Яркий персонаж алматинской богемы Мади Мамбетов будет рассказывать читателям Esquire.kz о том, как можно жить, и неплохо, нигде не работая.
Семь лет назад я пришел в издательский дом, где работал главным редактором глянцевого журнала, и заявил в курилке эйчару: а да, кстати, имейте в виду – я ухожу зимой. Уезжаю в Штаты отдыхать. На несколько месяцев, не меньше. Да, ищите замену.
Уезжать я всерьез и не планировал, но ощущение свободы, которое мне дало это заявление, позволило продержаться на работе еще несколько месяцев. А в декабре 2009 я, к своему великому удивлению, и правда уехал в США на полгода с двумя близкими подругами. Летом следующего года вернулся, пару раз возвращался в офис на постоянную работу, а осенью 2011 года покинул ряды здравомыслящих граждан, которые трудятся пять дней в неделю с 9 до 6, и пустился в свободное плавание. И уже пять лет не знаю, чем именно понедельники отличаются от суббот, и почему внезапная поездка на пару месяцев заграницу может стать проблемой для человека.
Работать я начал в 13 лет, и пять лет писал статьи, снимал сюжеты для ТВ и вел телепередачи, параллельно учась в школе. Закончив школу в 17 лет, я недобрал буквально пять баллов, чтобы поступить на грант(на весь Казахстан в далеком 1999 было всего 2 грантовых места на журфак КазГУ), у родителей не нашлось денег, чтобы я мог позволить себе платное отделение, - и я отложил вуз на пару лет, продолжив работать.
Моя мама, которая растила меня в одиночку, художница – последний раз, когда она работала «полноценно», всю неделю с утра до вечера, был, когда еще существовал Советский Союз. После 1991 года рухнуло все – в том числе и мастерская художников-оформителей в парке им. Горького, где работала родительница. Началась какая-то лихая жизнь, полная сюрпризов, случайных маминых заработков и долгих периодов безработицы, когда мы с матерью ели ржаной хлеб с солью и жареным луком. Это была одна модель выживания: когда то пусто, и мама неделями сидит дома, то густо, и тогда матушка сутками пропадает на объектах, или днями и ночами корпит над какой-нибудь вывеской для ресторана на кухне нашей однокомнатной квартиры.
Другая модель демонстрировалась бабушкой, отцом, тетей и дядей, - но ее подлинным воплощением была покойная ажешка, суровая, монументальная женщина, которая хоть и была всю мою жизнь пенсионеркой, но всем своим существованием отстаивала ценности стабильности, достатка, занятости и последовательности. Этот стиль жизни подразумевал полноценную работу, загруженность на рабочем месте, расписанную по часам неделю, зарплату и пенсионные отчисления, профессиональные связи и карьерный рост. Именно покойная мама моего отца предложила мне, когда я не поступил после школы, выйти в ее КСК дворником. Я сделал круглые глаза, упомянул мою аллергию на пыль и тот факт, что я уже лет пять публикуюсь в республиканских изданиях и веду программы на республиканском же ТВ, - но посыл запомнил.
И стал работать. В день моего восемнадцатилетия в моей родной детской газете подписали приказ о приеме меня в штат. Я отработал ровно три года в «Дружных ребятах», потом перешел во взрослое издание, затем в другое, после в третье. Параллельно снимал программы, писал в дюжину изданий, разрывался между редакциями, где сдача полос, типографиями, где я был дежурным редактором, мероприятиями, с которых надо было «делать материалы», консультировал локальных поп-звезд по пиару, спал по пять часов в сутки, ел раз в два дня, - и это продлилось десять лет. Мои ровесники беззаботно учились в вузах, тихонько находили практику, бегали на свидания, - а я «работал». Восемь часов в день, пять дней в неделю – и даже нет, семь дней в неделю, 15 часов в сутки. Бабушкина модель казалась мне более привлекательной, чем мамина – поскольку «работа» приносила деньги и ту самую вожделенную стабильность. Мамина «свободная занятость» несла с собой бедность на грани с нищетой, вечную тревогу о завтрашнем дне и ощущение того, что завтра готовит тебе катастрофу. К 24 годам я стал главным редактором крупного издания из международной сети, получил финансовые гарантии, статус и возможность курить в своем кабинете и распекать подчиненных (числом 28 человек).
А еще через три года мне стало ясно, что я так помру просто. Работа сожрала все, что во мне было.
Я выкручивался, как мог. Собрал команду из талантливых молодых женщин (они лучше работают, чем парни), переложил львиную часть работы на двух чудесных заместительниц (обе они последовательно сменили меня в кресле главреда), но остановить угасание интереса к зарплате, стабильности, статусу, - короче, к «работе», - уже не мог. Где-то в ту пору, на пороге 28-летия, после полутора декад суеты с целью заработать, я наткнулся в интернете на термин «профессиональное выгорание». И понял, что со мной эта самая фигня и происходит. Наступало время перемен – и это было страшно. Было понятно, что жить (и «работать») как прежде уже нельзя, - но как можно по-другому, я понятия не имел. Знал только, что в художническую нищету по маминому примеру я впадать тоже никак не желаю.
Продолжение следует...
Автор Мади Мамбетов Фотограф Марина Карпыкова
Не забудьте подписаться на текущий номер
