Новый альбом Ивана Дорна Dorndom вышел пять дней назад. Хотелось бы написать, что мы встретились с Иваном в нормандском шато, но до нас это уже сделал Юрий Дудь. Мы же застали музыканта раскуривающим сигару в кафе у его парижского дома.
Ему надоело петь старые песни — как ни переодевай их в новые аранжировки. Порою спасал Jazzy Fanky Dorn: когда на сцене много воздуха между «живыми» ударами и басом, старое будто снова дышит. Но воздух — ресурс ограниченный. «Поэтому я хотел разбавить старый материал новым, — говорит он. — И сам быть на сцене с басом».
С выхода последнего лонгплея Ивана Дорна OTD прошло больше 7 лет, а с предыдущего русскоязычного релиза — больше 10. На висящий в воздухе вопрос «Почему сейчас?» Иван ответил, что виной тому океан и Элтон Джон.
— «2021 год, я на отдыхе, стою у океана и слушаю песню I’m Still Standing. И я ее так прочувствовал. Будто получил мотивационный звонок от Элтона, — рассказывает Иван. — Я услышал эту музыку и подумал: вот что мне надо, мне надо живой звук, живые инструменты, мне нужны лампы. Я еще жив, я еще могу, и мне есть что сказать. Моя новая веха должна начаться с этого!».
Он позвонил друзьям: можно укрыться в охотничьем домике с инструментами? Можно ли взять оборудование? Можно ли заехать в марте и не выезжать, пока не появится то самое?
То самое не получилось сразу. Хотя музыкант и сказал, что альбом был готов еще в 2022, но тогда все это были демки — «сырые, без свода, без мастера, звучало очень плохо». Они лежали в папках и напоминали: путь не всегда прямой. Потом пришли новые люди и новые уши — жесткая критика Рождена Ануси, слишком резкая для части Дорнабанды, но отрезвляющая для Ивана.
— «Он сводил “Передай” и, пока сводил, попросил дать еще что-то послушать. Мы поставили ему новые песни, и он сказал: “Чуваки, боже мой, вы сводите такой материал как идиоты”, он просто разбил нас в пух и прах. Он был наш самый главный критик, и я ему благодарен», — рассказывает Дорн.
Именно эта критика заставит прыгнуть выше, привлечь к работе для сведения и мастеринга настоящих профессионалов. Почти весь альбом записан без клика: темп живет как пульс. «Пускай слушатели угадают, в каких трех песнях у нас метроном», — улыбается Дорн.
Для Дорнабанды не впервой закрываться в доме для максимального сосредоточения на творческом процессе. Так было в 2016-м в Калифорнии с OTD. С Dorndom так вышло дважды: на записи и на репетициях. Дом в лесу и шато в Нормандии, где утро пахнет углями от вчерашних шашлыков и свежим деревом. Кофе шумит в кухне, кто-то лениво простукивает ритм по перилам, а бас собирает в кучку низкие частоты. Не зря же дом в названии.
— «Dorndom — это Дорнабанда во всей своей красе, — рассказывает Иван. — Сура Томасян отвечает за гитару и грув, клавиши — Александр Огнивец, Юрий Безверхний — это барабаны. Леван Чичуа — наш грузинский саунд-продюссер. Бессменный Пахатам, он с нами с первого альбома, самый старик, ветеран. Алексей Дудченко — наш звукорежиссер, который записывал нас в доме и потом сводил материал и превращал демки в какой-то уже более звучащий материал. Лимонадный Джо тоже был на записи».
Друзья и соратники, которые слышат друг друга с четверти ноты.
17 октября 2025 года Ивану Дорну исполнилось 37. В этот же день, без анонсов, Dorndom стал доступен на всех площадках.
— «В начале лета (2025 года. — Прим. ред.) я принял решение, что мы 17 октября выпускаем альбом, на мой день рождения, — вспоминает он. — Я посмотрел на себя в зеркало в лифте парижского дома и подумал: ну что, чувак, а теперь возьми яйца в руки и пошли делать дело. И так было каждый день с того момента. До позавчерашнего или вчерашнего дня, когда я сел и наконец расслабился».
Реакция на выход альбома его обрадовала: «Вполне успешно получилось, это больше того, на что мы рассчитывали, — рассказывает Иван. — Потому что было ощущение забвения какого-то и того, что пробить эту плеву забвения будет сложновато».
Для продвижения используются все каналы. Мемы — как способ укоротить дистанцию, которая неизбежно возникнет, если ты слишком серьезен.
— «Мне нравится, когда иронизируют надо мной. Я с удовольствием репощу. Иначе это все становится слишком важным, слишком далеким от людей».
Короткие видео — не самоцель. Это крючки. «Главное — чтобы они привели к длинным песням, — говорит он. — К состоянию».
На вопрос, не противоречит ли это тому, что треки длятся по семь–восемь минут, он пожимает плечами: «Да, противоречит. И одновременно — нет. Мы намеренно не сокращали. Хотели ввести слушателя в транс. Чтобы он сел, налил чай или виски, закрыл глаза и послушал пятьдесят с лишним минут цельной истории». Иногда лучшее — это «семейная фокус-группа».
Супруге больше всего зашел «Дебошир» — «рыдала». Дети выбрали «Хапкидо». В плейлистах стреляют не всегда очевидные вещи. «Тик-так» выстрелил после короткого видео «где я иду по дороге», там Дорн выглядит «максимально другим»: рок-панковая картинка, новая роль для артиста, которая совпала с ожиданием аудитории — удивиться. «Наверное, поэтому сработало», — говорит он.
Сцена нового тура — не арены. Театральные залы — сидячие. Красные кулисы, бархатные кресла, люстры. Париж — первый город: два–три вечера подряд, камерная близость.
— «Мне важен разговор вблизи. Хочу сломать четвертую стену. Выйти в зал. Сделать что-то провокационное. Будут хореография, декорации и актеры. Я — с басом».
Вдохновение пришло после концерта Мадонны в Париже, где масштаб не конфликтовал с интимностью, а усиливал ее.
— «Я понял, каким должен быть мой зал», — говорит он. Музыка писалась уже «под сцену»: не в смысле громкости, а в смысле драматургии. Главное — добраться до катарсиса в «Дебошире» и выдохнуть в «432».
О «432» — отдельная глава. Эта идея пришла в дом как легенда: «божественная частота». Он вслух читает текст ребятам, а Сура уже наигрывает и поет: «Тайна частоты... 432». Так рождается трек, вокруг которого нарастает плоть — фортепиано, гитара, голоса. Было ли в этом мистическое? Скорее — совпадение своевременности и игры. Но если музыка звучит — стоит ли спорить с частотами.
На вопрос, не обидно ли, что кто-то до сих пор ассоциирует его только с ранними хитами — «Стыцамен», «Бигуди», «Северное сияние», Иван качает головой: «Это окей. Я понимаю, как аудитория распределилась между альбомами. Кто-то останется там. Кто-то вернется на четвертом». И еще — про снобизм. Франция умеет смотреть свысока, но у него есть противоядие: самоирония. Не показывать цифры в соцсетях и не объяснять, «кто я», — входить через идеи и разговоры. «И этого часто достаточно».
А дальше? «Не альбом, — неожиданно говорит Иван. — Мюзикл». Впрочем, у него уже есть наброски сценариев для кино. В 2023–2024 он писал короткий метр, который так и остался на столе, но аппетит к режиссуре только вырос.
— «Я хочу сказать новое авторское слово, — говорит он. — Но музыка все равно останется ядром. Возможно, тот случай, когда поворотные сцены сюжета разыгрываются через песни».
Париж — старт. Театр — формат. Бас — личное оружие. Длинные песни — выбор, а не слабость. Мемы — способ стучаться в дверь, за которой всегда лежит одна и та же просьба: «Сядь и послушай». Когда в шато вечером резко темнеет, кто-то несет дрова, а в колонках снова появляется та самая чистота, он ненадолго замолкает, чтобы поймать момент. «Хочу трансформацию зрителя», — говорит он. И в этот раз в его голосе нет ни грамма усталости. Только рабочее спокойствие человека, который знает, куда идет и кому играет.
Беседовали: Сергей Штоль, Дмитрий Литок
Фото: Даниэль Марионовский
Дизайн костюма: Антонина Власенко
Стилист: Марьям Фитч
Ассистент стилиста: Алла Семенова
Продюсер: Камилла Ажибаева
