за свободу высказывания. Когда бизнес и государство смирятся с тем, что в 2018 году каждый может высказать свое мнение, и научатся с этим общественным мнением работать, все наладится. Я надеюсь.
Для меня определение современного состояния мира и роли социальных сетей в нем дал Этан Цукерман и его Rewire. Для людей, которые сегодня работают с информацией, его «Новые соединения» должны быть настольной книгой. Информационное сообщение в мгновение может свергнуть любой режим, развязать войну, посеять массовый психоз, а может показать такую солидарность, стойкость, силу и саму человечность, что можно сойти с ума от восхищения.
Слово больше не отделимо от мира, оно и есть – мир.
Записал Артем Крылов
Фотограф Баурджан Бисмильдин
Стилист Камила Исмагамбетова
Визажисты Анна Волкова, Екатерина Дильман, Юлия Эпова (Anny Wond Team)
