Казахстанский специалист и общественный деятель Айнура Абсеметова, уехавшая по линии ООН работать в Малави, в своем восемнадцатом письме рассказывает о факторах, которые являются основным барьером на пути к развитию общества.
— «А вы слышали, что если женщина обгонит на машине грузовик, то она не будет долго жить. У меня была знакомая, она один раз обогнала грузовик и через год умерла».
С видом человека, владеющего бесценным знанием, поделилась со мной грузная малавийка. Мы с ней вместе ждали своей очереди на практику по вождению. Я на всякий случай уточнила ее возраст. Оказалось, что мы с ней ровесницы, но у нее пять детей, а у меня один. Этот факт позволил ей ощутить чувство превосходства надо мной.
Именно эта фраза почему-то и всплыла у меня в голове, когда я впервые обогнала грузовик в первой дальней поездке по большой трассе. Впереди меня на короткой дистанции шел джип с нашими земляками, ставшими уже родными на чужбине. Хотя у нас была возможность поехать на одной машине всем вместе, да и трасса была мне неизвестна, я очень хотела испытать силы своего «Дункана» и себя, как водителя. Имя «Дункан» выбрал для нашей первой машины Жаник, решив назвать ее в честь любимой книги. Не трудно догадаться, что теперь все наше пребывание в Малави у него ассоциируется с приключениями в стиле Жюля Верна.
Передо мной стояла цель преодолеть свой страх перед большой и незнакомой трассой, и поездкой туда, где нет ни заправок, ни знакомых мест и людей. Цель поездки — «Этнодеревня Моа» — находилась не так далеко: 80 километров до города Дедза, и от города до деревни «рукой подать», как было написано на сайте. Довольно-таки быстро мы преодолели первый отрезок пути. Как ответственный водитель я не сводила глаз с дороги, но мне было мучительно больно не смотреть на пролетающие мимо меня красоты африканской долины: горы, милые деревеньки и чудные картины из сельской жизни. Пару раз я чуть не выехала на встречную полосу, засмотревшись все-таки на пролетающую, за окном деревню и удивительный панорамный вид на горы. Мысленно я попрощалась с ролью пассажира и думала о том, как же водители успевают видеть и наслаждаться видами, и в тоже время быть аккуратными на скоростной трассе.
Двухполосная трасса, с полосой на одну машину, находится в хорошем состоянии. Мои ожидания по поводу бездорожья оправдались только в самом конце, на въезде в город и деревню. Карта была недостаточно точной, поэтому нам приходилось спрашивать у местных, где находится та заветная туристическая точка. Ну не могут не знать такое культовое место коренные жители, ошибочно предполагали мы. Первый «знаток» послал нас туда, но совершенно с другими ориентирами. Мол, тут рукой подать, пять километров по трассе М1, и потом второй поворот налево, километров 20 вниз по горе и все. Проехав 10 километров по этой трассе, растерянные мы ловили каждого более или менее, на наш взгляд, знающего человека и пытали его на предмет знания дороги. Опросив более 5 человек, стало ясно, что эти люди либо не понимают наш красивый и правильный казахский-английский или они не выезжали дальше своей деревни никуда. Всего двое встретившихся нам людей более или менее смогли указать направление, и мы в итоге оказались в нужной деревне. Дважды наша команда выставляла на обсуждение реальность достижение цели. Планируемая двухчасовая поездка растянулась уже в добрые четыре часа плутания. Однако, надо признать, это того стоило. Последние 50 километров (вместо обещанных 20 км) были особенно потрясающими. Это был спуск по серпантину с удивительной горы и невероятный вид, открывающийся на долину.
Сама деревня в это время была занята местной свадьбой. Администратор, суетливо продавая нам билеты в музей, дважды сбился со счету. Оправдался тем, что у него сестра в эту минуту выходит замуж и это ей там поется песня славы традиционным задорным хором. Мы были немного в растерянности, то ли бежать смотреть настоящую местную свадьбу (не под заказ), то ли смотреть музей, специально для нас открывающийся в данный момент. В итоге, решили быть честными туристами и пошли туда, потому что уже заплатили за вход.
Этнический музей состоит из четырех круглых залов, пройти в другие залы можно только в порядке очередности. Первый зал посвящен формированию уникальной культуры Малави, созданной по средствам объединения привнесенной миссионерами религии с местными традициями племен. Гид с гордостью и придыханием рассказал про «Белое Братство» и рождение католической общины в 1903 году благодаря двум немецким и одному французскому миссионерам. Однако, справедливо указано, что все-таки одним из самых первых миссионеров был Ливингстон. Но особенное внимание у них занимают именно эти три первых миссионера, получившие разрешение построить свою первую религиозную общину у местного вождя племени. Тут даже фотография этих трех белых мужчин в белых рясах, поставивших свои три палатки под старым и огромным баобабом. Кажется, при въезде в деревню мы как раз проезжали это внушительных размеров культовое дерево. На стенде старательно разместили свидетельства миссии этих служителей церкви, которые преследовали три задачи: распространять слово божье, образование и бороться с бедностью. По всей видимости с первой задачей они справились, а вот со вторыми двумя еще приходится возиться всем миром. На другой стороне зала с детской наивностью и прилежанием выложена африканская версия появления и ухода сына божьего. Африканский Иисус был обернут в шкуру леопарда вокруг бедер и более человечными были его порицатели и палачи. Картина распятия по африканским представлениям была менее кровожадной и жестокой. Второй, третий и четвертые залы посвящены трем самым крупным племенам: Чичеуа, Тумбука и Йао, хотя всего племен в этой стране около 30. Оказывается, все эти племена пришли сюда в период 16-17 веков из разных мест. Кто с юга бежал в борьбе за выживание, а кто — с севера. Но истинных аборигенов-пигмеев, живших на этой земле изначально, уже давно и след простыл. Говорят, видели одного, да и то, сомневаются пигмей ли он или так, просто маленьким родился.
В центре каждого зала находится постамент с фигурами-манекенами, изображающими сцены из традиционной жизни домиссионерской эпохи. По стенам висят фотографии 50-х или 60-х годов со сценами традиционных ритуалов. Вокруг лежат одежды, утварь и другие принадлежности племен. Самым интересным для меня был зал, посвященный племени чичеуа. Наиболее любопытным и таинственным является система верований этого племени. Ньяу — танцоры и шаманы племени верят в духов и потусторонний мир. Весь центр заставлен страшными и смешными, нелепыми и красивыми масками. Как нам с придыханием заявил гид, каждая маска рождается духом. Она не создается человеком, а принимает решение проявиться и жить своей жизнью. Человек надевая эту маску, перестает быть человеком. Дух маски вселяется в нее и полностью завладевает телом того, кто ее носит. Говорят, часто можно встретить странных людей в таких масках. Они могут вести себя как животные. Например, лаять как собака или прыгать как ворона, но однозначно, их уже никто не воспринимает как человека. Эта культура окутана тайной, ибо под страхом смерти, посвященные не имеют права говорить и рассказывать что-либо из того, что происходит во время ритуалов и посвящений. Правда, есть один белый священник-антрополог, которого все-таки посвятили в такие шаманы. Только ему и удалось описать эту культуру и ритуалы в дозволенных рамках.
Читая традиции, описанные на стенах, ощущаешь постоянное присутствие этих традиций в ежедневной жизни малавийцев. Они до сих пор верят в духов, святых, чертей и призраков. Колдуны и ведьмы призывают убивать альбиносов, из чьей плоти варят зелье, приносящие удачу, богатство и счастье. Вера в архаичные традиции и обряды до сих пор настолько сильна, что даже во время обсуждения стратегии по борьбе с бедностью, мы рассматриваем эти верования как серьезные препятствя на пути к развитию страны. Проводя обсуждения по теории изменения, периодически спотыкаешься о такие объяснения безграмотности и высокой смертности младенцев и матерей, как: вера в духов, отрицание вакцинации, страх перед женщиной, которая своим незамужеством может навлечь горе на всю деревню, или засуху. С таким благодатным климатом и плодородной почвой, как в Малави, трудолюбивые азиаты давно уже снимали бы по три, а то и пять урожаев в год кукурузы, помидоров, картошки и всего, чего угодно. Однако, бесконечные танцы на празднике или обязательное всеобщее участие в похоронах мешают. По-моему, меня единственную рассмешило на презентации исследования, где одним из фактов было указано, что эффективным для работы с избирателями для депутатов является посещение похорон и свадеб, не считая уже воскресной службы. Иначе депутату грозит потеря репутации и образа надежного представителя своего избирателя.
Поездка в этно-деревню удалась. Я была счастлива и горда собой, как водителем, и своей маленькой отважной семьей, которая рискнула разделить эту поездку со мной, ни разу не выказав беспокойства по поводу моей неопытности. Вероятно, это потому что я была под чутким присмотром друзей — опытных водителей на джипе. Кроме того, поездка частично помогла понять кое-что и в области моей работы. Бесконечные заседания и рабочие встречи на уровне министерств и международных организаций, напоминающие скорее встречи на уровне общин, где важнее всего было высказаться по любому поводу и обычно бывают не так познавательны. Я думала, что только меня смешили эти важные и растянутые встречи, где больше значимости уделялось представлению участников. Обращаясь к модератору встречи, как к вождю племени, участники, одетые в брендовые вещи, держащие в руках айфоны и поблескивая дорогими часами, обычно обсуждают кто с кем встретился, а также высказывают витиеватые претензии друг к другу по поводу не принятых во внимание событий или мероприятий. Но, как оказалось, Ай, Нэнси и Роан тоже часто чувствуют себя потерянными во время этих многочасовых ритуальных встреч и приветствий, где вместо обсуждения проблем и решения, предпочитают говорить о несуществующих успехах или же мнимых врагах.
Взглянув в философский словарь на определение «архаичное мышление», кажется я теперь точно знаю, с чем я столкнулась, ибо все признаки на лицо: в большинстве своем, аграрное общество, живущее в строгой иерархической системе, предпочитающее все непонятное мистифицировать. Особенными ценностями является принадлежность общине, уважение духов и предков, а также из-за недостатка объективности в размышлениях, склонность «подменять причинно-следственные отношения суждениями по аналогии и смежности», и не только это поставило меня теперь перед новой этической дилеммой: экзотичность или все-таки развитие? Выбор, который конечное же не мне одной делать. И другой вопрос, который мне предстоит узнать у местных коллег, осознают ли они свою архаичность и хотят ли они «скачка» в развитии своего общества.
Айнура Абсеметова
— «А вы слышали, что если женщина обгонит на машине грузовик, то она не будет долго жить. У меня была знакомая, она один раз обогнала грузовик и через год умерла».
С видом человека, владеющего бесценным знанием, поделилась со мной грузная малавийка. Мы с ней вместе ждали своей очереди на практику по вождению. Я на всякий случай уточнила ее возраст. Оказалось, что мы с ней ровесницы, но у нее пять детей, а у меня один. Этот факт позволил ей ощутить чувство превосходства надо мной.
Именно эта фраза почему-то и всплыла у меня в голове, когда я впервые обогнала грузовик в первой дальней поездке по большой трассе. Впереди меня на короткой дистанции шел джип с нашими земляками, ставшими уже родными на чужбине. Хотя у нас была возможность поехать на одной машине всем вместе, да и трасса была мне неизвестна, я очень хотела испытать силы своего «Дункана» и себя, как водителя. Имя «Дункан» выбрал для нашей первой машины Жаник, решив назвать ее в честь любимой книги. Не трудно догадаться, что теперь все наше пребывание в Малави у него ассоциируется с приключениями в стиле Жюля Верна.
Передо мной стояла цель преодолеть свой страх перед большой и незнакомой трассой, и поездкой туда, где нет ни заправок, ни знакомых мест и людей. Цель поездки — «Этнодеревня Моа» — находилась не так далеко: 80 километров до города Дедза, и от города до деревни «рукой подать», как было написано на сайте. Довольно-таки быстро мы преодолели первый отрезок пути. Как ответственный водитель я не сводила глаз с дороги, но мне было мучительно больно не смотреть на пролетающие мимо меня красоты африканской долины: горы, милые деревеньки и чудные картины из сельской жизни. Пару раз я чуть не выехала на встречную полосу, засмотревшись все-таки на пролетающую, за окном деревню и удивительный панорамный вид на горы. Мысленно я попрощалась с ролью пассажира и думала о том, как же водители успевают видеть и наслаждаться видами, и в тоже время быть аккуратными на скоростной трассе.
Двухполосная трасса, с полосой на одну машину, находится в хорошем состоянии. Мои ожидания по поводу бездорожья оправдались только в самом конце, на въезде в город и деревню. Карта была недостаточно точной, поэтому нам приходилось спрашивать у местных, где находится та заветная туристическая точка. Ну не могут не знать такое культовое место коренные жители, ошибочно предполагали мы. Первый «знаток» послал нас туда, но совершенно с другими ориентирами. Мол, тут рукой подать, пять километров по трассе М1, и потом второй поворот налево, километров 20 вниз по горе и все. Проехав 10 километров по этой трассе, растерянные мы ловили каждого более или менее, на наш взгляд, знающего человека и пытали его на предмет знания дороги. Опросив более 5 человек, стало ясно, что эти люди либо не понимают наш красивый и правильный казахский-английский или они не выезжали дальше своей деревни никуда. Всего двое встретившихся нам людей более или менее смогли указать направление, и мы в итоге оказались в нужной деревне. Дважды наша команда выставляла на обсуждение реальность достижение цели. Планируемая двухчасовая поездка растянулась уже в добрые четыре часа плутания. Однако, надо признать, это того стоило. Последние 50 километров (вместо обещанных 20 км) были особенно потрясающими. Это был спуск по серпантину с удивительной горы и невероятный вид, открывающийся на долину.
Сама деревня в это время была занята местной свадьбой. Администратор, суетливо продавая нам билеты в музей, дважды сбился со счету. Оправдался тем, что у него сестра в эту минуту выходит замуж и это ей там поется песня славы традиционным задорным хором. Мы были немного в растерянности, то ли бежать смотреть настоящую местную свадьбу (не под заказ), то ли смотреть музей, специально для нас открывающийся в данный момент. В итоге, решили быть честными туристами и пошли туда, потому что уже заплатили за вход.
Этнический музей состоит из четырех круглых залов, пройти в другие залы можно только в порядке очередности. Первый зал посвящен формированию уникальной культуры Малави, созданной по средствам объединения привнесенной миссионерами религии с местными традициями племен. Гид с гордостью и придыханием рассказал про «Белое Братство» и рождение католической общины в 1903 году благодаря двум немецким и одному французскому миссионерам. Однако, справедливо указано, что все-таки одним из самых первых миссионеров был Ливингстон. Но особенное внимание у них занимают именно эти три первых миссионера, получившие разрешение построить свою первую религиозную общину у местного вождя племени. Тут даже фотография этих трех белых мужчин в белых рясах, поставивших свои три палатки под старым и огромным баобабом. Кажется, при въезде в деревню мы как раз проезжали это внушительных размеров культовое дерево. На стенде старательно разместили свидетельства миссии этих служителей церкви, которые преследовали три задачи: распространять слово божье, образование и бороться с бедностью. По всей видимости с первой задачей они справились, а вот со вторыми двумя еще приходится возиться всем миром. На другой стороне зала с детской наивностью и прилежанием выложена африканская версия появления и ухода сына божьего. Африканский Иисус был обернут в шкуру леопарда вокруг бедер и более человечными были его порицатели и палачи. Картина распятия по африканским представлениям была менее кровожадной и жестокой. Второй, третий и четвертые залы посвящены трем самым крупным племенам: Чичеуа, Тумбука и Йао, хотя всего племен в этой стране около 30. Оказывается, все эти племена пришли сюда в период 16-17 веков из разных мест. Кто с юга бежал в борьбе за выживание, а кто — с севера. Но истинных аборигенов-пигмеев, живших на этой земле изначально, уже давно и след простыл. Говорят, видели одного, да и то, сомневаются пигмей ли он или так, просто маленьким родился.
В центре каждого зала находится постамент с фигурами-манекенами, изображающими сцены из традиционной жизни домиссионерской эпохи. По стенам висят фотографии 50-х или 60-х годов со сценами традиционных ритуалов. Вокруг лежат одежды, утварь и другие принадлежности племен. Самым интересным для меня был зал, посвященный племени чичеуа. Наиболее любопытным и таинственным является система верований этого племени. Ньяу — танцоры и шаманы племени верят в духов и потусторонний мир. Весь центр заставлен страшными и смешными, нелепыми и красивыми масками. Как нам с придыханием заявил гид, каждая маска рождается духом. Она не создается человеком, а принимает решение проявиться и жить своей жизнью. Человек надевая эту маску, перестает быть человеком. Дух маски вселяется в нее и полностью завладевает телом того, кто ее носит. Говорят, часто можно встретить странных людей в таких масках. Они могут вести себя как животные. Например, лаять как собака или прыгать как ворона, но однозначно, их уже никто не воспринимает как человека. Эта культура окутана тайной, ибо под страхом смерти, посвященные не имеют права говорить и рассказывать что-либо из того, что происходит во время ритуалов и посвящений. Правда, есть один белый священник-антрополог, которого все-таки посвятили в такие шаманы. Только ему и удалось описать эту культуру и ритуалы в дозволенных рамках.
Читая традиции, описанные на стенах, ощущаешь постоянное присутствие этих традиций в ежедневной жизни малавийцев. Они до сих пор верят в духов, святых, чертей и призраков. Колдуны и ведьмы призывают убивать альбиносов, из чьей плоти варят зелье, приносящие удачу, богатство и счастье. Вера в архаичные традиции и обряды до сих пор настолько сильна, что даже во время обсуждения стратегии по борьбе с бедностью, мы рассматриваем эти верования как серьезные препятствя на пути к развитию страны. Проводя обсуждения по теории изменения, периодически спотыкаешься о такие объяснения безграмотности и высокой смертности младенцев и матерей, как: вера в духов, отрицание вакцинации, страх перед женщиной, которая своим незамужеством может навлечь горе на всю деревню, или засуху. С таким благодатным климатом и плодородной почвой, как в Малави, трудолюбивые азиаты давно уже снимали бы по три, а то и пять урожаев в год кукурузы, помидоров, картошки и всего, чего угодно. Однако, бесконечные танцы на празднике или обязательное всеобщее участие в похоронах мешают. По-моему, меня единственную рассмешило на презентации исследования, где одним из фактов было указано, что эффективным для работы с избирателями для депутатов является посещение похорон и свадеб, не считая уже воскресной службы. Иначе депутату грозит потеря репутации и образа надежного представителя своего избирателя.
Поездка в этно-деревню удалась. Я была счастлива и горда собой, как водителем, и своей маленькой отважной семьей, которая рискнула разделить эту поездку со мной, ни разу не выказав беспокойства по поводу моей неопытности. Вероятно, это потому что я была под чутким присмотром друзей — опытных водителей на джипе. Кроме того, поездка частично помогла понять кое-что и в области моей работы. Бесконечные заседания и рабочие встречи на уровне министерств и международных организаций, напоминающие скорее встречи на уровне общин, где важнее всего было высказаться по любому поводу и обычно бывают не так познавательны. Я думала, что только меня смешили эти важные и растянутые встречи, где больше значимости уделялось представлению участников. Обращаясь к модератору встречи, как к вождю племени, участники, одетые в брендовые вещи, держащие в руках айфоны и поблескивая дорогими часами, обычно обсуждают кто с кем встретился, а также высказывают витиеватые претензии друг к другу по поводу не принятых во внимание событий или мероприятий. Но, как оказалось, Ай, Нэнси и Роан тоже часто чувствуют себя потерянными во время этих многочасовых ритуальных встреч и приветствий, где вместо обсуждения проблем и решения, предпочитают говорить о несуществующих успехах или же мнимых врагах.
Взглянув в философский словарь на определение «архаичное мышление», кажется я теперь точно знаю, с чем я столкнулась, ибо все признаки на лицо: в большинстве своем, аграрное общество, живущее в строгой иерархической системе, предпочитающее все непонятное мистифицировать. Особенными ценностями является принадлежность общине, уважение духов и предков, а также из-за недостатка объективности в размышлениях, склонность «подменять причинно-следственные отношения суждениями по аналогии и смежности», и не только это поставило меня теперь перед новой этической дилеммой: экзотичность или все-таки развитие? Выбор, который конечное же не мне одной делать. И другой вопрос, который мне предстоит узнать у местных коллег, осознают ли они свою архаичность и хотят ли они «скачка» в развитии своего общества.
Айнура Абсеметова
