Невозмутимый Вуди Харрельсон

Гедонист, бунтарское дитя Голливуда, сыроед, борец за экологию, противник войны в Ираке, сторонник легализации марихуаны и талантливый актер Вуди Харрельсон жаждал отведать бургер с черной фасолью в своем любимом веганском заведении. Составить себе компанию он пригласил журналистку Лили Анолик. 

Лили, странным образом, согласилась. Так начался их сдобренный ароматами канабиса увлекательный квест по фактам биографии актера и улицам Нью-Йорка.

Очередная суббота. Я лечу на встречу с Вуди Харрельсоном, но мир как будто против: я встреваю в пробку на входе в метро, пропускаю свой поворот, натыкаюсь на молодую мамашу со сдвоенной коляской, неспешно движущуюся на всю ширину и без того загруженного тротуара, за которой я вынуждена пристроиться. 

Миновав пару швейцаров, я вхожу в вестибюль жилой высотки на юго-западной стороне Центрального парка. Подлетаю к лифту, жму кнопку вызова и заглядываю в телефон. Две минуты после назначенного часа. Теперь я опаздываю официально. Успокаивая себя, достаю из сумки подборку материалов о Вуди. Самая привлекательная тема за последние годы: он провел всю сознательную жизнь, долбя коноплю, а потом, в 2016-м, отказался от нее. 

И на этой ноте, выходя из лифта, я улавливаю сладковатый запах марихуаны. А спустя мгновение стою у входа в назначенные апартаменты. Стучу. Дверь распахивается сама, едва я касаюсь ее костяшками пальцев. Я осторожно делаю шаг внутрь. Еще один. И еще. Запах уплотняется настолько, что уже буквально ощущается на вкус. Еще пара шагов, и я оказываюсь на пороге большого зала, в центре которого сидит Вуди.

Он в футболке и шортах. Его светлые волосы настолько редки, что он предпочитает поддерживать их длину на уровне, сравнимом со щетиной. У Вуди упругое и мускулистое тело, обеспечивающее свободу и гибкость движений. И ярко-голубые глаза, белки которых в данный момент по понятным причинам отливают нежно-розовым. Он выглядит не просто моложе своих пятидесяти восьми, он выглядит впечатляюще моложе — на какие-нибудь сорок, максимум. 

За спиной у Вуди стол, длинный и деревянный, на котором видны бутылка минеральной воды, конверт со штемпелем Creative Artists Agency, свежий выпуск журнала Rolling Stone, посвященный травке, на обложке которого Вилли Нельсон, великий гуру и борец за легализацию марихуаны, два зиплока с травой, вейп-картридж, папиросная бумага и одинокий носок.

Молчание затягивается, перерастая в неловкость. Чтобы его нарушить, говорю: «Привет». Голос ухает как будто со дна колодца. Вуди сверкает глазами и расплывается в своей знаменитой широкой улыбке (во все зубы, от уха до уха), заливается знаменитым смехом (отчасти идиотским, отчасти маниакальным, но восхитительным) и знаменитым голосом (томным, сексуальным, но в обкуренной тональности) произносит: «Чтооо? Это смешно». Я лишь киваю. Мой голос реально чертовски абсурден. 

Вуди спрашивает, буду ли я курить. Я отвечаю отказом и отмечаю, что и ему не следовало бы этого делать.

Он задумчиво затягивается. «Да, я бросал, — произносит он на выдохе. — Практически два года ни курева, ни вейпа. А потом нарвался на этого парня, — он склоняется и снисходительно тычет в Вилли Нельсона на обложке Rolling Stone, — и все. Все вокруг думают, что Вилли — образец прогрессивного мышления и добродетели, и это бесспорно так, но есть у него и темная сторона. Вилли никогда не радовался, что я бросил. И он последовательно пытался меня не отпускать. Его влияние было развращающим. Например, мы играем в покер, и он как ни в чем не бывало подсовывает мне вейп-машинку с травой, а я говорю: «Вилли, дружище, я больше этим не балуюсь». Он изображает удивление, как будто это для него сюрприз, и так каждый раз. Как мы познакомились? Я был на одном из его шоу несколько лет назад на Мауи. Мне захотелось встретиться с ним. Поэтому после шоу я подошел к его автобусу и постучал в дверь. Когда она открылась, изнутри вывалилось облако дыма, а сквозь эту пелену я увидел парня с длинными волосами, держащего добротную самокрутку, который произнес: «Давай пыхнем». И уже было понятно, что он станет другом на всю жизнь. Так вот именно Вилли не дал мне завязать, однажды он подсунул мне машинку в момент, когда я сорвал огромный куш. Торжествуя победу, я схватил протянутый им вейп и сделал глубокую затяжку. А Вилли лишь ухмыльнулся и сказал: «Добро пожаловать домой, сынок».

Мы подходим к окну в пол с впечатляющим панорамным видом на Центральный парк.

— Так что вы делаете в городе? — наконец начинаю я разговор по делу. 

— Я приехал посмотреть новую постановку. Был там прошлым вечером. Она называется Happy Talk.

— И как?

— Пьесу написал Джесси Айзенберг, этот парень просто гений. 

— И хороший актер. Он был вашим партнером по «Zомбилэнду», фильму 2009 года про зомби-апокалипсис, который перерос в серию фильмов о зомби-апокалипсисах под режиссурой Рубена Фляйшнера. 

— Точно так, — кивает Вуди.

— И вы вместе снимаетесь в сиквеле «Zомбилэнда», который совсем скоро выходит в прокат и режиссером которого вновь стал Рубен Фляйшнер.

— Именно.

Безмятежное выражение лица Вуди на мгновение сменяется мрачным.

— Да, интервью должно быть об этом. Но мне не разрешают говорить про «Zомбилэнд».

— Не разрешают?

— Я имею в виду, к черту. Я буду говорить с вами об этом. Просто студия не хочет, чтобы я что-нибудь разболтал.

— Ааа, спойлеры и тому подобное. 

— Я скажу вам одну штуку, Лили. Фильм вам понравится. Не могу обещать, что понравится всем, но вам гарантирую. 

После того как мы прояснили этот важный вопрос, Вуди хлопает себя по животу: «Я голодный. Как насчет перекусить? Может, пройдемся по парку и пообедаем в Candle 79? Это мой самый любимый веганский ресторан в мире. Мы возьмем кокосового молока, чтобы восстановить ваш голос». 

Он скрывается на лестнице, которую я сразу не заметила. Я выдвигаю стул из-за стола, готовлюсь присесть и вдруг обнаруживаю книгу, распластанную на седушке: American Spy Говарда Ханта. Вуди, вероятно, читал ее, когда я пришла.

Меня немедленно накрывает полномасштабная паническая атака, и это не эйфория от встречи. Хант был агентом ЦРУ, который служил в Белом доме при Никсоне и потом принимал участие в скандале «Уотергейт». Еще ходили слухи о его причастности к убийству Кеннеди. Некоторые сторонники теории заговора убеждены, что он был старшим из трех «бродяг», арестованных возле железнодорожных перегонов у Техасского школьного книгохранилища 22 ноября 1963 года. Те же теоретики заговора уверены, что самым высоким бродягой был Чарльз Харрельсон, отец Вуди, профессиональный наемный убийца из рядов организованной преступности, который умер в тюрьме во время отбывания двойного пожизненного срока за убийство федерального судьи, а до этого участвовал в стычках с полицией, попадался на распространении кокаина и в ходе разбирательств признавался в убийстве Кеннеди. Я делаю несколько глубоких вдохов-выдохов, чтобы вернуть спокойствие, пока не вернулся Вуди. 

Он по-прежнему в футболке и шортах, к которым добавились сандалии, которые выполнены из абсолютно натуральных материалов, изготовленных без ущерба для животных, и которые вряд ли смотрелись бы так выигрышно на ком-то, кроме него, и бейсболка с надписью про наркотики и вино. В этом наряде он менее всего похож на сына вооруженного, мафиозного, прожженного арестанта. На полпути к двери он хлопает себя по лбу и восклицает: «Бумажник, ключи!» и убегает обратно внутрь. 

Мы выходим из здания и пересекаем улицу в сторону Центрального парка. Мне слегка неловко в открытую идти рядом с ним. И дело даже не в том, что он знаменит, а в том, что он знаменит очень давно. Его карьера началась в 1985 году, когда Вуди прошел кастинг в сериал «Веселая компания» на роль обаятельного бармена Вуди Бойда. Вуди-персонаж был добродушным, бесхитростным деревенщиной, и Вуди-актер сделал его таким простым и открытым, без малейшего намека на застенчивость или снисходительность, что зритель вполне мог увериться, что Вуди-актер и есть такой добродушный, простецкий деревенский парень.

Но он был не таков. Он доказал свою сообразительность и талант, реализовавшись в качестве одного из самых жизнеспособных и выдающихся людей в кино девяностых, продемонстрировав широкий диапазон стилей и характеров: от гипертрофированной грубости в фильме «Белые люди не умеют прыгать» (1992) до эротичной мягкости в «Непристойном предложении» (1993). Он доказал свою решительность, когда рисковал положительным образом, играя ультраэкстремистских, низкопробных выродков, обладающих пугающим и отвратительным мачизмом, в числе которых серийный убийца Мики Нокс в «Прирожденных убийцах» (1994), а также порноделец и бич богобоязненного христианства Ларри Флинт в картине «Народ против Ларри Флинта» (1996).

В последние годы Вуди появлялся в ролях второго плана в престижных картинах, таких как «Три билборда на границе Эббинга, Миссури» (2017), или в номинированных на премию «Эмми» сериалах наподобие «Настоящего детектива» (2014), а также в таких кассовых франшизах, как «Голодные игры» и «Звездные войны».

Он зачастую затмевает номинальных звезд, но не переигрывая или перетягивая на себя одеяло (он, к счастью, избавлен от желания попасть любой ценой на экран), а благодаря исключительной непринужденности игры и щегольскому озорству. Это один из тех актеров, которые всегда выглядят естественно, потому что они настолько хороши в профессии, что кажется, что они вообще не играют.

Когда мы входим в парк, я понимаю, что мое беспокойство по поводу того, что Вуди вызовет столпотворение, оказалось напрасным. Он нацепил очки. И они вкупе с кепкой сделали его фактически неузнаваемым. Он задает неспешный темп, и мы не бежим — как я обычно, — а фланируем, все видим и слышим, наши шаги свободны и размашисты. День, как я внезапно обнаруживаю, прекрасен, просто великолепен. Не жарко, просто тепло, солнце в зените подернутого дымкой небосклона, мягкие лучи сверкают в отражениях спиц велосипедов и тележек продавцов мороженого. Вокруг развалились на траве беззаботная молодежь и воркующие парочки, семьи с корзинами для пикника, футбольными мячами и фрисби. Мне грозило бы полное погружение в прелести этого дня, если бы не склонность Вуди двигаться против правил.

Впервые я обратила внимание на эту его особенность несколько минут назад, когда мы переходили с южной стороны Пятьдесят девятой улицы на северную и Вуди сошел с обочины под запрещающий сигнал светофора, а я схватила его и оттащила обратно. Окажись я чуть медлительнее, его раскатал бы Escalade. И вот опять. Мы идем по Центр-драйв, машин нет, что, по идее, свидетельствует о полной безопасности, но вдруг Вуди шагает с пешеходного перехода на велосипедную дорожку. Разогнавшийся велорикша пролетает в нескольких дюймах справа, и я снова спасаю актера из-под колес. Пока я отгоняю возникшую в голове картину, как Вуди лежит на дороге с разбросанными, словно спагетти, кишками, а я, стоя над этим месивом, пытаюсь дозвониться до его агента, в опасной близости слева от него оказывается женщина-полицейский на огромной белой лошади, и я снова хватаюсь за него. Вуди бросает на меня пытливый взгляд, но в остальном остается невозмутимым.

Я решаю, что сейчас самое время расспросить его о детстве. Он родился в Мидленде, штат Техас, в 1961 году. Его отец бросил семью, когда Вуди было семь. Его мать Диана, в девичестве Освальд (не родственница Харви Освальда, но совпадение интересное), весьма набожная женщина, имеющая юридическое образование, перевезла Вуди и двух его братьев в родной Лебанон, штат Огайо, когда будущей звезде было двенадцать.

— Вуди Харрельсон был трудным ребенком?

— Дааа, мне кажется. И при этом маменькиным сынком. Во мне было много злобы, ярости. Ведь нужно постараться, чтобы тебя выгнали из детсада. А потом меня выгнали еще и из первого класса. Они думали, что я украл сумочку, но это было не так, а я получил по полной от учителя за кражу сумки, которую не брал. В итоге я обошел всю школу, разбивая окна голыми кулаками. После этого меня отправили в Briarwood — частная школа в Хьюстоне для сложных детей. Их концепция заключалась в том, чтобы давать ученикам не только образование, но и дарить любовь, что звучит странно, но вполне работает. Я мог сделать что-то неправильно или нагрубить, а со мной обходились с любовью.

— Тяжело было переезжать на Средний Запад? — интересуюсь я. 

— Нет, все было хорошо. Я больше не чувствовал себя изгоем. Помню, как мама говорила: «Твой учитель сказал, что ты популярнее других детей». Я не знал, что это значит, но понимал, она гордится мной. 

— А когда пришел интерес к актерству? 

— Свою первую роль я сыграл в средней школе. До этого я разве что изображал Элвиса перед парнями из футбольной команды под песню All Shook Up. Постановка делалась для церкви. На самом деле это был даже не спектакль. Как называется тот момент в Вифлееме, ну, в яслях?

— Рождественский вертеп?

— Точно. Но в комичной форме. Я играл пьяного. У меня был великолепный выход, когда я появлялся позади, пробирался через лавки и, спотыкаясь, падал на подол моей прабабушки Полли.

— Поговорим о периоде в колледже. Вы поступили в Hanover College в Индиане?

— По пресвитерианской стипендии. Специализация — английская словесность и театральное искусство. Я также изучал теологию, поскольку намеревался идти в духовенство. 

— И потом, я так понимаю, передумали?

Вуди смеется. 

— Так и было. Передумал.

Я поднимаю голову и различаю сквозь листву уличный указатель. Указываю на него Вуди. 

— Восемьдесят восьмая улица? — произносит он, снимая кепку и стирая пот с бровей. — Это мы сильно промахнулись. 

— Мне кажется, поблизости нет другого выхода, наверное, нам лучше вернуться обратно. 

— Не обязательно. Я знаю, как это исправить. 

Он поворачивается, пробирается сквозь деревца между мощеными тропинками и подходит к стене, отгораживающей Центральный парк от городской структуры. И взбирается на ограду высотой по пояс. 

— Нам нужно лишь перебраться через эту штуку, — кричит он и исчезает за ее краем. 

— Я не смогу. 

— Тут не так высоко. 

А это метра два с половиной не меньше. 

— Мне кажется, вы не учитываете моих каблуков, —

говорю я, пытаясь скрыть страх.

— Так снимите их, — подначивает Вуди.

Я быстро просчитываю варианты. Если откажусь, попытаюсь найти нормальный проход, пройдет не менее четверти часа. За это время Вуди может потеряться, а то и погибнуть. Машины на Пятой авеню движутся быстро. В конце концов, будет нарушен ритм беседы. И вот для меня настает момент, когда, как формулирует Таллахасси, персонаж, сыгранный Вуди в «Zомбилэнде», я должна «не звенеть яйцами». Я взбираюсь на стену и перекидываю через нее ноги. Повисаю на несколько секунд, и единственное, что меня утешает, это плотно облегающая юбка, которая не позволит мне сверкать прелестями на весь Верхний Ист-Сайд. Я закрываю глаза, задерживаю дыхание, отпускаю руки и приземляюсь на ноги. Вуди аплодирует.

Мы добрались до ресторана живыми, несмотря на то, что у Вуди случилась еще пара неожиданностей по дороге. Mercedes рявкнул на него, когда актер шагнул тому наперерез через разделительную линию на Парк авеню, и он попятился бормоча: «Ладно, ладно, чего все такие напряженные?»

И я вдруг поняла, что Вуди не нужно спасать. Его взаимоотношения с опасностью схожи со взаимосвязью мультяшного Вайла И. Койота с гравитацией: он умеет бежать по воздуху, пока не понимает, что земли под ним больше нет, и только после этого камнем падает вниз. Вуди — как Вайл И., только круче. Он никогда не признает опасность, и поэтому с ней не сталкивается. Опасность его просто не достает. 

За поеданием бургеров с черной фасолью и семенами тыквы, а также цветной капусты в панировке Вуди рассуждает о разочарованиях в своей карьере.

— Мне предлагали роль в «Джерри Магуайере», и я сказал Джиму (Джеймс Л. Брукс, один из продюсеров фильма. — Esquire): «Слушай, никому не интересна фигня про спортивного агента».

Потом он вспоминает про первые впечатления от «Zомбилэнда».

— Мой агент прислал мне сценарий, и я такой: «Чувак, зомби? Серьезно? Мы настолько опустились?» Он говорит: «Сделай мне одолжение, просто прочти сценарий». Наконец я прочел и думаю: «Черт, а ведь отлично написано».

После того как официант убирает десертные тарелки, на которых совсем недавно красовалась двойная порция шоколадно-ореховых трюфелей, Вуди достает свои зиплок-пакеты с бумагой и абсолютно невозмутимо начинает набивать самокрутку. Как только он ее поджигает, миниатюрная темноволосая женщина спешит к нашему столику, и я жду, что она сделает ему замечание, но этого не происходит. Вместо этого она заключает его в медвежьи объятия. Это Джой Пирс, совладелица Candle 79. До меня доносится их разговор с Вуди — обмен ресторанными новостями, слухами, привычными нападками на Трампа. И потом Джой упоминает, что Вуди как-то был у Дональда Трампа на ужине. Я прошу объяснить, Вуди не спеша кивает. 

— Хотите услышать про тот ужин? Конечно, я расскажу. Мой приятель Джесси Вентура (бывший профессиональный рестлер и экс-губернатор Миннесоты. — Esquire) позвонил ко мне — а это был 2002 год — и сказал: «Дональд Трамп пытается убедить меня пойти с ним на выборы от Демократической партии в 2004 году. Составишь мне компанию?» Я ответил: «Да, дружище». Так мы и встретились в Trump Tower. Там была и Меланья, только она еще не была женой Трампа. И это был, должен вам сказать, жесткий ужин. Два с половиной часа. Было забавно наблюдать за движениями Джесси. Создавалось впечатление, что Трамп зажимает его, заставляет сказать «да», но в последний момент Джесси выворачивается и уходит из блока. Если делить обычный стол с четырьмя персонами, каждому, по логике, приходится 25 процентов беседы, правильно? Но я бы сказал, что тогда Меланье досталось около 0,1 процента. Я получил один процент, а губернатор Джесси — около трех. Трамп забрал все остальное. Было так тяжело, что я вынужден был выйти наружу и пыхнуть, чтобы спокойно вернуться к тому моноспектаклю. Слушайте, я прошел Голливуд, я видел разных нарциссов. Этот парень превзошел всех. Он взорвал мне мозг. Правда, одну интересную вещь он все-таки сказал: «Знаете, я стою столько-то миллиардов долларов. Но когда я умру, не важно, сколько их будет, мои дети передерутся за эти деньги». Это было единственное стоящее заявление в тот вечер. 

Обед заканчивается ближе к ужину. Мы с Вуди выбираемся наружу. Он предлагает вернуться тем же манером, через парк. Я делюсь печальной правдой о натертых ногах. Он смеется и ловит такси. 

Я оставляю его на Колумбус-Серкл и еду дальше в центр. Да, в машине было выкурено еще немного травы, и да, окна были закрыты, и я опять надышалась этими парами. Но не из-за этого я расслаблена до состояния ступора, после которого и умереть не жалко. Нет. Я погрузилась в нирвану, просто побыв с Вуди Харрельсоном — такая уж у него аура. 

---

Перевод Темира Утешева

Фотограф Марк Хом