Карина, 24 года
Я родилась в семье казашки и метиса в четвертом поколений – у моего отца столько примесей крови, что он сам не знает, какой он национальности.
К тому же его деда репрессировали – цепочка потерялась. Мы считаем себя европейцами, так как у нас точно есть венгерская кровь. Но в нашей семье не было установившихся традиций, мы мусульмане и все.
С детства я для себя решила, что выйду замуж за казаха. Отец нас приучил, что казахи – самые добрые и мудрые. Позже я решила, что мой суженый должен быть деревенским казахом и обязательно из казахскоязычной среды, к тому же, я хотела, чтобы его род был большим.
Я много слышала, что такое келін. Но моя мама никогда ею не была – я этого просто не видела. Перед свадьбой я посмотрела фильмы про келінок: современные и старые. Многие из них в виде комедии, и я думала, что это все ради сюжета. Потом я почитала форумы: многие замужние девушки-келінки жаловались на свекровей и на обычаи - я честно, начала бояться. Потом мои подруги начали надо мной шутить: будет так-то, потом так-то. Я верила - мне-то откуда знать?
И вот я вышла замуж. После свадьбы на моей стороне меня забрали в дом мужа. Встретили маслом и сразу надели орамал. Посадили за шымылдык. Все приходили на меня посмотреть, а я просто сидела и думала: куда я попала? Столько чужих людей ходило из комнаты в комнату, в основном тетушки – я никого не знала. Очень странно сидеть в чужой среде, а все тебе уделяют внимание. Чувствуешь себя диковинкой.
На следующий день должна была быть свадьба на его стороне. Вечером в ресторане был беташар. На форумах я читала, что все устают поклонятся, портится макияж, девушки потеют и т.д.
Меня завели в зал под белым большим орамал – я никого и ничего не видела. Потом конец моего орамал привязали к октау, и его держал какой-то мальчик, две женгешки стояли и держали меня под руку. Тамада начал петь. Каждый раз, когда он называл имена, мы кланялись: я запоминала, кто кем приходится моему мужу – очень выгодное дело – узнать все заранее, чтобы потом не попасть впросак. Я старалась сильно кланяться – может, обидится кто-нибудь, если я что-то сделаю не так?
Как только открыли орамал, бабушки начали дарить платки и надевать их на меня. Я так обрадовалась – мне никто никогда столько платков не дарил. Я понимала, что тут важнее не сам платок, а внимание и знак того, что я теперь часть их жизни. А моя подруга сказала, что они мне прическу испортили.
После тоя на следующее утро я должна была подавать келін шай. Этим меня пугали больше всего - что нельзя наливать больше или меньше положенного, холодный и теплый чай и т.д.
Я в платке должна была встречать гостей. Абысын сказала, что надо всем с утра салем беруге. Но я еще не знала этих людей, и честно, не знала, что им сказать утром: я ведь не скажу: «Доброе утро, как дела?». Так что я видела салем беру реальным выходом из ситуации. Во-первых, мне не надо лезть целовать их в щечку – не люблю я это дело. И во-вторых, я могу сделать это почтенно и уважительно.
Когда я наливала чай, никто никаких препятствий не создавал, и всем было без разницы, что им подают - к тому же, моя абысын все заранее подготовила и много чего мне объяснила. Нужно было просто следовать инструкции.
Во время чая моя скованность перед родственниками мужа уходила, и я начала вливаться в их компанию. Я так понимаю, этот обычай - тоже психологический трюк, чтобы келинка не пряталась от родственников и сразу почувствовала себя в своей тарелке - когда ты обслуживаешь людей, о скованности думать не приходится. В конце еще денежку в кесе положат – прикольно.
Как только все мероприятия прошли, мы начали жить втроем – я, муж и свекровь (свекор не дожил до наших дней). Я была отличницей, и тут сразу продемонстрировала, что умею готовить, убирать, ухаживать за мужем. Каждый день умничала и умничала. Думала, что лучшая защита - нападение. И ошиблась. У нас сразу начались разногласия со свекровью – я ее тайно ненавидела, и она меня тоже. За первые месяцы у нас дома было введено военное положение.
Моя свекровь всю жизнь прожила в деревне, и у нее были другие взгляды на жизнь. Я, городская, сразу сказала, что весь старый хлам надо выкинуть – зачем собирать всякие ткани, ковры и т.д. Муж был на моей стороне, и первые месяцы война шла в мою пользу.
Когда мужа не было дома, свекровь мне говорила, как я должна себя вести, одеваться. А я думала: и эта деревенщина еще будет меня чему-то учить?!
Я одеваюсь в удобные вещи: джинсы, футболка, кофта – можно сказать, эдакий стиль бомжа. А она говорит, нужно койлек киюге, прическа жасауга, и всегда кулип журуге. Я думала, зачем отирик кулуге? Она говорила: утром надо куйеуине шай беруге. А я думала: у него есть руки и ноги, пусть сам готовит себе завтрак – у нас в доме отца все самостоятельные. Мы несколько раз ходили на той, и она за месяц до тоя спрашивала: кашан койлек аласын, сенин киімін бар ма киетін? А я думала, куплю за день до свадьбы или надену старенькое – зачем ради какого-то одного тоя беспокоиться?
И самое важное – журт не дейди.
У нас дома все стояло не так, как удобно, а как у всех стоит. И свекровь следила за тем, чтобы было то, что есть у других. Если кто-то из знакомых прошел какой-то курс лечения – ей тоже надо. Если кто-то купил машину – нам тоже пора менять. Если кто-то подарил много денег – мы тоже должны.
Это поклонение мнению общества меня раздражало хуже всего. И война продолжалась. Я начала все дома менять, готовить разные блюда. Она начала готовить то же самое на следующий день, чтобы показать, что у нее круче. Я убиралась, она убиралась, я ныла мужу, она ныла моему мужу. Но я побеждала.
А потом я так устала. Посмотрела на своего мужа и увидела, что он тоже устал. Ему было тяжело разрываться. Если бы я надавила еще, он выбрал бы меня, но ведь это его мать. И я, наглая неказашка, всеми методами лишаю его самого святого, что есть у человека в жизни. Он ее ненавидел из-за меня. Я представила, каково было бы мне, если бы меня заставили так выбирать.
И тут я вспомнила, с чего все началось: мой муж хвалил меня с первых дней. Свекровь, конечно же, ревновала сына. И я поменяла тактику - решила идти на мировую. Начала вечерами сидеть с ней и расспрашивать о ее молодости, о их семье. Каждый раз, когда я что-то делала, я спрашивала у нее, как сделать правильнее. Она не хотела готовой келинки, она хотела всему учить сама. Я встала на позицию ученика и каждый день брала у нее мастер-классы. Я начала говорить на ее любимые темы: что как готовить, и что с чем надо есть (раньше я считала это глупостью – говорила только о бизнесе и политике). Если что-то умела, скрывала и давала ей себя учить. Согласилась на материалы в сундуке и стала слушать о том, как журт не истеп жатыр, мило улыбалась, когда она мне говорила: анау келин сиякты мына жерден койлек ал, анау сиякты мына жерге барып осындай дари иш.
Жизнь переменилась. Счастливы все – я, она и ее сын/мой муж. Теперь она обо мне заботится, кормит меня, и где бы мы ни находились, она меня защищает и всегда говорит обо мне хорошие вещи. Я знаю, что раньше она ненавидела мою национальность, а сейчас - стоит кому-то из родственников хоть как-то на это намекнуть, моя свекровь знает, кого и как заткнуть. Так что быть келин – сплошной кайф. Нужно понимать, что ты молодой, и тебе легче менять взгляды, а старикам это дается сложнее. Но у моей енешки получается. Теперь она сама говорит: сол журттын не истеп жургенин кайтемиз, одан да озимиз бирдеме истейик, журтка карамай.
Иллюстрация