Традиционно британский писатель и журналист Уилл Селф изучает ту или иную часть мужского тела. В этом месяце, уткнувшись в женскую грудь, он с головой уходит в размышления о красоте и важности сосков как женских, так и мужских.
Есть одна картинка, которая преследует мою деликатную психику на протяжении всей взрослой жизни. Она пульсирует за веками в моменты сомнения и приближающейся истерики. Это удивительно, учитывая тот факт, что картинка эта предстала не передо мной, а перед моей девушкой, которую в этой истории давайте мы назовем… Эллой. Следуя моде тех лет и подражая всем экзистенционально-ориентированными жителям города, Элла носила растягивающуюся черную одежду и делала маленькие загадочные скульптуры из ершиков и замазки. Мы пили теплую водку и сквотировали (самовольно заселялись. – Esquire) в пустующих домах с голым полом или в муниципальных квартирках с линолеумным покрытием. Так продолжалось до того момента, пока Элла не уехала в Турцию со своим настоящим парнем, который пытался чем-то заниматься в камерах сенсорной депривации. Элла вернулась через месяц с небольшим, привезя в подарок маленькую, размером с сосиску, туго завернутую сигаретку лучшего табака, который мне когда-либо доводилось курить, и… отвратительное зрелище.
Где-то в захолустном, зарытом в песке городе, расположенном на морщинистой периферии великого Анатолийского плато, Элла посещала хаммам. Она разделась там догола и была решительно размассирована и взбита, – ну, вы знаете в каком стиле, – и отправлена в сауну на бланшировку. Другая голая женщина уже лежала там, лицом вниз на каменных ступенях близ Эллы. Через какое-то время женщина поднялась. «Она выглядела абсолютно обычной, – вспоминает Элла, – кроме одной деформации: у нее не было сосков». Я вздрогнул тогда, как вздрагиваю и сейчас. Я все еще, десятилетиями позже, не могу и не хочу воспринимать это жуткое зрелище. Может взгляду Эллы что-то мешало? Наверное, просто видимость в сауне была ужасной, да? А что насчет признаков оперативного вмешательства?
Но нет, Элла стояла на своем: ей ничто не преграждало взгляд, видимость была отличной, и вообще, женщина прошлась легкой походкой под прямыми лучами света, падающими из круглого окошка над головой, поворачиваясь то одной, то другой стороной, да так, что ее грудь свободно летала то в одном направлении, то в другом. «Груди были гладкими полностью, без каких-либо признаков чего-то хоть отдаленно напоминающего ореол, не говоря уже о соске», – сказала Элла.
Дело в том, и я продолжал вздрагивать и вздрагиваю по сей день, что я знаю Эллу настолько хорошо, что не мог ни секунды сомневаться в ее показаниях. Во время нашей первой встречи только ко мне в руки попала тарелка с бисквитом, как, вглядываясь в желтое болото в тарелке, Элла произнесла: «Это может с легкостью выйти так же, как и войдет». Так и случилось. Возвращаясь к теме, меня никогда, ни на миллисекунду не пугала мысль о том, что женский половой орган может содержать полный набор зубов: коренных, резцов, клыков, но каждый день меня преследует страх, что и я могу когда-то встретить свой личный кошмар – женщину без сосков.
Я уверен, что у психоаналитика найдется много чего сказать об этом, и даже могу признать присутствующий Гордиев узел из эротики и материнства. Смородина, закопанная в бланманже моего измученного подсознания. Я родился с врожденной грыжей и провел первые шесть недель своей жизни в колыбели, напоминающей клетку в госпитале Чаринг Кросс. А с решетки этой колыбели свисал знак (со слов моей мамы) «Не кормить через рот».
Разбирайся с этим теперь. Считаю ли я себя «грудным мужчиной»? Этот вопрос напоминает мне шутку Вуди Аллена о Пикассо: «Он только начал разбивать ее тело до его первичных геометрических форм, как приехала полиция». Одна только идея попахивает фетишизмом, который мы все наверняка хотели бы видеть с большого расстояния или хотя бы предоставленным в другом виде.
И все же… что такое грудь без соска? Заметьте, что самое одержимое сосредоточение внимания в порнографии происходит именно на женском соске. Гетеросексуальные мужчины увлекаются эротичностью, которая правильнее могла бы принадлежать не только груди, но и всей великолепной женщине полностью, ее телу, уму и душе. Такой является гротескный и убийственный беспорядок нынешней медиатизации: заголовок «Beyonce bra boom», ползущий по экрану и ее обнаженный сосок, будто черная дыра, в которой пропадает вся любовь. Навсегда. Да, да, я знаю биологию, концентрация нервных окончаний в центре сбора информации чашечки D, но ни один мужчина и ни одна женщина не должны быть упрощены до подобного.
Мы – это больше чем то, над чем мы пускаем слюни, лижем, а затем прикусываем между зажатыми губами в то же время слегка толкая языком, и иными словами… едим. Нет! Позвольте мне сделать заявление здесь: прекращайте подобное безвкусное разделение женского образа! Прекращайте фетишировать и коммерциализировать женское тело! Позвольте полиморфической перверсии (способность людей реагировать на многочисленные сексуальные стимулы. – Esquire) заменить порнографические каноны, а женщине без сосков всегда танцевать под прямыми лучами света, падающими из круглого окошка над головой. Дайте же ей танцевать, дорогой читатель, прежде всего, потому что женщина без сосков … – это я.
И это вы. Если вы мужчина-гетеросексуал. Этот наш объективизирующий взгляд – это игра с нулевыми шансами на победу, и даже если это наделяет женский сосок зловещей силой, способной свести нас с ума, это лишает их любых признаков чувственности. Да, именно мы являемся униженными владельцами двух бугров на прямой доске, мы чувствуем острую необходимость – даже до средних лет – гордо разгуливать с голой грудью и трясущимися яйцами. Вещи были бы намного лучше, если бы наша жизнь не была подчеркнута этими мучительно удлиненными мужскими грудями, если вместо этого, мы бы прикрывали их сатином, кружевом и шелком (или кожей и сталью, если это больше вам по вкусу).
Наша жизнь были бы гораздо полнее, если бы мы вложили в соски хоть частичку эрогенности, присущей их сестрам. «Почему, ну почему, – жалобно стону я, глядя вниз на свои заброшенные соски, – вы покинули меня»? По крайней мере, раньше стонал. Я не хочу вызывать вашего отвращения, но в последнее время я начал, хм … исследовать свою грудь, с помощью подруги, и, хотя тут требуются уговоры, – и соски точно никогда не достигнут большой выпуклости – мне бы хотелось проинформировать вас, дорогие читатели, что они очень даже способны быть возбужденными. И мне бы хотелось оставить вас именно с этой картинкой – а не с образом женщины без сосков.
Фотограф Дэн Берн-Форти
Есть одна картинка, которая преследует мою деликатную психику на протяжении всей взрослой жизни. Она пульсирует за веками в моменты сомнения и приближающейся истерики. Это удивительно, учитывая тот факт, что картинка эта предстала не передо мной, а перед моей девушкой, которую в этой истории давайте мы назовем… Эллой. Следуя моде тех лет и подражая всем экзистенционально-ориентированными жителям города, Элла носила растягивающуюся черную одежду и делала маленькие загадочные скульптуры из ершиков и замазки. Мы пили теплую водку и сквотировали (самовольно заселялись. – Esquire) в пустующих домах с голым полом или в муниципальных квартирках с линолеумным покрытием. Так продолжалось до того момента, пока Элла не уехала в Турцию со своим настоящим парнем, который пытался чем-то заниматься в камерах сенсорной депривации. Элла вернулась через месяц с небольшим, привезя в подарок маленькую, размером с сосиску, туго завернутую сигаретку лучшего табака, который мне когда-либо доводилось курить, и… отвратительное зрелище.
Где-то в захолустном, зарытом в песке городе, расположенном на морщинистой периферии великого Анатолийского плато, Элла посещала хаммам. Она разделась там догола и была решительно размассирована и взбита, – ну, вы знаете в каком стиле, – и отправлена в сауну на бланшировку. Другая голая женщина уже лежала там, лицом вниз на каменных ступенях близ Эллы. Через какое-то время женщина поднялась. «Она выглядела абсолютно обычной, – вспоминает Элла, – кроме одной деформации: у нее не было сосков». Я вздрогнул тогда, как вздрагиваю и сейчас. Я все еще, десятилетиями позже, не могу и не хочу воспринимать это жуткое зрелище. Может взгляду Эллы что-то мешало? Наверное, просто видимость в сауне была ужасной, да? А что насчет признаков оперативного вмешательства?
Но нет, Элла стояла на своем: ей ничто не преграждало взгляд, видимость была отличной, и вообще, женщина прошлась легкой походкой под прямыми лучами света, падающими из круглого окошка над головой, поворачиваясь то одной, то другой стороной, да так, что ее грудь свободно летала то в одном направлении, то в другом. «Груди были гладкими полностью, без каких-либо признаков чего-то хоть отдаленно напоминающего ореол, не говоря уже о соске», – сказала Элла.
Дело в том, и я продолжал вздрагивать и вздрагиваю по сей день, что я знаю Эллу настолько хорошо, что не мог ни секунды сомневаться в ее показаниях. Во время нашей первой встречи только ко мне в руки попала тарелка с бисквитом, как, вглядываясь в желтое болото в тарелке, Элла произнесла: «Это может с легкостью выйти так же, как и войдет». Так и случилось. Возвращаясь к теме, меня никогда, ни на миллисекунду не пугала мысль о том, что женский половой орган может содержать полный набор зубов: коренных, резцов, клыков, но каждый день меня преследует страх, что и я могу когда-то встретить свой личный кошмар – женщину без сосков.
Я уверен, что у психоаналитика найдется много чего сказать об этом, и даже могу признать присутствующий Гордиев узел из эротики и материнства. Смородина, закопанная в бланманже моего измученного подсознания. Я родился с врожденной грыжей и провел первые шесть недель своей жизни в колыбели, напоминающей клетку в госпитале Чаринг Кросс. А с решетки этой колыбели свисал знак (со слов моей мамы) «Не кормить через рот».
Разбирайся с этим теперь. Считаю ли я себя «грудным мужчиной»? Этот вопрос напоминает мне шутку Вуди Аллена о Пикассо: «Он только начал разбивать ее тело до его первичных геометрических форм, как приехала полиция». Одна только идея попахивает фетишизмом, который мы все наверняка хотели бы видеть с большого расстояния или хотя бы предоставленным в другом виде.
И все же… что такое грудь без соска? Заметьте, что самое одержимое сосредоточение внимания в порнографии происходит именно на женском соске. Гетеросексуальные мужчины увлекаются эротичностью, которая правильнее могла бы принадлежать не только груди, но и всей великолепной женщине полностью, ее телу, уму и душе. Такой является гротескный и убийственный беспорядок нынешней медиатизации: заголовок «Beyonce bra boom», ползущий по экрану и ее обнаженный сосок, будто черная дыра, в которой пропадает вся любовь. Навсегда. Да, да, я знаю биологию, концентрация нервных окончаний в центре сбора информации чашечки D, но ни один мужчина и ни одна женщина не должны быть упрощены до подобного.
Мы – это больше чем то, над чем мы пускаем слюни, лижем, а затем прикусываем между зажатыми губами в то же время слегка толкая языком, и иными словами… едим. Нет! Позвольте мне сделать заявление здесь: прекращайте подобное безвкусное разделение женского образа! Прекращайте фетишировать и коммерциализировать женское тело! Позвольте полиморфической перверсии (способность людей реагировать на многочисленные сексуальные стимулы. – Esquire) заменить порнографические каноны, а женщине без сосков всегда танцевать под прямыми лучами света, падающими из круглого окошка над головой. Дайте же ей танцевать, дорогой читатель, прежде всего, потому что женщина без сосков … – это я.
И это вы. Если вы мужчина-гетеросексуал. Этот наш объективизирующий взгляд – это игра с нулевыми шансами на победу, и даже если это наделяет женский сосок зловещей силой, способной свести нас с ума, это лишает их любых признаков чувственности. Да, именно мы являемся униженными владельцами двух бугров на прямой доске, мы чувствуем острую необходимость – даже до средних лет – гордо разгуливать с голой грудью и трясущимися яйцами. Вещи были бы намного лучше, если бы наша жизнь не была подчеркнута этими мучительно удлиненными мужскими грудями, если вместо этого, мы бы прикрывали их сатином, кружевом и шелком (или кожей и сталью, если это больше вам по вкусу).
Наша жизнь были бы гораздо полнее, если бы мы вложили в соски хоть частичку эрогенности, присущей их сестрам. «Почему, ну почему, – жалобно стону я, глядя вниз на свои заброшенные соски, – вы покинули меня»? По крайней мере, раньше стонал. Я не хочу вызывать вашего отвращения, но в последнее время я начал, хм … исследовать свою грудь, с помощью подруги, и, хотя тут требуются уговоры, – и соски точно никогда не достигнут большой выпуклости – мне бы хотелось проинформировать вас, дорогие читатели, что они очень даже способны быть возбужденными. И мне бы хотелось оставить вас именно с этой картинкой – а не с образом женщины без сосков.
Фотограф Дэн Берн-Форти
