Каждый месяц британский писатель и журналист Уилл Селф рассматривает ту или иную часть мужского тела. В этот раз он поглаживает по шерстке.
У меня имеются очень маленькие, почти микроскопические, белые волоски на тыльной стороне мизинцев, между второй и третьей костяшками. Еще я могу похвастаться тончайшим золотистым пушком на козелках моих ушных раковин, а если бы я отпустил бороду (не иначе как под угрозой смертной казни), то она оказалась бы пегой с явным уклоном в рыжину и седину. Что же касается поросли на моем причинном месте, она сохранилась до сих пор – и на том, как говорится, спасибо. Насчет ситуации на верхнем этаже долго распространяться не стану, ибо она этого не заслуживает; скажу только, что несравненный Кит Уэйнрайт, кавалер ордена Британской империи и куратор моего скудеющего волосяного покрова, делает свою работу блестяще, как делал ее и для прочих своих клиентов вроде Элтона Джона, пока его услуги не стали, как бы это помягче выразиться, несколько излишними. Нет, меня тревожат лишь две области – мой зад и мои ноги. Признаться, я уже давненько не проверял, как выглядит моя пятая точка, но подозреваю, что два темных столбика, некогда украшавших мои ягодицы, уже навеки канули в космическую сливную дыру; а мои ноги нынче гладки, как лысина Лэнса Армстронга после трех сеансов химиотерапии, стабильного употребления допинга и использования бритвы Gillette c пятью лезвиями по утрам и вечерам в течение многих лет.
Мне трудно вспомнить, когда именно я утратил волосы на ногах. В конце концов, это не то, что мы проверяем каждый день: «Так-так-так, ключи... телефон... кошелек... сигареты... никотин-заместители... волосы на ногах... ладно, пойдем». Думаю, по крайней мере одна из причин этой утраты у нас с Лэнсом общая: когда у меня нашли противную хворь под названием миелоидный лейкоз и прописали мне химиотерапию, я изрядно полинял. По качеству покрытия мои ноги ниже колен уподобились бильярдному шару уже этак к 2013-му. Я хорошо это помню, поскольку тем летом был в Юте, а солнце в пустыне злое, и поток ультрафиолета раскалил мне голени буквально докрасна. Что ж, подумал я тогда, здесь есть своя справедливость: странно было бы рассчитывать, что эта шерстяная отделка останется при мне до могилы, но вытравить волосы с ляжек... нет, как хотите, а это полное свинство – все равно что дать лысому старикашке пинка в лысую задницу, выпроваживая его на тот свет. И очень скоро мою душевную рану щедро посыпали солью: у моего второго сына, изнемогающего под ливнем тестостерона, стала расти щетина, а порой и волосяные кустики буквально на всех участках кожи. Это привело мне на память эпизод из «Голого завтрака» Уильяма Берроуза, где люди страдают от такой обильной растительности на теле, что вынуждены брить себе даже ладони. Несомненно, мой отпрыск получил этот мощный кератиновый ген по линии матери, чьим предкам, влачившим унылую жизнь на равнинах Эссекса, бы- ла необходима толстая шкура, но в фенотипе Айвена Уильяма Скотта Селфа наследственность сработала что-то уж чересчур эффективно. Довольно будет сказать, что за густую черную шерсть на ногах мы в семейном кругу зовем его мистером Тумнусом (фавн из «Хроник Нарнии» К.С. Льюиса. – Esquire). Впрочем, он ни капли не обижается, ибо знает, что его природные черные панталоны – большой соблазн для девушек, многим из которых нравится, когда в мужчине есть нечто первобытное.
Правда, в последнее время явно набирают популярность безволосые секс-символы мужского пола. Достаточно взглянуть на замену Шона Коннери Дэниелом Крэйгом: в ранних фильмах о Джеймсе Бонде юные героини соревнуются за право зарыться носиком в шерстяную подушку на груди Шона Коннери, тогда как в «Казино «Рояль» Крэйг выходит из океана в тесных голубых плавках, подчеркивающих рельефность его мужского достоинства, однако грудь его чиста, как у самого образцового метросексуала. Бонд-Коннери сардонически взирает на пташек, запутавшихся в его дебрях, из-под своих огромных, черных как смоль бровей, а вот на вопрос, есть ли хоть какие-нибудь брови у Бонда-Крэйга, я затруднился бы ответить даже под дулом его неумолимого вальтера. Разумеется, это не мешает ему быть шикарным Бондом – просто у него, наверное, был ассистент, который во время съемок всегда держал наготове тюбик с депилятором.
В общем, складывается впечатление, что период нехватки волос переживается всяким мужчиной дважды: сначала в нормальном направлении, а потом задом наперед и на повышенной скорости, так что старость приходит к нам в плаще из голой кожи, требующей регулярного посыпания тальком. Первым делом старуха Смерть норовит как следует обскоблить нас своей косой, но у мужчин-гетеросексуалов есть по крайней мере одно утешение – это неиссякаемое изобилие волос у наших прекрасных дам. Ну да, женщины тоже не могут оставаться вечно молодыми, и их шевелюры – особенно после климакса – испытывают естественную убыль материала, редеют и седеют, но почти ни одной из них не грозит сочувственное похлопывание по лысине – ужасная и почти неизбежная для нас перспектива. Тем, кто регулярно сопровождает вашего покорного слугу в этих экскурсиях по человеческому организму, уже известно, что обладание женским телом в буквальном смысле – мечта для меня столь же неотвязная, сколь и обладание каждым отдельно взятым женским телом в смысле метафорическом.
А когда речь заходит о волосах, моя зависть и вовсе бьет через край. Ах, что это за наслаждение – носить сей пышный венец! Эта густая блестящая копна, буйными каскадами, локонами и завитками ниспадающая на мраморные плечи; эта гигантская колышущаяся завеса, которую многочисленным поклонникам приходится раздвигать двумя руками, дабы вступить в сераль желаний! Где ты, золотая отроческая пора, когда мои волосы тоже были густыми и блестящими? А еще я тогда был... блондином. Не верите?
Теперь, если я когда-либо и получаю... э-э... доступ к женским волосам, то сначала перебираю их пальцами, что обычно не встречает сопротивления, однако через считаные минуты я уже прикладываю чужие пряди к своему собственному лбу и кошусь в зеркало, проверяя, насколько они мне идут. Не стоит и говорить, что далее события разворачиваются весьма стремительно: в конце концов, никто не хочет, чтобы его невзначай оскальпировали. Конечно, мои голые ноги можно считать известным приближением к заветному идеалу феминизации, но женщинам едва ли знакомо то отвращение, которое охватывает меня, когда свежий ветерок задувает мне под штанины и холодит мои безволосые икры. Уф... пойду-ка я, пожалуй, куплю колготки!
Перевод: Владимира Бабкова
Иллюстрации: Joe McKendry
Не забудьте подписаться на текущий номер
