Профессиональные интересы Наргиз Шукеновой распространяются далеко за пределы музыкальной сферы, но именно на ее деятельности в рамках Фонда имени Батырхана Шукенова хотелось бы сделать акцент. В интервью Esquire Kazakhstan Наргиз рассказала о ключевых задачах организации, важности сохранения наследия и поиске новых голосов.
Музыка в твоей семье занимала и занимает особое место. Был ли момент, когда и ты могла пойти в этом направлении?
В нашем доме всегда звучало много музыки. Сначала на виниловых пластинках, позже их сменили аудиокассеты, затем – диски. Это были классика, джаз, Earth, Wind & Fire, Стиви Уандер, Эл Джерро, Далер Назаров, музыка китайских казахов, саундтреки из индийских фильмов – мы правда слушали много всего. Но я никогда не хотела заниматься музыкой профессионально, почти сразу бросила музыкальную школу и всегда предпочитала быть за сценой. Идеальным ремеслом для себя я вижу продюсирование.
Свою профессиональную деятельность ты начинала в киноиндустрии, а высшее образование получала во ВГИКе. Что повлияло на это решение и почему ты решила в итоге кино покинуть?
Я верю, что нас формирует среда и семья, как первая значимая среда для ребенка. На мой выбор профессии повлиял отец – тогда он занимался дистрибуцией и управлял небольшой сетью кинотеатров. Я видела, как он был счастлив и увлечен своим делом. Мое образование было больше сфокусировано на производстве и позволило мне сформировать представление о том, как создается и продвигается интеллектуальный продукт. Дальше я проводила кинопоказы и организовала фестиваль независимого кино Clique Film Festival – это была селекция фильмов из Канн, Берлина и других знаковых мировых киносмотров. Проект прекратил свое существование в 2018 году, а потом наступила пандемия и многие фестивальные иерархии с их эксклюзивностью показов вынуждены были пересмотреть свою структуру. Я же в кино так и не вернулась.
Расскажи о Фонде имени Батыра. Как появилась его концепция? Что было сделано в первую очередь?
До 2018 года мы, родные Батыра, не были вовлечены в деятельность Фонда и к этому периоду в организации наступил кризис – и концептуальный, и финансовый. Мы получили поддержку на развитие Фонда, предоставив Фонду Булата Утемуратова, нашим партнерам, свое видение – мы хотели сделать Фонд институцией, которая помогала бы развиваться молодым талантам и хранила бы наследие Батыра.
В первую очередь мы занялись изданием всего, что связано с его сольным творчеством – это полное собрание его альбомов на CD и два больших концерта на DVD, нотное издание «Сағым дүние», формирование каталога Батыра и его дистрибуция на всех стриминговых сервисах. Для нас важно, чтобы у людей была возможность слушать песни Батыра на всех носителях. Позже мы даже перевыпустили его знаковый альбом «Отан Ана» на виниле, тираж которого разошелся меньше, чем за три дня.
Второе приоритетное направление для нас – это поддержка казахстанских талантов. Сначала это были исполнители на деревянных духовых инструментах, затем – композиторы и артисты Центральной Азии. Батыру везло на людей и преподавателей, и нам хотелось, чтобы новые имена и проекты в Казахстане получали поддержку и видимость.
Какие направления сейчас охватывает деятельность фонда? И какие направления планирует охватить в будущем?
Мы определили для себя миссию нашего Фонда – это формирование живой и сильной культурной среды в Казахстане, где таланты будут развиваться и экспериментировать.
Мы работаем в нескольких направлениях. Это образовательная программа, мне нравится называть ее «программой про возможности». Сначала ее фокус был на академической музыке – это стипендиальная программа для талантливых исполнителей на духовых инструментах и республиканские конкурсы. Дальше мы расширили фокус и географию: придумали Batyr Lab – образовательно-практическую платформу для композиторов Центральной Азии. Стипендиальная программа тоже стала более практической. Это стало ответом на запрос среды – потребность в экспертизе и практике. Теперь мы с Филармонией имени Жамбыла, Национальной консерваторией и сообществом исполнителей Kushanov Music Group готовим уже международную академию для исполнителей на деревянных духовых инструментах.
Второе направление – это издательская деятельность. Мы издали книгу «Батыр Live. Обращение к молодым», которая состоит из его мыслей и цитат о музыке, дружбе и вере в себя – в ней большой архив фотографий, интервью на казахском и русском языках, а часть набрана шрифтом Брайля. Также в этом году мы начали серию детских книг «Знакомьтесь!» про выдающихся казахстанцев, и первым ее героем стал Батыр. Мы ощущаем большую потребность говорить о локальных героях и исследовать свою культуру.
Третье направление – исследование современной культуры. Ее стартом послужил аудиоподкаст Baysa, который мы сделали со студией Bulbul. Уникальный проект, в котором об истории музыкальной культуры в Казахстане рассказано доступно и легко. Озвучивают эпизоды блистательные jeltoksan и Карина Абдуллина.
Все это уже не напрямую связано с Батыром, но мы говорим о нем уже через подходы и ценности – любовь к своему делу и корням, большое трудолюбие.
Расскажи о вашей команде.
Команда у меня довольно небольшая. Сейчас команда Фонда имени Батырхана Шукенова – это я, две проектные менеджерки, Гаухар Кожашева и Камилла Нарышева, команда, которая ведет наши социальные сети и бухгалтерия. Мой принцип формирования команды – всегда приглашать людей, которые схожи с тобой по духу, по ценностям. Потому что мы все-таки культурная институция. Плюс, все-таки, работа с памятью моей семьи – дело довольно личное и необходимо доверять друг другу. В маленьких коллективах это особенно важно. И еще довольно хороший управленческий принцип – это приглашать людей, которые умеют что-то лучше, чем ты. В этом плане для меня большая радость работать с Гаухар Кожашевой, у которой многолетний опыт работы в НПО, в социальном секторе, в третьем секторе. А Камилла – блестящая специалистка, она профессиональная кураторка, и, к тому же, отлично пишет, что тоже помогает нам в разных спецпроектах.
Складывается впечатление, что на западе работа с наследием заключается лишь в выкачивании денег с продажи посмертных релизов, выпуска считавшихся утерянными песен. В этом нет ничего плохого – так работает индустрия. К тому же, нет большей радости для поклонника, чем еще раз услышать голос своего кумира. Но Фонд Батыра помогает и молодым музыкантам – в рамках Batyr Lab создаются новые произведения, отмечаются учащиеся музыкальных школ и вообще, появляется много музыки, никак напрямую не связанной с Батыром и его творчеством. Знакомы ли тебе примеры аналогичного подхода за рубежом?
Спасибо, что ты отмечаешь новизну подхода к работе с памятью, с наследием, которую демонстрирует наша организация. Я думаю, все это довольно органично: Батыр постоянно рассказывал, как ему повезло с учителями, с людьми, которые становились ему проводниками в новые миры, в мир музыки, а после своего ухода он стал таким человеком для других. Мы никогда не требуем, чтобы наши подопечные – будь то талантливые исполнители на деревянных духовых инструментах или артисты и композиторы – становились тенью Батыра, повторяли его. Наоборот, мы постоянно говорим, чтобы они искали свой голос, оттачивали свой стиль и раскрывали свой потенциал. Батыр всегда был про молодость, про интерес, про любопытство. Я очень хочу, чтобы наша организация была такой. Невозможно строить современную культурную институцию, которая бы не интересовалась сегодня и не думала бы про завтра. Поэтому я очень горжусь результатами того же Batyr Lab, тех имен, которые мы раскрываем, или тех тем, которые наши подопечные исследуют. Это вопросы и прав человека, и феминизма, и экологии, и национальной идентичности. И если это не про Батыра, то это про сегодня – пусть оно будет, пусть оно ошибается, расцветает, делает что-то другое. Для меня очень важно, чтобы эта организация была про жизнь.
Примеры подобных других организаций и институций мне, к сожалению, не знакомы. Вообще, в последнее время я испытываю желание сосредоточиться только на внутреннем и на локальном контексте. Есть чувство, что мир подвел. Я очень стараюсь ориентироваться на собственные ощущения, на запросы среды. Очень часто зарубежный опыт здесь неприменим. Важно реагировать на то, что нужно среде, чего она от тебя ожидает и о чем хочет с тобой говорить.
Для симметрии подойдем к этому вопросу и с другой стороны. Существуют ли записи Батыра, которые не были выпущены по тем или иным причинам, но могут быть изданы в будущем?
У Батыра есть достаточное количество неизданного материала. Собственно, их набралось на три посмертных альбома. Два из них были спродюсированы алматинским директором Батыра, Олжасом Байкановым. Это «Аманат», альбом песен, исполненных Батыром на казахском языке, и «Нас исцеляет любовь». Третий альбом был спродюсирован Русланом Магомедовым, его московским директором. Батыр писал его с Павлом Есениным незадолго до ухода. Мой подход такой: я уважаю эту неприкосновенность и право человека на забвение. Я не рискну и не возьму на себя такую ответственность, ведь я помню, насколько Батыр был требователен к себе, к музыке и звучанию. Вряд ли я смогу это воспроизвести. Я не была рядом с ним в этом творческом процессе. Поэтому испытываю трепет, уважение и желание оставить то, что я не знаю, как он хотел бы чтобы это звучало и было издано. Да, я вижу, что в сети выходят какие-то релизы. По мере того, как я продолжаю работать в Фонде, развивать его и работать с памятью и наследием, я прохожу через разные этапы, начиная с отрицания и гнева. Но в работе с памятью и наследием важно понимать, что Батыр на самом деле принадлежит не только семье. Когда это вопрос прав, особенно авторских или смежных, конечно, разговор должен быть иной, я придерживаюсь нейтральной позиции. Но издавать что-то лично у меня в планах нет. При этом я вижу много релизов. Не представляю, как люди получают эти материалы.
Когда Батыр вернулся в Казахстан и записал «Отан Ана», это было не только ренессансом для него самого, но и этапным событием для казахстанской музыки. Есть мнение, что происходящее на музыкальном рынке сейчас, берет свое начало именно оттуда. Видишь ли ты эту связь?
Возвращение Батыра и работа над альбомом «Отан Ана» – это, наверное, мой любимый фрагмент его сольной карьеры. Это его старт и важнейший этап в его карьере и жизни. В этом году мы совместно с Binocle Media выпустили альбом «Отан Ана: феномен Батыра двадцать лет спустя», где с исследователями, историками, критиками и героями музыкальной среды исследовали этот феномен, пытались понять, в чем была его особенность и важность. И я люблю говорить, что «Отан Ана» предопределил развитие музыкальной сцены и казахского языка в музыке. Я верю, что это уникальный альбом, не взятая никем высота. Но теперь я стараюсь не говорить о том, что это был первый и единственный такой продукт. Это было бы не очень справедливо, ведь таким образом мы отрицаем или обесцениваем опыт других групп, которые занимались тем же. Это трио «АБК», группа «Уркер». Потом были «Орда», Галымжан Молданазар, Ninenty One. Каждые пять лет появляется герой, который меняет что-то в восприятии музыки, созданной на казахском языке.
Как, на твой взгляд, развитие этой идеи будет протекать дальше? Ваша команда ведь тоже принимает участие в этих процессах в данный момент. Какие перемены ждут казахстанскую сцену в будущем?
Я думаю, после начала войны мы все испытываем сложные чувства по отношению к самоопределению, к вопросам национальной идентичности, языкового вопроса. Наша роль в этом – распространять знания, давать возможности местным голосам звучать громче и ярче. Я верю, что запрос на рефлексию будет только расти. Мы много говорим об активизме и о том, как через музыку будут транслироваться важные социальные месседжи молодых музыкантов. Также мы видим профессионализацию среды: у инди-артистов формируется менеджмент, появляется интерес со стороны площадок, В Центральной Азии стали видеть потенциал. Пришли Spotify, TikTok и исчез сложный посредник в виде российского рынка. Я настроена оптимистично, потому что идеологически и концептуально сейчас происходит нечто важное. Но не все коллеги разделяют мое воодушевление этими процессами.
В то же время есть творцы, которым не всегда интересна социальная повестка, и это тоже нормально. Многие современные артисты выходят за пределы одного медиума – они мыслят фотографиями, видео, визуальными символами. Это действительно очень визуальное поколение. Они продумывают свои образы, потрясающе работают с публикой. Также очень много ребят, которые хотят экспериментировать – обращаются либо к науке, либо к каким-то исследованиям. Это полевые записи, близость к саунд-арту, заигрывание с разными дисциплинами.
Расскажи о своей деятельности вне фонда. Какими проектами ты занимаешься последние пару лет и что еще входит в планы?
Одним из проектов, которые мы сейчас пытаемся развивать, это исследование современной поп-культуры Казахстана – и нашим пилотом должен был стать кружок исследователей поп-культуры. И было бы здорово уже проводить какие-то открытые встречи.
Мы очень хотим формировать культуру музыкальной критики в Казахстане. Это все-таки в рамках фонда, но тем не менее. Меня вдохновил пример Baysa, и я вижу запрос и большое поле для работы над тем, чтобы рассказывать согражданам о происходящем в современной поп-культуре. В этом и заключается роль критиков и культурных обозревателей.
Есть еще проект The Buhars, который я очень хочу развивать. Это мой passion project. Все мои планы связаны с культурой, с музыкой. Моя мечта – это кинотеатр, какой-то классный просмотровый зал, лекторий, где мы могли бы собираться, показывать классное кино, устраивать концерты. Хочется иметь какую-то независимую, свободную площадку, где мы могли бы высказываться, демонстрировать то, над чем мы работаем. Мечтаю о библиотеке, об исследовательском центре, о своем подкасте. И писать музыку с The Buhars. Но точно знаю, что хочу работать и жить в Казахстане. Потому что нет ничего важнее, чем исследовать нашу культуру, нашу среду, делать ее частью своего опыта и растить своего слушателя, свою аудиторию.
Интервью: Александр Медведев
Фото: Зарина Гайнуллина
