История восточной красавицы Лейлы известна миру более тысячи лет. “Лейли и Меджнун” — одна из самых цитируемых поэм в мире. Не стал исключением и алматинский театр: 4 и 5 июня в ТЮЗе имени Мусрепова прошла премьера пластического спектакля “Лейла” в постановке театра Jolda.
Хотя никаких прямых отсылок к поэме в спектакле нет, параллели проследить несложно. Женщина — уникальное создание, способное одновременно принести в мир новую жизнь и убить без ножа. Литературная Лейла сводит с ума юного Меджнуна, заставляя того слоняться по пустыне до конца своих дней. Сценическая Лейла заходит еще дальше: в ней страдание и смирение женщины — главный лейтмотив.
Героини спектакля выходят на сцену в чёрных свободных костюмах, их волосы убраны под платки. Они кроткие, подневольные, но приковывают внимание. С появлением на сцене мужчин картина меняется. Женщины сразу отходят на второй план, а потом и вовсе становятся марионетками. Ими в буквальном смысле вертят, закрывают глаза, уши и рот. Не смотри, не подслушивай, не говори — и даже оставшись наедине, женщины будто находятся в трансе. Здесь и наступает момент перерождения, понимания, что так больше нельзя.
Главная метафора и по совместительству единственная декорация спектакля — кувшины с водой. По признанию режиссёра Франка Вальдеса, они символизируют жизнь со всеми её процессами: рождением, поиском себя, любовью. Круговой танец с кувшинами в руках — символ женского единства, но в следующей сцены каждая взгромождает амфору на спину — и это уже символ долга. К середине спектакля кувшины становятся полноправными актерами. Женщины снимают платки, сбрасывают бесформенные кофты, будто старую кожу. Они мочат в кувшинах волосы и двигаются уже не как рабыни, а как грациозные дикие звери. С мокрыми шевелюрами, в облегающих топах телесного цвета, с уверенностью в глазах — вот они, настоящие амазонки.
Команда театра отрицает феминистскую направленность спектакля. «Это история женщины глазами мужчины» — настаивает Франк Вальдес. Именно ему принадлежит главный пластический монолог — слов в спектакле нет, но они и не нужны. Перед зрителем будто и есть тот сумасшедший юноша, бредущий по пустыне. Женщина совсем рядом: вот она, склонилась над кувшином, протяни руку и дотронешься. Но он мечется, ищет опоры сначала у других мужчин, а потом ненадолго обретает ее в объятиях женщины. Без преувеличения, лирическая сцена в “Лейле” — одна из самых трепетных и глубоких в современном театре. За несколько минут она успевает раскрыть все аспекты отношений, от полного растворения друг в друге до способности в буквальном смысле пройти по партнеру в поисках чего-то.
“Лейла” демонстрирует несколько филигранных хореографических приёмов. Актёры Joldа будто сделаны из воска, и никакая тяжесть им не страшна. Они идут ровным строем, и каждый держит на плече женщину. У зрителей замирает сердце, когда мужчина кружится на полу, хотя на груди у него стоит женщина. Свободные одеяния добавляют актерам воздушности, кажется, будто они ничего не весят и гнутся под любым углом.
Отдельно хочется отметить работу режиссера со звуком. Музыка к спектаклю — это смесь полумолитвенных напевов и ритмичных ближневосточных мелодий. В нескольких моментах музыка затихала, и тогда говорил язык тела. Повествование спектакля строилось на ритме, на дыхании и взглядах, которые были видны и слышны даже с последних рядов. А тишина особенно обостряла каждый нерв происходящего.
Чем дольше смотришь спектакль, тем более метафор и заложенных смыслов раскрывается. «Лейлу» нужно посмотреть как минимум дважды, чтобы прочувствовать до конца. Спектакль идет всего час, но к концу зритель видит удивительные метаморфозы. Вместо потерянности и отчаяния на лицах актеров улыбки, они существуют в гармонии. Мужчины и женщины говорят на одном языке, разбиваются на пары и снова собираются в общий круг. А потом дружно берут кувшины, как бы напоминая, что в них — вся жизнь, и для неё нужны два начала.
Автор: Алена Тимофеева
Фото: Мария Гордеева
