Признание в 18 лет, слава на весь Союз и шире, жизнь на одну зарплату и большое чувство ответственности за тех, кто рядом. Esquire провел несколько дней с величиной постоянной – народной артисткой Розой Рымбаевой.
Лет семь назад, попав на концерт Розы, который назывался по обыкновению «Коктем шакырады», я в очередной раз понял, что за 20 лет Независимости (независимости от «совка», «железного занавеса», и т. п., что нам, якобы, мешало раскрываться, творить и т. д.), не появилось никого, кто встал бы рядом. Тогда во Дворце Республики кто-то, сидящий по соседству, считал наряды, которые она меняла в течение двухчасового концерта. Я же все думал, где у нее кнопка, отсек для батарейки, канал прямой связи с космосом…
С тех пор ушел из жизни Батырхан. В небытие и забвение ушли многие яркие артисты. На некогда главной сцене страны, во Дворце Республики, начали давать концерты те, кто раньше пел только на застольях в задрипанных столовках. А многомиллионные просмотры на YouTube стали набирать совсем другие отечественные исполнители.
И посреди всего этого звукового поля до сих пор стоит особняком Роза. Величина постоянная. И по ощущениям – вечная.
Похоже, невозможно прийти к Рымбаевой на интервью до конца подготовленным и вести его по заранее составленным вопросам. До этого можно пересмотреть долгие часы видеоматериалов с казахстанских и российских каналов, перелопатить десятки текстов о ней и с ней. Но все равно предстать перед певицей, глядя снизу вверх, как на огромную вершину, и уже на месте решать, каким способом ее покорить.
Так получилось, что в процессе подготовки материала подходить к этой вершине мне довелось трижды. И не то чтобы попытки были неудачными. Просто каждый раз она представала в новом свете.
Сначала мы встретись, чтобы обсудить предстоящие интервью и съемку. Но деловая встреча вдруг вылилась в откровенный разговор, прерванный администрацией отеля Royal Tulip объявлением об эвакуации: какой-то очередной шутник заявил о бомбе, и из лобби мы вышли прямо в полицейское оцепление, так и не обсудив, готова ли Роза завязать с гастролями.
Потом было собственно интервью. С поеданием куропаток до него и десертом от заведения в завершении. «Вкусная», – разделывая жилистую птичью тушку, улыбалась Роза. С утра она была в разъездах и не на шутку проголодалась.
По окончании в зале ресторана выстроилась очередь из желающих сделать фото со звездой. Чему Роза не особо сопротивлялась. Строгость и принципиальность к окружающим у нее включается, как правило, когда дело касается ее выступлений. Непрофессионализма и расхлябанности она не позволяет ни себе, ни другим.
И наконец мы встретились с Розой на репетиции концерта, посвященного 85-летию (по какому-то новому и совершенно неведомому летоисчислению) уважаемого ВУЗа – Академии искусств имени Жургенова. Того самого заведения, где 35 лет назад училась сама Роза Куанышевна – профессиональным образованием в нем она очень гордится, до сих пор вспоминает и всячески подчеркивает его важность.
Даже на репетиции со студенческим оркестром певица пела в полный голос. Улыбалась, пританцовывала, всем своим видом помогала музыкантам играть – что ни говори, ей нравится быть в гуще событий, купаться в этом мощном звучании. Довольно редкое на прогоне явление – после первой же песни оркестранты хлопали солистке и кричали «Браво».
В гримерке я замечаю:
– Вы и на репетиции не жалеете голос?
– Я по-другому не умею. К тому же, это было важно для оркестрантов. Это наша первая встреча, музыканты должны услышать мое пение, почувствовать стиль. Даже на репетицию надо приходить стопроцентно готовым: ты знаешь полностью произведение, текст, аранжировку, партитуру. И когда поешь самые первые такты, оркестр слышит, стоит этому певцу нормально аккомпанировать или нет.
…Выходя из гримерки, Рымбаева обменивалась новостями со своим постоянным автором Еркином Ынтыкбаевым, композитором, из произведений которого во многом состоит ее репертуар. С ним в мае она отправляется с Волгоград, на сольный концерт с симфоническим оркестром.
– Роза Куанышевна, если бы вы писали книгу о своей жизни, то о чем бы она была?
– Мой муж всегда шутил: «Легко ли быть мужем народной артистки?» Лепить ее, выполнять желания, чтобы она могла раскрыться на сцене. А со мной было нелегко в творческом плане. Я, как актриса и как режиссер, заранее словно прокручиваю кинопленку и вижу, как подавать ту или иную песню. Поэтому творческие споры у нас случались часто. Так вот, отвечая на вопрос о книге, я бы писала о том, легко ли быть вообще женщиной, певицей и человеком.
– Так легко ли быть женщиной, певицей и человеком?
– Кто такой мужчина-певец? Он – эталон, он – нарцисс. Он – звезда, и жена должна ему создавать все условия, лишь бы он прекрасно себя чувствовал и звучал – ел вкусно, спал хорошо.
А женщина-певица должна успевать за картошкой на базар сходить, постирать, приготовить, убрать. Потом еще выйти на сцену и быть там на уровне. Вернуться домой, и опять то же самое по кругу. Так что для женщины быть актрисой, певицей, звездой – тройная нагрузка.
– Смотря какой женщине.
– Я, например, женщина, которая требовательна и в быту, и на сцене, и в жизни. Причем, прежде всего, к себе. А есть певицы, которые до обеда спят. После обеда (Роза нарочито растягивает слова. – Esquire) у них массаж, ванна. Ближе к вечеру начинают думать: «Где бы выгулять новое платье?»
Все мои платья – это дополнение к той или иной песне, чтобы ее лучше представить. Я вижу себя со стороны, в первую очередь, профессиональной актрисой, которая создает не песню, а образ, в котором должна раствориться.
– Коль скоро вы чувствуете себя актрисой на сцене, думаете ли воплотить это на экране?
– Если решится вопрос с финансами, то я наконец замахнусь на фильм о моей жизни. Сейчас пишется сценарий. В первой части, до смерти моего мужа, меня будет играть молодая актриса, а там, где мне уже за 40, я пока еще могу сама сыграть, хоть и разменяла седьмой десяток.
– Но вы прекрасно выглядите.
– Актеры рано стареют. Не душой, а внешне.
Износ идет постоянный, но когда ты выходишь на сцену, никто не должен знать, что ты не спал, что ты летел восемнадцать часов на Кубу или мчался по казахстанской степи всю ночь, чтобы успеть к выступлению. И ты должен (Роза выпрямляется, растягивает улыбку. – Esquire) подарить людям праздник.
Причем сцена эта – не всегда дворец культуры. Это может быть грузовик, который поставили на площади или на стройке.
– Это, наверное, совсем в молодости было?
– Нет, когда второй сын Мади родился, в начале 2000-х. Муж умер, и я осталась с двумя сыновьями. Давали по три концерта в день, на улицах, на площадях, на грузовиках, где угодно.
– Действительно, выдающиеся, гениальные артисты часто быстро сгорают, ярко вспыхнув. Кого-то сжирают наркотики или алкоголь.
– Мне повезло, я не подвержена этому. У нас каждый день могли быть приемы, банкеты после концертов, но я не увлеклась, да и организм не принимал.
– А как выдержать этот груз гениальности?
– Я не считаю себя гениальной, просто смотрю на все взглядом небезразличного человека, который хочет поделиться с публикой своими мыслями. А люди пусть дальше их додумывают.
– И у вас не было искушения думать: «Я уже достигла всего, можно расслабиться»?
– Достигла чего? Вы что? Я обычный артист, трудоголик. Возможно, я признана, но вершина мастерства недосягаема, это бесполезно. Над этим можно работать всю жизнь.
– Ну вы же понимаете, что в Казахстане рядом с вами никто не стоит, неужели не тянет расслабиться?
– Я никогда об этом не думаю. Считаю, что у меня есть свое определенное место. Кто-то меня любит, кто-то нет. Но я и не могу всем нравиться. Кто-то любит сладкое, а кто-то – острое. Кто-то любит Уитни Хьюстон, а кто-то – Леди Гагу.
– Вы – одна из немногих казахстанских звезд, кто может давать большие сольные концерты с оркестром. Голос, которому публика поражается до сих пор, чего в нем больше: природных данных или работы?
– Давайте посчитаем. Еще муж мне говорил, что такие исполнители от природы рождаются ой как нечасто. Есть много прекрасных музыкантов, вокалистов, концертмейстеров, а есть яркие индивидуальности. И это уже вещи другого порядка. Я, может быть, не так идеальна как вокалистка, но у меня в комплексе идут артистизм, эмоциональность, темперамент. Плюс мои вокальные данные. Мне повезло, что это все совпало. Добавьте сюда профессиональное образование, без которого ты точно не достигнешь того, что нужно для большой сцены.
– То есть вы эмоциональный человек?
– Да, экспрессивный.
– А как это в жизни проявлялось?
– В жизни я спокойная. Но что касается исполнительства, в нем я, конечно, выкладываюсь полностью. На песне «Нежность», например, могу заплакать.
– Буквально плачете?
– Да, слезы наворачиваются, комок в горле. Ты уходишь в эту историю, ловишь настроение. «Опустела без тебя земля…»
– Что-то личное вспоминаете или песня увлекает?
– Есть такой актерский прием «Если бы я…» и предлагаемые обстоятельства по системе Станиславского. Если бы я была на месте женщины из песни «Нежность», которая отпустила мужа в полет, и он не вернулся, то какие бы это были переживания?
– В отношениях с мужем вы были эмоциональны?
– Конечно. Как я говорила, мы могли много спорить по поводу творчества. Он был очень интеллигентный, спокойный. А я вот такая! Кипела. Он пытался меня сдерживать, направить в правильное русло. А я не подчинялась.
– Вы часто говорите, что муж, тем не менее, вас воспитал. Что, по-вашему, самое главное, он вам привил?
– Он привил хороший вкус, правила поведения на сцене. Многое, чего я не знала до замужества, постигала вместе с ним. Уже получив профессиональное актерское образование (на факультете музыкальной драмы и комедии. – Esquire), я сама стала больше работать над собой.
А до этого был просто талант, эмоции и яркое пение девочки, которую все любят.
– А какой вы были в семье ваших родителей?
– У нас многодетная семья, где музыкальные практически все. Любой мой брат или сестра могут взять микрофон в караоке и запросто петь. Поэтому на семейные вечера мы никогда не приглашаем артистов.
Что касается моей роли в семье, я была самая средняя. С первого класса школы постоянно находилась на виду. Не скажу, что у нас семья отличников, никто особо не старался в учебе, хотя я училась на пятерки, и родители на собраниях в школе всегда сидели на первых рядах, зная, что сейчас им будут давать за меня грамоту, а потом еще их дочь будет выступать.
– Как вас воспитывали? То, что вы стали хорошей хозяйкой, это было заложено тогда?
– Я думаю, что в любой казахской семье это закладывается с детства. Семейная жизнь моих родителей была для нас примером. Они простые люди, честно трудились. И их единственной задачей было накормить детей, отправить в школу, одеть, обуть. Восемь детей, представляете! О всех надо было позаботиться, дать образование, женить. Получается, они всю жизнь посвятили нам и для себя не жили. У них даже в мыслях не было уехать куда-то на курорт или в санаторий.
– Когда вы решили создавать собственную семью, вы были готовы к этому?
– Я не могу сказать, что была готова к замужеству. Но я настолько любила своего мужа и просто хотела быть именно с этим человеком. Планов выйти за него замуж, родить ребенка, получить квартиру, машину у меня никогда не было. Мы просто были вместе и все. Вместе работали, вместе гастролировали. Когда поженились, через время Димаш Ахмедович (Д. А. Кунаев, первый секретарь ЦК Компартии Казахской ССР. – Esquire) дал нам квартиру. Так и складывалась наша семейная жизнь.
– До этого у вас были кавалеры?
– До встречи с ним я была еще ребенком 18-ти лет отроду. То есть не было такого, что я встречалась с одним, потом с другим, потом встретила, наконец, своего мужа. Он – моя главная и первая любовь. Осознанная.
Вышло так, что я повзрослела автоматом. И не успела почувствовать и познать, что такое юношеская любовь – знаете, на танцы ходить, в кино обниматься.
Я сразу попала в такую среду, где были композиторы, дирижеры, оркестр, всесоюзные сцены, конкурсы.
– А вам хотелось в кино ходить и мороженое кушать?
– Мороженое я до сих пор люблю! У меня в холодильнике оно всегда лежит. А что касается кино, свиданий романтических... У нас все это было уже в семейной жизни. Кино, обеды, репетиции, концерты, гостиницы, посиделки за чаем, переезды – творческая жизнь и отношения параллельно варились в одном котле.
– Говорят, быт убивает чувства. Вы с этим сталкивались?
– Никогда. У нас, слава богу, была любимая работа, квартиры и у него, и у меня. Когда мы поженились, нам выделили трехкомнатную. Так что бытовых и материальных проблем не было. Мы много не зарабатывали, но самое главное – мы были счастливы, что мы на сцене, у нас есть признание, концерты с аншлагами в Москве, Ленинграде, Киеве и других городах Советского Союза.
– Получается, пока вы все время в разъездах, было не до быта?
– Быт-то налаженный дома стоял. Но вот чтобы иметь лишние бриллианты, по несколько машин в гараже, такого не было.
– То есть, пользуясь всесоюзной славой, вы машины не коллекционировали?
– Тогда мы сидели на одной зарплате.
– А гонорары, премии?
– Премии я получала, когда выигрывала конкурсы. А так – только зарплата.
На гастроли съездим, план выполним, зарплату получим, если повезет, премию. И все.
– То есть лицо, представляющее целую республику, а то и огромную страну, просто делала это за зарплату?
– Да. Мы – государственный коллектив. Как и сейчас госансамбли все сидят на зарплате – оркестры, театры.
– Но даже такие музыканты зарабатывают на халтурах и тоях.
– О, тои в моей жизни появились очень поздно. В 90-х годах. Только после рождения Алишки я стала выступать на них. Вообще, у казахских эстрадных музыкантов не было принято зарабатывать на тоях. Скажу больше: это для нас считалось позором.
И вот когда рухнул Союз, связи нарушились, работы не было, тогда появились бизнесмены, которые открывали компании, банки, и мы начали ездить по тоям и корпоративам.
– С уходом мужа в 1999 году не стало целой части вашей жизни.
– Да, как стена рухнула.
– Что позволило вам устоять?
– Дети.
– Просто закусили губу и пошли вперед?
– Да. Надо было детей поднимать. Надо было выживать.
– Никто не мог вам помочь?
– Ну как я могла пойти с протянутой рукой: «Помогите, люди добрые»? И к кому я могла пойти?
– Вас знали первые лица Казахстана и других стран.
– Они меня поддерживали. И, помню, на 30-летие творчества мне подарили квартиру. Какая это была поддержка! Я с четырьмя детьми жила в трехкомнатной квартире – двое моих сыновей и племянницы мужа, Маншук и Алия. Их родители умерли, когда они были подростками, я оформила опекунство и забрала к себе. А теперь представьте: из четверых детей трое были музыканты. Один начинает заниматься на фортепиано, другой ждет очереди, Алия играет на кобызе…
– Я помню наше с вами самое первое интервью в той квартире на площади Республики, на Байсеитовой.
– Да, это та самая квартира, где после смерти мужа остались я и четверо детей. А что оставалось делать?
Я помогала девочкам вырасти, получить по два образования, замуж выдала – с приданным, все как положено. А они мне помогали сыновей растить.
Когда я уезжала, знаете, как они успокаивали Мадишку, который совсем грудничком был? Они ставили на видео мой концерт, и этот бедный малыш 3 часа вот так на маму смотрел. Концерт заканчивался, он плакал, и они заново включали запись.
– После ухода мужа так и не нашлось человека, который смог быть с вами рядом. Потому что вы уже выросли, состоялись? Или вы однолюб?
– Наверное, и то, и другое. С кем бы я ни встречалась, я обязательно начинала сравнивать.
– А что вы ждали от возможного партнера?
– Я ничего не ждала. Бывает, в общей компании появлялся интересный человек, мы начинали общаться, дружить, но когда я замечала, что он все-таки не тянет на тот уровень, я оставалась с ним просто другом.
– А в чем он должен был дотянуть? У нас ведь есть профессиональные композиторы, дирижеры, физики, политики, наконец.
– Да, есть много замечательных людей, с которыми мне было интересно. Но этот человек должен быть настолько выше меня во многих отношениях, чтобы я на него смотрела снизу вверх, как смотрела на своего мужа.
Давайте честно. С таким человеком, как я, очень сложно кому-то быть рядом. Он должен будет полностью принимать меня и полностью раствориться. Где я такого найду? Я думаю, ни один мужчина-казах себя в такую жертву не отдаст – у нас мужчина должен быть во главе семьи. И это норма не только у казахов.
– А не в Казахстане пытались искать?
– Никогда. Я казашка, я думаю по-казахски.
– Но ведь бывают межнациональные браки.
– Я не могу такое представить. В отношениях человек должен меня на 100% понимать и принимать. И в межнациональном союзе этого не будет. Или я тогда должна буду отойти на второй план и служить нашей семейной жизни. А я к такому не готова.
Знаете, насчет мужчины, которого нет рядом со мной, я особо не переживаю. Я настолько занятой человек и настолько была счастлива со своим мужем, что одних только воспоминаний хватит до конца жизни.
– Вы не жалеете, что, будучи вынужденной много работать, вы мало времени проводили с детьми? Я знаю, Али вы постоянно таскали с собой по концертам. А с Мади как?
– С Мади тоже пришлось поездить. У меня есть видео, где я с детьми на гастролях. Я вам не показывала? (Роза достает мобильный и показывает кадры документального фильма. – Esquire). Вот Мади сидит на плечах, а впереди бежит Алишка. Вы знаете, не было выбора. Дети остались, а кто их будет кормить? Я. Что, дома сидеть и плакать? Ну сколько можно плакать?
– Вы много плакали?
– Еще как, и до сих пор плачу. Но я брала обоих детей – и на гастроли, зарабатывать деньги на жизнь.
– Насколько я знаю, вам пришлось отвечать не только за четверых детей, но и за весь ваш семейный клан.
– Дело в том, что в нашей семье и семье Окаповых материально состоялась одна я. Спасибо голосу. Я признанная певица, имею возможность поехать на гастроли, заработать деньги, а мои братья-сестры все работают по своим специальностям, бизнесом не занимаются. Утром вышли из дома, сели в автобус, восемь часов отработали, назад на автобусе вернулись, в конце месяца получили свою зарплату. Конечно, я им помогаю. Дети растут, кто-то женится, кто-то поступает. Естественно, они надеются на меня.
– Вы были готовы к такой роли?
– Нет. Так сложились звезды. К счастью, наступили времена, когда мы, артисты, перестали сидеть на зарплате. Мы имеем возможность отработать коммерческие концерты, корпоративы, тои. И уже сами диктуем цены.
– Кстати, как вообще назначаются цены за выступление? Вы же наверняка дорого стоите.
– Не всегда. Бывают молодые люди, которые берут намного дороже. Я знаю замечательную артистку, поющую только под фонограмму, но она получает в три раза больше, чем я.
– Как это случилось?
– Ее песни – хиты, под которые люди любят плясать на тоях. У меня-то музыка серьезная.
– А не было желания утереть нос и написать что-то типа «Қызыл өрiк»?
– Опуститься на этот уровень – никогда. Если я все 42 года пела музыку, которая поднимала уровень культуры нашего народа, и вдруг запою «Қызыл бөрiк» (Роза то ли случайно, то ли намеренно с ошибкой называет один из главных отечественных той-шлягеров. – Esquire), чтобы меня на тои чаще приглашали? Меня и так приглашают, слава богу. Просто моя музыка в любом случае – не тойский формат. Давайте лучше я про детей мысль закончу? Не жалею ли я.
– Давайте.
– Я их строго воспитывала, чтобы они не разболтались. И, возможно, в этом плане перегнула палку – очень многого требовала. Да, они всегда правильно развивались, но сейчас мне кажется, им не хватало свободы. Я все время переживала за них, контролировала, направляла, наставляла. Думаю, детям надо больше давать свободы, тогда они в жизни были бы раскованней, чем я, шире в творческом плане, эмоциональней.
А может, им просто не дано. Может, они и должны быть правильными, интеллигентными, очень строгими к себе. Вероятно, это гены.
Записал Артем Крылов Фотограф Екатерина Воба Продюсер Дина Сабирова Визаж, прическа Елена Исаева Стилист Жанара Мирзажанова Ассистент стилиста Александра Реброва Одежда: брюки и жилет Sartorial monk, рубашка ручной работы Cristiani, пальто – собственность модели (фото 1, 3, 5); костюм Zherebtsov, платок Sidera (фото 2, 4), очки Aliya Valeryevna (фото 5). Редакция благодарит за помощь в организации съемок Государственный музей искусств Казахстана им. Абылхана Кастеева.
